...Фабий Антоний Элий был осажден женой.
В триклинии, где сновали рабы с блюдами, накрывая столы, она с несколькими матронами разбирала короб с песцовыми и лисьими мехами, показывая мужу, прибрасывая на себя.
- Антоний, Антоний, посмотри, какая прелесть, ах, мне не верится.., такое богатство будет носить моя дочь.
- Я рад за мою дочь, - Антоний Элий, в душе страшно злой, старался улизнуть.
- Она такая же твоя, как и моя,… я ее воспитывала - грубо ответила супруга. - Я не говорю, что Марк Виктор – твой сын и только твой. Он и мой тоже.
- Он только мой! – раздраженно отпарировал старый Фабий. - Мой и моей первой супруги, да упокоится ее чудесная душа в стране Блаженных! И Глория моя и только моя!
Супруга подхватила новую охапку мехов.
- Оставим в покое мертвых. Скажи–ка лучше, Фабий, я могу себе оставить эту лису?
- Спроси у Глории, она – хозяйка свадебных даров.
- Спрашивать? – супруга надула губки. - Много чести! Я имею право все забрать. Я – пусть и мачеха, я ее воспитывала, меня она не ослушается.
Как-то никто не заметил тихонечко пристроившуюся к спинам любопытных Аулию Велиану, приехавшую с дядюшкой Бофорсом.
… Дядюшка Бофорс задержался в триклинии, вдыхая ароматы богатых яств, увидел хозяина, а тот – его. Оба обрадовались встрече, особенно Антоний Элий, нашедший повод избавиться от общества жены. Пошел к гостю, приветствуя его.
- Дорогой Цецина Лаэрт, как обстоят дела со свадебным гороскопом?
- Заказ получим завтра, дорогой Фабий. Ты же знаешь, я не практикую гаруспицию. Мне эти чудачества во-о где сидят!
- Жаль, Цецина, ты обладаешь даром пророчества.
- Но ничем не хочу обладать даром. Даже своими способностями!
- О-о, чудак – человек!
… Тая улыбку хищницы, Аулия Велиана смотрела на бывшего возлюбленного, торжествуя в душе: сейчас они оба получат, и глупышка Глория, и он – плотоядный дракон!
Кай Валент поймал краем глаза взор маленькой расены, стрелой черной страсти пронзившей его чувство
– она похорошела! – но и всё, он виду не подал, продолжая говорить Марку Виктору:
- А, если супружеская жизнь не сложится, что ж… В Риме давно практикуют разводы. Достаточно будет мне и Глории сказать, … мы чужие…
Аулия, как кошка прижмурилась, поцеловала кончики пальцев, со сладким намеком прижав их к соску своей груди, закрытой алым шелком блистающего вечернего наряда.
- Мы внесем такое условие в брачный контракт, - договорил Кай Валент с легкой хрипотцой в голосе, вновь вперив взгляд в Аулию. Она показала еще один жест, тревожащий чувство: коснулась кончиком языка краешка указательного пальца, томно прикрыв глаза. Кай Валент тут же перевел взгляд на Марка Виктора. Еще не знавший, что Аулия в зале, он позиций не уступил:
- Развод – всегда позор! Честь моей сестры вне подозрений была и будет!
- Браво! – зааплодировал Теренций Павлин.
- Отлично, Фабий! – закричали хором Луций и Флакк.
- Мы свое право знаем! - воскликнул Тит Домиций и состроил Каю Валенту рожицу, дескать, получи!
Гай Аврелий подтолкнул его плечом, глазами указав на Аулию.
- Что-то сейчас будет, Тит!
У Тита потемнело в глазах.
- А ее дядюшка тоже здесь?..
Тит Домиций увидел входивших в зал Ларта Бофорса с Антонием Элием, и бегом прятаться за спину своего отца.
- Благородный Антоний Элий! – сильный голос Марка Виктора полетел над головами гостей к ушам родителя. - Отец! Я дал обет богине Весте, либо моя сестра выйдет замуж по любви, либо уйдет в храм весталок. Я поклялся собственной жизнью!
