ДЕПРЕССИЯ
1.
Ни за что не подумал бы… Когда он обогнал меня раза три на соседней дорожке, то я уже выдохся, вынырнул в последний раз и уселся на бортике, поджидая его. Ну, надо же! Ждать, впрочем, пришлось недолго. Еще метров сто. Он причалил прямо возле моих свешенных ног, и внимательно посмотрел на меня. Я перехватил его взгляд и тут же вставил:
- Да, Вас и не обогнать. Что это? Техника?
- Я смотрел, как вы плывете. Руки сильные, загребаете хорошо, а ноги почти не работают. Вам сколько лет?
- Тридцать четыре.
- А мне пятьдесят восемь. А ваш размер обуви…
- Сорок пятый. А при чем тут размер?
- У вас ласты на пять сантиметров больше, чем у меня. Конечно же это имеет значение. Вы и повыше сантиметров на десять. И ноги у вас длиннее, и руки. Все имеет значение в плавании. Ну и моложе конечно, что тоже немаловажно. По всему видать, обставите меня в два счета.
- Видите, не получается.
- Ноги слишком глубоко погружаете, пальцы на ступнях поджимаете. Попробуй, перелопать такую массу воды. Голову поднимаете слишком высоко. Когда плывешь кролем, голова не должна тормозить движение. Вот так, чтобы вода касалась нижней губы на вдохе,
Он продемонстрировал…и продолжал,
- Дыхание, кстати сказать, тоже важно. Тело должно быть прямым, пяточки - достигать поверхности воды. Представьте, что вы - торпеда. Все остальное, вы правы, дело техники.
- Спасибо за советы. Попробую вас обогнать в следующий раз. Можно вас угостить чашечкой кофе?
- Да, я и не сомневаюсь. Ваше время настало, тридцати - сорокалетних. За вами будущее, включая ошибки. За нами прошлое и опыт их преодоления. Знаете, как передвигается стадо приматов? Вначале идут молодые самцы, потом самки с малышней. А замыкают старики. Опыт нужно сохранять, иначе некому будет наживать следующий, - он подтянулся на руках и выбрался на бортик. Оказался он невысоким, поджарым мужчиной, слегка лысоватым на затылке. В общем, обычный мужик без пуза. Снял шапочку очки и наносник, выковырнул из ушей беруши и добавил:
- От кофе не откажусь.
Мы поболтали еще в душевой, пока смывали хлорку. Физической нагрузки мне явно не хватало. Когда пишешь целыми днями напролет, начинаешь чувствовать себя монументом, лишь только руки беспрестанно что-то отшлепывают на клавиатуре.
- А сколько ж вы проплываете по максимуму?
- Пять километров точно проплыл от бортика к бортику. Чуть не уснул. В армии были? Знаете, как солдат спит, чеканя шаг?
- Не довелось, уж не знаю, к счастью ли, к сожалению. Но, слышал. Друзья, бывало, вспоминали.
- А что такое 5 км? Это всего лишь немногим меньше шестой части Ламанша в Па-Де-Кале. Ну, холодно, конечно, волна. Но с лодкой сопровождения и сигналом, чтоб выдерживать прямую линию, можно было бы и попробовать. Вы знаете, что пролив пересекли гораздо меньше людей, чем поднялись на Эверест? Курилов вообще трое суток плыл в океане с акулами, ночью, когда бежал из СССР. Сколько уж он проплыл, трудно сказать. А вообще-то наверно поздно. Ну не все ж так могут, как Поль Брег, заниматься виндсерфингом в девяносто лет. Мне бы восстановиться.
2.
- Так на чем мы остановились? - спросил он, когда я подошел к столику с двумя чашками - кофе для него и двойным шоколадом для себя, - Давайте познакомимся Павел Дмитриевич Ярцев, предпенсионер, как сейчас принято говорить, а вы?
- Писарев Дмитрий Павлович, почти, как и вы, Павел Дмитриевич, только наоборот. Но по молодости можете называть меня просто Дима.
- У меня сын Дима, так что запомнить будет не сложно, просто Дима…,
- И улыбнулся открыто, искренне и широко, от чего его усы раздвинулись, образуя две противоположно направленные векторные стрелочки. Жизнелюб, - подумал я про себя и решил, что не напрасно угостил его кофе.
- А вы не тот ли Писарев, который написал «Девочку со скрипкой», «Скелеты в шкафу» и «Метель».
- Тот самый, Пал Дмитрич. Дело в том, что я писатель. Вот и фамилия моя Писарев, как раз подходит.
- Хорошо пишите, хотя и не совсем современно. Может от того и хорошо, что у вас есть свой старый добрый стиль. Сейчас так пишут немногие. Один лишь фарс или акыновщина с претензией. Так и летит в пропасть со стебом, хихикая мир дураков…Так на чем мы остановились, Дима?
- Про Ла-Манш, Курилова, Поля Брэга и что-то про ваше восстановление. Восстановление от чего или после чего?
- А вы знаете Дима, ведь мы с вами могли бы и не встретиться. Мог бы и не вернуться, почти как ваш герой из «Скелетов в шкафу». Мне ведь тоже довелось слегка нарушить пограничную зону. И, в общем, без потерь, если не считать семнадцати килограмм потерянного веса. Это отдельная история, Дима, и если вы готовы выслушать…
- Мне интересно, Пал Дмитрич. Знаете, Стивен Кинг как-то сказал, что хороший писатель должен не только писать, но и читать. А я бы добавил: еще - и слушать.
- Стивен Кинг, один из моих любимых писателей, а еще и самый читаемый в мире, если не ошибаюсь. Его «Темную башню» я всю прочитал от корки до корки, что называется.
- Ну, вот видите, значит, мы, скорее всего, поймем друг друга.
