День переводчика

Вчера мы в узком кругу широко отмечали День Переводчика. Переводчиков у нас в стране много. Я и сам первые тринадцать лет после окончания института честно отдал профессии. Поэтому, как говорится, не было повода не выпить.  Отметив этот замечательный праздник и придя в себя после трогательной встречи с бывшими коллегами и однокашниками, хочу поделиться с вами парой-тройкой профессиональных секретов. Как шутил наш преподаватель теории перевода, перевод бывает как женщина: если красив, то неверен, а если верен, то некрасив.

Некоторые полагают, что достаточно закончить курсы ускоренного изучения английского языка, например, и можно смело устраиваться в серьезную фирму на приличную зарплату. А потом тупо глядеть в научную статью вот с таким заголовком «Динамика жесткого и упругого члена в мягкой постели» и размышлять о сложностях литературного перевода подобной дряни. Только не спешите сразу смеяться. Сначала попросите какого-нибудь знакомого физика объяснить вам, о чем тут речь, и какой процесс физики твердых тел исследуется в научном труде одного из светил прикладной механики.

Самым престижным в нашей профессиональной тусовке всегда считался синхронный перевод. Многие люди старшего поколения помнят весьма специфический голос Леонида Володарского, звучавший с сотен пиратских видеокассет. Перед мастерством Леонида Вениаминовича, никогда не заморачивавшегося подстрочником или предварительной записью и распечаткой текста, я до сих пор снимаю шляпу. Но очень многим его лавры, а еще больше, –  гонорары за приватные видеопоказы, не давали покоя.
Никогда не забуду рассказ молодого нахала, взявшегося переводить фильм с монгольского языка на закрытом показе в министерстве культуры СССР. Наверное, переводчики монгольского языка существуют. Может быть, их даже где-нибудь учат. Не знаю, мне такие не встречались. Тот, извините за выражение, «синхронист» на монгольском не знал ни слова.  Идея была проста как советские три копейки: язык этот не знает никто, поймать на халтуре не смогут. Значит, нужно просто фантазировать, стараясь попадать в такт открыванию ртов у героев фильма. Два часа «работы» и тридцатка в кармане.
Первые десять минут фильма все шло хорошо. Переводчик попадал в темп, а публика заинтересованно слушала и смотрела кино. Но потом в кадре возник разговор двух мужчин. Переводчик «переводит»:
– Ты завтра пойдешь на партсобрание?
– Да, конечно. И обязательно выступлю в поддержку новых идей товарища Цеденбала.

В этот момент первый герой хватает откуда ни возьмись появившуюся в кадре бамбуковую палку и начинает изо всех сил дубасить второго по корпусу и по «фэйсу».  Разумеется, ни о какой тридцатке стремительно вылетевший из зала «переводчик» спросить не успел.

Говорят, что Сталин, однажды, отдавая последние распоряжения накануне завтрака с английским послом, тихо сказал:
– А переводить будет товарищ Бережков.
Все присутствовавшие замерли, не зная, как снять возникшее недоразумение. Наконец, кто-то осмелился возразить вождю:
– Но, товарищ Сталин, Бережков у нас только с немецкого переводит!
– Ничего страшного, – тоном, не допускающим возражений, ответил вождь, – я ему сам скажу, за ночь и английский выучит.  

Но это шутки. А вот хуже всего приходится гидам-переводчикам, работающим с нашими туристами в Праге. Уж что-что, а прочесть пару слов, похожих на русские, но написанные латиницей, наши люди могут легко. И как удержать россиянина от опрометчивых поступков, если на дверях ночного клуба висит табличка «Девки даром»?  Да вы ему хоть сто раз скажите, что это всего лишь «Для девушек вход бесплатный», разве ж он вам поверит? А как объяснить даме из ближнего подрязанья, что «вонявки» это духи, а застывшему у витрины продовольственного магазина жителю Благовещенска растолковать, что "черствые потравины" это очень даже свежие продукты?  Говорят, что один переводчик получил от нашего туриста в морду, когда перевел его маленький рассказ о статуе в парке его родного города: «у всех женщины с веслом стоят, а у нас в парке статный парень с веслом на лодке». Ведь по-чешски последняя часть этой фразы звучит как «падло с быдлом на плавидле».


