С началом века первым после Ельцина с Путиным меня поздравил Моисей Дмитриевич Ефимов. Поэт до конца своих дней, бессменный председатель нашего союза.
Ни с кем так долго и так много не переписывалась, как с ним. Дольше только с родителями в разлуке. Ещё со студенческих лет, а я раньше своих сверстников начала почти взрослую жизнь, не было недели, чтобы не писала им, а они мне. Писала мама, а отец редко, но метко. Даже не знаю, с кем была откровеннее – с ними, самыми родными людьми, или с большим поэтом, который на целую жизнь старше меня. Надеюсь, мои ответные письма уже давно утилизированы, а Моисея – в моём зелёном сундуке. Он с самого начала подписывал свои письма, как просто Моисей. А я была просто Венерой, ибо была моложе (в союзе много лет ещё оставалась самым молодым членом), да ещё моё же имя стало творческим псевдонимом.
«Венера, мой дорогой друг! Поздравляю с 2000-м годом! Счастлив от того, что своё первое письмо в новом веке и тысячелетии пишу именно тебе. Здесь твою новую книгу хвалят. Писатели, прогрессивные писатели. А о том, что не стоит оспаривать глупцов, говорил сам великий Пушкин. Ещё они хвалят твоё последнее интервью в «Кыыме». Говорят, все высказались банально, одна Венера была оригинальной. Тем они подтверждают мое мнение, что ты особенная. Я последний раз выпил свои три рюмки 27 декабря в Академии. С тех пор решил жить, как Венера, и не выпил ни одной рюмки. «Мальчики» смеются: «Помнится, Василий говорил, что не будет пить до 2000-го года. А Моисей бросил пить со встречи 2000-го года. Надолго ли? Или, как Василий, как завяжется, так развяжется?».
Это письмо от 5 января 2000 года. Что касается интервью, это был просто обычный новогодний опрос. Василий – Василий Тарасович Сивцев, тоже поэт, второй человек в правлении союза писателей, впоследствии так же, как Моисей Ефимов, народный поэт Якутии. Блин, дальше мне писать, даже ссылаясь на дневники и письма, будет проблематично. Насколько я могу быть откровенной с самим собой и со всем миром? Дальше с каждым годом всё ближе опасная трясина. Хотя мы там уже были. Никто туда нас силком не тащил. Сами по доброй воле оказались. И вполне комфортно себя там чувствовали. Академия – имеется ввиду академия духовности. Была такая академия и только в Якутии, может, и сейчас есть. Инженеры якутских душ там члены. Почему она у нас есть, оттого, что мы в духов верим? Мы и в крещение в купель ныряем, молитвы на ночь читаем, оладьями ублажаем духов, хороним, как все, только через три года туда не ходим. Празднуем суверенитет, день государственности по два раза – России и республики. Мы и там, и здесь.
Писать мне про три рюмки, про знаменитую рюмку со сломанной ножкой, доставаемую по утрам из вожделенного сейфа Моисея? Об этом знали все. Но большинства свидетелей и участников веселья круглый год уже давно нет. «Пройдут года, и тебя потянет на воспоминания», - не раз говорили они мне. Вот я созрела для такого дела, а вспоминается совсем не то. Хотя они сами, когда начинали вспоминать времена своей молодости, чаще говорили о пьянках да гулянках, а не о стихах. С ними самими я редко говорила о стихах. Их хвалу пропускала мимо ушей. Зато любопытно было оживлять в воображении классиков якутской литературы, не только, как писателей, мастеров слова, а вполне себе земных людей с такими же пороками, страстями, как все мы.
Итак, Моисей решил вести ЗОЖ, как Венера. Или он так заблуждался во мне, был одурачен моими эпистолярными заскоками, или я вправду в ту пору дала себе обет. Каюсь, со мной так периодически бывает. Занимаюсь самозабвенно своим здоровьем, затем так же упорно разрушаю его. Как привезла семь килограммов аюрведы из Индии, вскоре начался ковид. У меня были не только маски, перчатки, жидкости для обеззараживания, но и весь остальной набор. С Трампом я лично не была знакома, тестов индивидуальных не было, но прививку поставила. Так пронесло же. Мне ближе принцип – думая о хорошем, готовься к худшему. Ковид забыт, сейчас у всех иные страхи. Медицина тут бессильна. На такой вариант событий у меня уже нет подушки безопасности: бункера нет, но калия йодид в аптечке имеется.
