Произведение «Денщик» автора M.А. - Литературный сайт Fabulae

«Только выполнение своего долга заставляет
человека идти почти на верную смерть.
Но мы так были воспитаны»
Э. Н. Гиацинтов

Огневая точка у красных была удачная. Благодаря холму, почти неприступная. Несколько раз белые пробовали прорваться и каждый раз их отбрасывали мощным пулемётным огнём. Пытались казаки конной лавой. Неудачно. Пытались юнкера. Но даже у них не вышло.

Наступавшие цепи белых залегли, не двигаясь с места. Только изредка отстреливались, отвечая одиночными залпами на вражеские очереди, которыми их щедро поливали. К солдатам приковылял молодой полковник, задорно улыбающийся на выстрелы.
— Ну что у вас?
— Да вот, засели и никак их не взять. Два пулемёта у них. Волною так и хлещут. Ни подойти нельзя, ни мимо обойти, — докладывал ему унтер.
— Танки бы нам... — мечтательно вздохнул солдат из новеньких.
— Ничего, мы и без танков, сами справимся... Что если огонь открыть, на себя их внимание отвлекая. А в это время двое к ним с боков тихонько подползут с гранатами, да и ...ут. — полковник употребил красочное слово, обычное для солдатского лексикона и более воодушевлявшее людей, чем пафосные патриотические тирады.
Он не пытался быть запанибрата. Полковничьи погоны ему дали совсем недавно. Гражданскую начинал поручиком, но уже с немалым боевым опытом. У него имелись уже четыре ордена — два святой Анны, с мечами и бантом, один святого Станислава и святой Владимир. Только святого Георгия ему не хватало. Несмотря на молодость и отменную физическую форму ходил, припадая на ногу, раненую и ещё не зажившую. Таким офицерам не было надобности подлизываться к солдатам. Их и так любили и почитали. У таких офицеров не было дезертиров. Таких офицеров в Русской Армии было когда-то большинство. Такие на войне гибли в первую очередь.

— Нужны только два добровольца, — полковник внимательно оглядел солдат, — Ну, кто со мной пойдёт?
Сразу несколько человек выступили вперёд.
— Господин полковник... ваше высокоблагородие, вам нельзя. Опасно очень, — вступил унтер, — давайте лучше я и, вон, Петров.
— А справитесь?
— Постараемся.
— Ну с Богом.

Пока все стреляли, два солдата, вооружившись гранатами и оставив только мешающие винтовки, поползли к красным. Два простых русских мужика, интересы которых, судя по заявлениям, защищала Красная Армия, почему-то воевали против неё.
Полковник напряжённо следил за ними.
— Эх, заметили, гады. Нет, сам пойду. Дайте гранату.
Зная характер своего командира, солдаты уже не пробовали его отговаривать. Только денщик запротестовал.
— Как же вы пойдёте? Тех то убило. Не пущу.
— Ну что ты, Архип, — офицер ласково глянул на него.
— Вы после ранения. Вам поберечь себя надо. Лучше я вместо вас.
— Ты следующим пойдёшь... Если я не справлюсь.
— Да как же?
— Прекратить разговоры.
Это уже был не оборот речи, а приказ, данный в боевых условиях и равнозначный закону.

Старый денщик скорбно и очень громко, умышленно громче чем можно было бы, выдохнул, показывая насколько ему не нравится эта затея. Пока полковник отстёгивал шашку и осматривался, Архип ещё повздыхал.

По грязи, по пристреленной местности полз царский офицер и белогвардеец. Два человека, пошедших перед ним, погибли. Риск был оправдан, но всё равно велик. Ни один красный командир никогда бы так поступать не стал. А у белых это было в обычае. Если в атаку — офицер идёт первым. Раненая нога должны была мешать ему, несомненно, должна была болеть. Но по нему этого видно не было.
Недаром говорится «храбрость города берёт». Полковник подобрался достаточно близко, чтобы бросить гранату. Правда, этим он себя обнаружил и был убит. Но задачу выполнил. Оглушённые взрывом, с одним раскуроченным пулемётом красные уже не могли сдержать белых. Атака прошла настолько успешно, что кроме трёх подрывников никто не погиб.

Денщик вытащил тело полковника из-под огня. Держа его голову на своей мозолистой мужицкой руке, он аккуратно оттирал кровь и грязь с ещё румяного, свежего, совсем как живого лица и плакал. Для него это было личное горе. Седой мужик плакал над телом двадцатипятилетнего молодого офицера-дворянина. Простолюдин оплакивал «буржуя».

— Как же вы это так, Михаил Николаевич? Я то как теперь? — он беспомощно оглядывался на стоящих в безмолвии солдат. Все были подавлены, иные тоже утирали слёзы.
Старик был безутешен. Не только по службе, но и в жизни он заботился о своём начальнике и оберегал его как родного. Несколько лет состоял денщиком при нём, с самого начала Великой войны. Революция их разлучила на некоторое время, но, несмотря на всё, нашёл своего родного Михаила Николаевича, чтобы уже никогда не покидать. В отношениях между офицером и денщиком, помещиком и крестьянами, господином и слугой не было ничего рабского, приниженного. Пока не появился социализм, пропитавший всё ядом. До этого Россия жила семьёю. Не существует идеальных семей. Конфликты бывали. Но ссоры не перерастали в противостояние, бунты не превращались в полномасштабную войну, пока крестьянам и солдатам не «объяснили», что господ и офицеров надо ненавидеть не за то, каковы они, а за то только, что они есть.

Очередной русский офицер отдал свою жизнь. И только верный денщик и непосредственные его подчинённые скорбели о этой утрате. России, похоже, герои были не нужны. Она с лёгкостью избавлялась от офицерского корпуса. Все победы Красной Армии добывались массовостью, но не личными подвигами. Личностей в советском обществе не было. Была оголтелая толпа, которую гнали в нужном направлении. Естественно, находились те, кто достигал противника ранее остальных и даже те, кто успевал этого противника убить. Но только это сложно назвать храбростью. Храбрость требует личной воли. Куда более выдержки и мужества нужно было для того, чтобы возразить на партийном собрании. Вот это действительно был подвиг. Русская Армия и её преемница армия Белая держались на личном героизме. Однако герой бессилен против толпы. Десятеро подлецов и трусов всегда одолеют одного храбреца. Так что победа красных не являлась достижением. Их было в разы больше. У них было лучшее оружие и снабжение. По сути, никакой войны и не было. Были лишь отдельные офицерские, казачьи и крестьянские восстания. Большевики их подавили, потому что хорошо осознали силу беспощадного террора.