Ярцев встал, подошел к прилавку, и, обернувшись ко мне, спросил:
- Тебе еще кофе? Теперь моя очередь угощать.
Я кивнул.
- Если можно шоколад. Двойной.
- А я себе возьму, пожалуй, еще чашечку кофе и стакан молока. С молоком, говорят, не так вредно.
- Так вот, - продолжил Павел Дмитриевич, когда вернулся,- Мир сдвинулся, не только у Кинга. Мой маленький мир, который я построил для себя, тоже сдвинулся в сентябре прошлого года. И был готов к тому, чтобы и вовсе рухнуть. А знаете, с чего все началось? Я стал плохо спать.
3.
- Конечно, все началось не сразу, не вдруг, не в одночасье, - продолжал Павел Дмитриевич, то делая маленький глоточек кофе, запивая молоком, то меняя напитки местами.
«Гурман, - подумал я, - и наверняка жизнелюб».
- Я уже несколько лет подряд просыпался ночами, ну не только для того, чтобы «пожурчать», сами понимаете, - он улыбнулся, - И случалось такое несколько раз в год, что я вообще не мог заснуть всю ночь. Хоть ты что делай. А в сентябре прошлого года я обратил внимание, что порой мне не хватает воздуха и хочется вздохнуть поглубже. А еще, бывало, просыпаешься от того, что сердце бешено колотится. Странно, если учесть, что в бассейне плаваю лет двадцать, а парюсь с веничком еще больше по времени, и сердечко с дыхалкой никогда не подводили.В общем, спал я все меньше и меньше, а просыпался все чаще и чаще. А валерьянка не помогала. Чувствовал я себя от недосыпа припаршиво. То слабость накатит, и хочется улечься на диван, то аппетит пропадет, то голова туго соображает. Я же профессиональный юрист. Здесь мозги нужны свежие… А еще, я начал терять вес, и поначалу меня это даже обрадовало. Ведь при своей норме по росту и возрасту в семьдесят килограмм, поднабрался я аж до восьмидесяти восьми, а живот вырос до такой степени, что разглядеть кончик, можно было лишь, опустив голову и наклонившись вперед. И как бы я не старался, занимаясь спортом, садясь на диету или вовсе голодая, похудеть мне никак не удавалось. А тут такое везение - уходит по килограмму в неделю. Меня это даже слегка воодушевило…
Тут я взглянул на Ярцева, оценив про себя его худощавую и подтянутую фигуру. Павел Дмитриевич, перехватил мой взгляд и кивнул:
- Вот-вот, но какой ценой? В общем, когда я вообще перестал спать, и мне все это надоело, я записался к врачу. Тут еще сахар подскочил… Девочка-невролог, проверив координацию движений, посоветовала мне заняться утренней гимнастикой и прописала новомодный итальянский антидепрессант с японским звучанием «Критико». Я его начал принимать и поначалу сон стал налаживаться. Три или четыре часа сна я все же для себя вернул.
Побочка, правда, напрочь забила мне нос, и «Всилен» надолго стал моими прикроватными каплями. Сердце немного унялось, но худеть я не перестал и слабость не прошла. Потом пришли блуждающие боли, то в правом, то в левом боку, то ниже, то выше. Каждая морщинка на простыне раздражала, отзывалась болью и не давала заснуть. Однажды на лыжах я прошел сорок пять километров, двадцать пять - делал без особых усилий. Я пережил метель в Хибинах и на Эльбрусе. А тут, ослабел настолько, что сократился до пяти километров вокруг Центрального пляжа в пойме Десны, а потом и того меньше. В зеркале я видел свои исхудавшие руки и ноги с острыми костяшками скелета и отвисшей кожей. И на шее - вместо второго подбородка тоже свисала кожа. Я еще пытался улыбаться в зеркало, подбадривая самого себя, но зажелтевшие зубы и изрытый бороздками горчично-белесый язык бодрости как-то не прибавляли. Но это было только начало.
4.
А потом пришли не проходящие тревожность, чувство вины и страх. Лежа в бессоннице, я вспоминал все свои пусть даже мелкие, чаще всего, прегрешения, обиды, нанесенные другим, а даже и вовсе незначительные. Пусть и не прегрешения и не обиды вовсе. В том числе и те из них, что были совершены другими в отношении меня, оказывались опять же по моей вине. Я каялся перед друзьями и недоброжелателями (и перед врагами тоже бы каялся, только нет у меня врагов) и теми совершенно случайными встреченными мною людьми, просто проходящими мимо по жизни. И выходило так, что я простое ничтожество, ни на что не годное, никчемное, со следами жизни, занесенными снегом. Снега в прошедшую зиму было много…
- Следы жизни, занесенные снегом – это интересная метафора. Только очень грустная, Пал Дмитрич.
[justify]- Да. Хорошего было мало, - Ярцев вздохнул, - Ничего хорошего вообще не было. Так вот, зима в этом году, в самом деле, удалась. Таких красивых снежных зим в наших краях давно не бывало. Я смотрел с грустью на укутанные снегом деревья за окном и думал: «Даже ленивый в эту зиму обязательно соберется и пойдет на лыжах, чтобы поглядеть на этот сказочно-прекрасный мир, особенно в лесу. А я не могу. Это же последняя зима в моей жизни». И наглухо задернул плотные светонепроницаемые шторы.Голова не соображала, я не мог ни сосредоточиться, ни читать. Даже мое любимое занятие - разгадывание кроссвордов - превращалось в мучение. Разгадав два-три слова, я зверски уставал, а голова искала подушку. Подводила память. Но я еще ходил по магазинам и аптекам хоть и со списком продуктов и лекарств для жены и больной тещи. Даже если нужно было сделать три покупки, я их тоже просил
