Произведение «Свет души и тень, или Повесть о Нурджан (продолжение 1)» автора Алёна Шаламина

Конфликты и сближения

Нурджан всегда старалась быть частью лагеря "любимчиков", а её склонность вставать на сторону сильных неизбежно приводила к конфликтам с аутсайдерами. Одним из самых заметных противостояний была напряжённость между ней и Мартиной. Мартина была аутсайдером не только в группе, но и в жизни: одиночество и трудности с самоорганизацией делали её лёгкой мишенью для осуждения. Нурджан же, казалось, воспринимала Мартину как своего рода "контраст" — пример того, как, по её мнению, нельзя жить.

Однажды, во время обсуждения группового мероприятия, Мартина предложила посетить выставку современного искусства. Нурджан срезала её предложение короткой, резкой фразой:

— Это никому не интересно!

Мартина заплакала, но никто не обращал на неё внимания.

И такие случаи были не такими уж редкими. Поведение группы по отношению к нам, аутсайдерам, граничило с моббингом.

Взаимодействие Нурджан со мной было более сложным. Я изначально пыталась сблизиться с Нурджан. Наши разговоры о её детстве, её воспоминания о том, как она читала стихи или рисовала, были моментами доверия. Мы вместе готовили обеды для группы, пробуя рецепты разных национальных кухонь. Но, несмотря на всё это, трения между нами возникли неизбежно. Моя принадлежность к лагерю аутсайдеров вызывала у неё недоверие и желание дистанцироваться.

Поведение Нурджан стало меняться. Она стала более уверенной в себе, благодаря тренингам социальной компетенции, которые устраивались для группы. Нурджан всегда хвалила эти тренинги, говоря, что они помогли ей научиться “отстаивать свои права”. И хотя это был прогресс по сравнению с прошлой робостью, бывало, что уверенность перерастала в резкость.

Однажды в мастерскую, где работала Нурджан, пришла практикантка. Девушка задавала множество вопросов о работе с оборудованием, что, видимо, утомило Нурджан, и она грубо сказала:

— Оставьте меня в покое.

Я посоветовала Нурджан извиниться, но она искренне не понимала, за что. В её представлении, она просто отстаивала свои права. Более того, Нурджан даже пожелала, чтобы на тренингах её научили не бояться критиковать других. Она говорила, что боится высказывать замечания и поэтому часто молчит — и не критикует. Я предложила подумать о том, как критиковать, не обижая, но эта идея её не заинтересовала.

Наши отношения со временем охладились, возможно, из-за того, что я не принадлежала к лагерю “любимчиков”. Тем не менее, Нурджан оставалась для меня интересным и многогранным человеком.

Голоса

У Нурджан начали усиливаться симптомы шизофрении. Навязчивые голоса, которые раньше лишь изредка тревожили её, стали преследовать постоянно. Они говорили с ней, спорили, приказывали. Один голос требовал:

— Ты должна любить меня! — звучало в её голове, вызывая страх и замешательство.

Другие же голоса угрожали, нашёптывая ужасные вещи и обещая несчастья, если она не подчинится. Эти невидимые собеседники превращали жизнь в настоящий кошмар, лишая сна и покоя. Не выдержав, Нурджан обратилась за помощью к врачу.

— Я больше не могу так жить, — призналась она на приёме. — Эти голоса... они сводят меня с ума.

Врач рекомендовал госпитализацию, чтобы скорректировать лечение и подобрать новые медикаменты. Нурджан согласилась, хотя её пугала перспектива снова оказаться в больнице. Её положили в открытое отделение психиатрической клиники, расположенной в районе Николасзее на юго-западе Берлина, среди лесных массивов и парковых зон.

В клинике начали новый курс лечения. Прежние лекарства заменили на более современные. Основным препаратом стал сертиндол, который, как надеялись врачи, должен был снизить интенсивность голосов. Нурджан назначили групповую терапию, где пациенты делились опытом борьбы с галлюцинациями. Эти встречи давали Нурджан чувство, что она не одна в своей борьбе, но, как она призналась позже, слушать чужие истории порой было так же тяжело, как и делиться своими.

Нурджан начала заниматься арт-терапией: рисовала, лепила из глины, создавая образы, которые помогали справляться с внутренними страхами. Её работы были простыми, но искренними, наполненными эмоциями, которые она не могла выразить словами.

Первые недели в клинике были непростыми. Медикаменты вызывали побочные эффекты: сонливость, головокружение, потерю аппетита. Но постепенно состояние Нурджан стало улучшаться. Голоса начали стихать, их место заняла тишина, которая сперва пугала её, но вскоре стала долгожданным облегчением.

Госпитализация стала важным этапом в жизни Нурджан. Она вернулась в группу более спокойной, но тишина внутри неё не означала полного исцеления. Ей предстояло научиться жить с собой заново, принимая не только свои страхи, но и свою силу.