Сын знал, чем пронять родителя. Немедленно тот был в кругу любопытных, широким жестом раздвигая людей. Побледневший, со страшными глазами.
- Ты…Ты дал обет?!
- Да! - победно задрал подбородок молодой Фабий. - Жизнь твоего наследника, Антоний Элий, в закладе!
Отец прижал жилистую руку к сердцу, оно дало легкий сбой.
- О, бессмертные лары моего дома, что я должен предпринять, слыша слова моего сына, грозные для родительского очага?!
Тут все поутихли, даже гонористая молодежь – происходящее принимало крутой поворот. Старого Фабия за локоть поддержал Марий Алкивиад.
- Боюсь здесь не обошлось без подсказки…Кто-то из молодых интриганов плетет паучью сеть…Тит Домиций?...
Глава славного рода пропустил мимо ушей слова Мария, стиснул кулаки, с отчаянием выкрикнул:
- Что я должен предпринять в этом случае? Мой сын дал обет!
Зашумели гости. Помолвка срывалась.
Ларт Бофорс проводил хитрым взглядом Тита Домиция и тут же оказался за его спиной. Слышал, о чем говорил своему отцу жирный баранчик.
- Здорово, отец? Это я намекнул Фабию дать обет. Теперь Фабии сожрут сынка Алкивиада.
- Тихо, Тит…Ты перестарался. Если сорвется помолка, я тебе оторву голову.
- За что?
- Я не просил тебя вмешиваться, я просил тебя только позлить Марка Виктора…
- Так у него же везде крайности! Позлить…
Они замолчали, когда из шумевшей толпы прилетел ликующий голос Аулии Велианы. Глория, вздрогнув, подняла опущенный взор.
- Что ты должен предпринять, о, высокочтимый Антоний Элий? Да, сущий пустяк!
Она выскользнула из толпы, держа на локте складки накидки, затканной золотой нитью, неожиданно великолепная в своем вечернем наряде, со сверкающей диадемой в пышной прическе.
Невольно Марк Виктор отступил, краснея, когда она к нему, первому, обратилась, веселая и лукавая:
- Мы воздадим должное твоему обету, о, Марк Виктор, ничто его святость не нарушит, если…Если саму невесту спросим, согласна ли она? Вы все поняли?
Аулия обежала глазами притихшее общество, встречаясь со взглядом подруги .
- Надо только спросить тебя, Фабия, согласна? Почему молчишь? Я знаю тебя лучше всех. Что им твои хрупкие надежды, твои слезы, твои сны? Твоя мечта о прекрасной любви и любимом муже? Что им твоя душа и твое сердце?
Кай Валент смотрел на бесстрашную дочь этрусков. Огонек невольной страсти, вспыхнувшей в нем с момента появления бывшей возлюбленной, погас. Он теперь точно знал, кто она, подруга детства его невесты.
- Да, очнись ты! Марк Виктор прав, не выходи без любви. Ты его не любишь, ты его не знаешь – откажи. Да, не съедят тебя!
Сейчас Аулией можно было восторгаться, алкая пылкую ее красоту, как это делал Марк Виктор, но Кай Валент раскусил коварство расены – она сеяла сомнение в сердце подруги.
Аулию поддержал Марк Виктор, яростно воскликнув:
- Говори, Глория! Не бойся. И пусть этот час в доме Фабиев войдет в историю рода, как наука потомкам – спрашивать сердце дочери, а не продавать, как рабыню!
Антонию Элию сделалось дурно. Его повели на ложе. Растерянность главы рода многих заставила подать голос в защиту невесты. Вокруг уже кричали, чтобы не молчала, постояла за себя, особенно неистовствал Теренций Павлин:
- Спроси свое сердце! Ум, обольщенный красотой, лжет!
- Долой засилье стариков! Права – молодым!