Писатели, в основном, поэты, чьи сочинения учили и учат в школе, любили шутить. Про Моисея: «Для Моисея есть только два поэта: он сам и его Венера». И это всегда в рифму. Я дословно не помню и пишу тут на другом языке. Может, и хвалили меня очень много, потому что хвалил Моисей. Кстати, вроде ещё говорили о нём, мол, он заболел болезнью дивной – венерической.
Вот так всегда – шутя, любя, обо всём. Даже это вечное противостояние двух творческих союзов в моей памяти осталось в виде шуток-прибауток. Порой и похороны становились поводом для такого. Моисей часто говорил про одну писательницу, об её таланте, о том, что она особенная, не от мира сего. Пришла с лопатой, сказала, что идёт хоронить сына. Ему с трудом удалось объяснить, что так не делается, помог деньгами и с организацией всего. Позже другой председатель говорил, что в союзе денег нет даже на некролог, не говоря уже о венках. А были они в пору председательства Моисея Ефимова? Из сейфа доставалась только водка, денег я не видела. И пили они на свои, а не пропивали чёрную кассу в 90-е, как две их любимые поэтессы.
Будучи писателем, общаясь с ними, не пить – себе вредить. Так и без них у меня была хорошая школа. Быть ментом и не пить вообще западло. Про меня, наверное, думают, что давно спилась, на дне. Могла бы, только есть у меня фирменный секрет – я не похмеляюсь. До дна бутылки дойду, правило трёх рюмок на меня не действует, но дальше уже как-нибудь без меня. Хоть сто мемуаров напишу, обелить себя не удастся, всё равно будут считать алкоголичкой. Как и дурой. Умной меня считал только Моисей Ефимов. Эпистолярный жанр требует работу ума. Вот в письмах я и «обелила» себя. Хотя в 2000-х мы уже дружили и в реале.
В начале было только слово. «Благую весть» обо мне привезли в столицу тот же Василий Сивцев и Семен Руфов. До того момента Моисей знал меня только по моим стихам. В 1994 году отмечали 45-летие начала алмазной эпопеи в Якутии. В 1949 году нашли первый якутский алмаз в моём селе. Юбилей отмечался с размахом и не один день. С «Ленфильма» съёмочная группа была специально приглашена. И мы снимали с оператором районного телевидения. С бодуна «одели» умное лицо и вперёд, чтоб никто и не заметил, никто и не подумал, что довольно хреново нам. А столичные поэты сочли мой фейс вполне годным, чтобы быть членом их союза. Другой поэт, не такого высокого ранга, как они, ночевал в доме моих родителей. Вечерком я похвасталась, мол, меня обещали принять в союз. На что он посоветовал раскатать губень обратно, мало ли что говорят они, мол, это просто пьяный базар, ему было обещано лет десять назад, а воз и ныне там. Ну, а мне было всё равно – примут, хорошо, нет, ничего страшного. В итоге через год я была уже в союзе, а того поэта приняли намного позже.
С таким же успехом могла одеть умное лицо и идти мыть полы, а одноклассник, с которым восемь лет за партой вместе сидела, не захотел меня нанять полотёркой.
Важен не ум, а фейс. Для дела. А чтобы писать дальше, мне и фейс менять не надо. Моисея Дмитриевича давно нет. Потому для всех я дура навсегда. Оно и ладно, быть умным ныне неприлично, невыгодно, неудобно и даже опасно.
Кстати, мой зелёный сундук, доставшийся от предков, хранит не только письма поэтов. Нашла моё первое поздравление маме с 8 Марта. Помню, как задолго до праздника клеила в тетрадочку фантики от моих любимых конфет, и подарила её любимой маме. В ту пору писать я не умела, поздравила, как могла. Позже долгими зимними вечерами украдкой копировала мамину вышивку обычными нитками. Мое первое и последнее рукоделие. Шить и вышивать – это не моё. Как-то внучка спросила: «Что у тебя, бабушка, в сундуках?». В старые времена бабки прятали в сундуках или приданое потомкам, или свой погребальный прикид. А в моих сундуках одна макулатура. В них – вся моя жизнь…
«Пройдут года, и тебя потянет на воспоминания», - не раз говорили они мне. Вот я созрела для такого дела, а вспоминается совсем не то.