А бывают приколы и похлеще. Про полисемию многие, наверное, слышали. Очень часто слово само по себе имеет одно значение, а в сочетании с другим – совсем иное. Особенно это характерно для восточных языков. В японском, например, слово «бака» означает «дурак», «идиот». А слово «гайдзин» - «иностранец». А вот «американец» по-японски – «бака-гайдзин». И никто не смеется.
А представляете, как смеются японцы, которым довелось пройти по улице Якиманка в Москве? Ведь «яки» на их языке означает «жареный», а «манко»… хм… как бы вам это сказать? В общем, это то, что порядочные женщины берегут как зеницу ока, но сказанное очень грубо. Для тех, кто не в курсе, Большая Якиманка – это продолжение Ленинского проспекта, упирающееся в мост перед Боровицкими воротами Кремля. Надеюсь, объяснять, для чего служат эти самые ворота никому не нужно.

Про хитрость и коварство переводчиков ходят легенды. Началось все с тех далеких времен, когда испанские конкистадоры искали в Америке золото, естественно, отнимая его у индейцев. Однажды командир отряда колонизаторов допрашивал старого индейца. Испанец не без оснований подозревал, что вождь прячет где-то неподалеку настоящие сокровища. Спрашивает через переводчика:
– Говори, куда золото спрятал, краснокожий!
– Нет у меня золота, бледнолицый!
– Я заберу твою жену.
– Забирай, бледнолицая собака.
– Я сожгу твой вигвам.
– Сжигай, бледнолицая собака.
– Я сниму с тебя скальп и повешу его под хвост своей лошади.
Индеец испугался такого позора и говорит:
– Ладно, забирай мое золото. Оно зарыто под вигвамом.
Переводчик хитро улыбается и переводит:
– Ничего тебе не скажу, бледнолицая собака. Снимай с меня скальп!

Когда я учился в институте, перед входом в здание «А» на бывшей Метростроевской  (ныне Остоженке), вечно толпились студенты технических ВУЗов, которым кровь из носу нужно было сдавать свои «тысячи».  «Тысяча» это единица измерения текста в печатных знаках, который им нужно было перевести на русский, чтобы сдать зачет по иностранному. Измерялся объем работы очень легко. Студенческий билет, наложенный на колонку газеты или журнала, закрывал ровно тысячу знаков. Сколько раз он закроет материал, столько рублей должен переводчику студент-технарь. Однажды прижимистый «работодатель» возмутился:
– Ни фига себе! Целых три рубля за один листок бумаги!

Студент ин-яза не растерялся:
– Бумага – бесплатно. Три рубля я с тебя за работу возьму.

Мне приходилось много работать и на синхроне, и на обычном линейном переводе, не говоря уже про переводы письменные. В 80-е годы считалось очень престижным и денежным переводить книжки, неважно какие. Особенно сложным делом считался не перевод с иностранного на русский, а с русского на иностранный.
Когда редактор-стилист, настоящий англичанин-экспат, работавший  в издательстве «Мир» вернул мне текст переведенной главы из книги академика Велихова без каких-либо правок, я понял, что это конец, – не видать мне договора на всю книгу как своих ушей без зеркала.
– Is it that bad?* – спросил я с тоской в голосе, изо всех сил давя скупую мужскую слезу.
– I don’t know – ответил экспат, – I’ve read just a couple of paragraphs. It sounds English**.

Больше вопросов я не задавал. В тот момент мне стала до боли понятной вся правота наших преподавателей, долго и упорно вбивавших в головной мозг ленивых студентов понятие «адекватности перевода». Все дело в том, что текст должен читаться на языке перевода так, как если бы он на этом языке был написан в оригинале. Только такой перевод считается профессиональным.
С тем редактором мы встречались еще три раза. Последний, - когда я принес ему в редактуру третью книгу. Он открыл рукопись где-то на середине, прочитал пару абзацев и молча вывел на титульном листе жирное «ОК».

– Sounds English?*** – улыбнулся я.
– Sounds “Mir Publishers”. Finally… ****– ответил англичанин.

Черт бы побрал их английское чувство юмора. До сих пор думаю, как бы адекватно перевести эту фразу.

А вот Василий Андреевич Жуковский переводчиков прозы ни в грош не ставил. Именно ему принадлежит знаменитая фраза «переводчик в прозе раб, а в поэзии – соперник». Конечно, трудно с ним спорить, читая, например, текст романса «Вечерний звон». Казалось бы, нет более исконно русского стихотворения. А ведь это всего лишь перевод с английского стихотворения Томаса Мура (Those evening bells), гениально выполненный Иваном Ивановичем Козловым.  

В этот день я хочу поздравить всех своих прошлых коллег, пожелать им успешного соперничества с авторами оригиналов и здорового чувства юмора, без которого в этой профессии обойтись невозможно.


Москва
01.10.2012