Хором скандировали кудрявые пажи:
- Мы – за любовь!
Лаяли собаки.
Глория оглядывалась со слезами, невольно проступившими в глазах. Что же натворила ее подруга, кричавшая, казалось, громче всех:
- Думай о себе, иначе пропадешь! Не выходи за него, не выходи!
Она же знает, почему молчит жертва ночи Сатурналий. Или хочет, чтобы рухнули мраморные своды этого дома от крика дочери Фабиев: «Я бесчестна! Я тяжела! Потому не могу вам дать ответ»?! Они все кричат: «Не выходи без любви. Виват, Амур!»
Неистовая Аулия сжимала в кулачке сердце подруги, меча хищную страсть взглядов в зрачки ее жениха, и не заметила дядюшку. Он пробирался к ней, сквозь зубы роняя:
- Советую пропустить меня, только пропустить!
Кай Валент не выдержал. Пусть Аулия и добилась его отступления – не себе на корысть,- на пользу подруги, пусть она выбирает сердцем, а не глазами.
- Я приветствую в этом доме дух свободы выбора! Глория, не терзай себя. Откажи, если наш брак в тягость тебе. Клянусь честью, я дам отпор любой грязной болтовне, никто не посмеет укорить тебя.
Его последние слова заглушил до задыхания вымученный вскрик Глории:
- Я согласна! Я буду тебе женой, Кай Валент, по праву твоей руки!
И поплыло перед глазами.
Машинально отбросив розу к ногам Аулии Велианы, жених подхватил Глорию на руки – она лишилась чувств. Отвернувшись, Кай Валент понес невесту, бережно поддерживая на плече ее прелестную голову…
Гости минуту ошарашено смотрели вослед. Она не просто согласилась, она отдала себя со всеми потрохами под его руку!
Брак «с рукой» означал для жены полную зависимость от мужа, его власти, его прихоти.
«Этого в контракте мы не указывали, - подумал Марий Алкивиад, сильно удивившийся поступку Фабии Глории. - Девчонка по уши влюблена в моего мальчика…»
Ожили гости, устремляясь в триклиний, в предвкушении долгожданной трапезы.
- А моя дочь…Ну, какова, а? Под его руку…Не волнуйтесь, придет в себя героиня праздника! – говорил гостям Антоний Элий ожившим голосом.
Аулия Велиана какое-то жуткое время смотрела в спину возлюбленного. Ударом каблучка растоптала бутон розы. Круто обернулась, налетела на Марка Виктора. Оттолкнула его, торопливо поцеловавшего ей руку, плюнула на Теренция Павлина, влепила оплеуху Гаю Аврелию, кулачками ударила в груди Флакка и Луция, и попала в медвежьи объятия дядюшки.
- Дура! Она дура! Феб ей не простит, никогда не простит! Дура она! – задыхалась от крика Аулия, а дядюшка задыхался от негодования. Взмокший, тащил племянницу из зала. Крикнул молодому Фабию:
- Держи себя в руках, мальчик мой! Обычная истерика девы на выданье!
Марк Виктор опустил взгляд на растоптанную розу.
- Странная истерика, - тихо сказал Теренций Павлин.
- Аулия завидует подруге, - буркнул Флакк.
- Ага, - кивнул Луций. – Дочь Цецинов заневестилась, дурь в голову бьет.
- Да, кто их поймет, этих женщин. - вздохнул Гай Аврелий, поглаживая припухшее ухо. – Я совершенно не причем, а меня приласкали кошачьей лапкой.
- Родись Феб последним нищим – женщины все равно валялись бы у него в ногах, - подал голос Тит Домиций и, довольный своей издевкой, встретился со взглядом Фабия, его взгляд был темнее августовской ночи…
Ларт Бофорс увез племянницу в свой дом, сдал на поруки матушке Цецине, строго-настрого запретил кого-то приглашать в гости. Сказал напряженному лицу Аулии:
- Я тебе поверил в последний раз!