Терапия и искусство

В больнице Нурджан открыла для себя новую форму выражения — через искусство. Она начала больше рисовать и писать стихи, используя творчество как средство для исследования своей души. Стихи раскрывали глубокий внутренний мир, тоску и надежды, которые она не могла выразить в обычных разговорах. Некоторые стихи были посвящены детству, другие — борьбе с голосами.

На одном из занятий арт-терапией Нурджан попробовала передать своё прошлое через рисунок. На бумаге появилась простая, но трогательная сцена: девочка с покрытой платком головой сидит у окна, глядя на солнце, которого она не может коснуться. Терапевт похвалила работу за искренность и эмоциональную силу, хотя самой Нурджан казалось, что рисунок слишком наивен.

Одним из источников вдохновения стала подаренная мной книга стихов Назыма Хикмета, в которой напротив каждого стихотворения на турецком языке стоял перевод на немецкий. Я подарила книгу Нурджан, зная о её любви к поэзии и потому что не хотела, чтобы Нурджан забывала турецкий язык.

Нурджан часто перечитывала строки о свободе и борьбе, находя в них отголоски собственной жизни. Под влиянием Хикмета она начала писать о мечте найти место, где она сможет чувствовать себя свободной и принятой.

Творчество стало для неё способом осмыслить прошлое и связать его с настоящим. Её работы не были выдающимися с художественной точки зрения, но они помогали справляться с внутренними демонами. Каждый написанный стих и каждый нарисованный образ были шагом к принятию себя и своего пути.

Терапия через искусство дала Нурджан не только инструмент для самовыражения, но и способ восстановить чувство контроля над своей жизнью. Она нашла способ говорить с собой и миром, который часто казался ей таким чужим.

Неожиданный романтизм

После возвращения из больницы Нурджан решила попробовать что-то новое и записалась на занятия карате. Её решение все в группе одобрили. Карате стало для Нурджан не только способом поддерживать физическую форму, но и возможностью почувствовать себя сильной.

Её чувства к тренеру — уверенному и доброжелательному человеку, чья поддержка помогала Нурджан поверить в себя, — были трогательными. В группе карате было принято обниматься при встрече и прощании, и эти моменты в её воображении приобрели значение, которое Нурджан не могла разделить с другими.

— Когда он обнимает меня, я чувствую, что для него это нечто большее, — призналась она, когда мы вместе накрывали стол для кофе.

Её мечты о тренере были невинными, но глубокими. Она представляла, как их обнимания становятся началом чего-то большего, однако не осмеливалась выразить свои чувства, бывшие для неё новой территорией, и не знала, как с ними справляться. Иногда она задавалась вопросом: что значит любовь для неё? Была ли это настоящая романтическая привязанность или просто благодарность за внимание и поддержку, которых ей так не хватало в жизни?

Занятия карате и влюблённость в тренера стали для Нурджан маленьким убежищем, где она могла быть собой — сильной, уверенной, ищущей. Несмотря на то, что чувства остались невысказанными, они привнесли в её жизнь оттенок романтики и надежды.

Открывая душу

Однажды вечером, после занятия группы, Нурджан подошла ко мне, явно в поисках поддержки. Её глаза были напряжёнными, а голос — тише обычного.

— Светлана, можно с тобой поговорить?

Мы сели на скамейке в тихом уголке парка, неподалёку от дневной клиники. Нурджан долго молчала, словно собираясь с мыслями.

— Знаешь, иногда я чувствую, что я совсем одна, — наконец призналась она. — Даже когда вокруг люди, внутри меня одиночество... будто я никогда не смогу быть по-настоящему счастливой. Эти голоса... я боюсь, что они вернутся.

Я внимательно слушала, стараясь не перебивать. Нурджан редко делилась своими переживаниями, и я понимала, насколько важно для неё было это признание.

— Это тяжело, — ответила я, подбирая слова. — Но знаешь, иногда наши внутренние демоны кажутся сильнее, чем они есть на самом деле. Главное — не бояться их, а научиться с ними говорить. Найти ту часть себя, которая сильнее страха.

Нурджан задумалась, глядя куда-то вдаль. Её лицо стало чуть мягче.

— Ты думаешь, это возможно? — спросила она. — Мне кажется, что я слишком сломана, чтобы что-то изменить.

— Никто не сломан навсегда, — я старалась говорить как можно более убеждённым тоном. — Каждый из нас несёт внутри свет и силу. Иногда они кажутся маленькими и слабыми, но это только потому, что мы не всегда смотрим в правильную сторону.

Нурджан кивнула, и в её глазах появилась искорка надежды. Разговор продолжался ещё какое-то время, полный спокойствия и взаимного понимания. Для Нурджан это был шаг к принятию себя, а для меня — напоминание о том, как важно поддерживать друг друга на этом трудном пути.

(Продолжение следует)