За те пять лет, пока Зайцы были в отлучке. полы в их доме покоробились, а кое-где и провалились в середину ямы, опоясанной ленточным фундаментом. Оконные рамы перекосило сыростью и разъело чёрной плесенью, стёкла потрескались; половина рухнула и разбилась на осколки о широкие, в четыре кирпича, подоконники. Когда-то солидный кирпичный пятистенок своей заброшенностью нагонял тоску на всю округу.
Зайцев за ненадобностью выперли из фермерского рабства под Сухиничами, не пожалев даже денег на билеты до Занозной. Покуда был от них хоть какой-то толк, хозяева держали на баланде и макаронах, а когда Вальку Зайчиху гахнул инсульт, скоренько избавились от балласта. Да и то сказать, ежели Колька Заяц горбатился без оплаты за двоих, то Валькиных силёнок едва хватало, дабы попугать деревянной колотушкой ночную тишину возле скотного двора, да поднести ко рту стакан с "максимкой", то бишь, стеклоочистителем, коим новодельный буржуин потчевал по воскресеньям своих работников, сплошь набранных из бомжей и местной алкашни.
От станции до Зайцевского жилья было где-то чуть за пару километров. И Колька, выгрузив из вагона дизеля свою половинку, сперва пригорюнился, но потом сообразил сходить к давнему знакомцу, Петьке, то бишь, Кутепову, мужику вокзальной уборщицы и кассирши по совместительству, у коих и разжился тачкой об одном колесе. Петька вызвался помочь, и, прихватив литровку самогона с парой солёных огурцов, отравился на перрон вслед за Колькой.
Самогонку оприходовали, не забыв и об Валюхе. Влили ей в рот почти стакан мутного пойла, с великим трудом погрузили бабу в тачку и поехали. На съезде с перрона вывалили Валюху набок, перемазались в осенней липкой грязи. Валюху упорно клонило на левый бок. Вволю наматерившись, Петька сбегал в будку обходчика, принёс верёвку. Валюху приторочили к тачке и снова двинулись на просёлок. По дороге Петька радикально ослаб. Видать, с раннего утречка начал прикладываться. Как бы то ни было, в посадке, кою пересекала размокшая колея, рухнул на обочине у берёзки и мгновенно заснул.
Колька не помнил, как добрался с Валюхой до родного дома. Извалялся в грязи по самую макушку, картуз где-то обронил, однако суженую свою до места доставил. Он хоть и туго соображал, а всё-таки не забывал, что Валюха его единственная родная душа на белом свете. Давно уже съехавшая с глуздов, потерявшая напрочь женский облик, а всё ж своя.
Она местная, а Колька приблудный, снятый ревизором с дизель-поезда ещё в те далёкие времена, когда сбежал из столицы "за туманом и за запахом тайги". Не добрался, высадили на станции Занозной аккурат в день солидарности трудящихся всего мира. Без денег, без еды, голодного почище чем бродячая шавка.
И случилось чудо! Его окликнула симпатичная девчушка; рыженькая, с едва заметными конопушками на щечках и носиком пуговкой.
-Дядь, ты часом не в сторону Бахмутова? Помоги чемодан донести.
Кольке, понятное дело. было хрен один, в какую сторону землю топтать. Вот таким макаром и привела девчушка в их с матерью дом своего суженого. Тёще Колька сходу пришёлся ко двору: опрятный, толковый, рукастый. Не беда, что и ему, и Валюшке едва по семнадцать исполнилось. Главное - любовь обоюдная у них, молодых образовалась. Всамделишная, не кобелиная.
Шли годы. Сменилась власть, почила любимая Колькина тёща. Настолько любимая, что он с горя начал всё чаще и чаще прикладываться к стакану, а за кампанию и Валюшка с ним. Детей у них не было. Не случилось вот! А к семейному раздрыгу добавился ещё и общественный раздрай. Колхоз окачурился за полной ненадобностью. Колькин трактор при разделе артельного имущества непонятным по тому времени образом оказался в частной собственности у бывшей конторской счетоводки Поляхи Сучковой.
Колька, было, упёрся за трактор, но куда там! С Поляхой бодаться, что против ветра брызгать. Нахрапистая, вдруг возомнившая себя кондовой сельсой интеллигенткой и главной волонтёршей, она сама кого хочешь забрызгает. На хрена ей тот трактор понадобился, осталось загадкой, понеже до сих пор ржавеет на задах за Поляхиными хоромами. Видать, хапнула от жадности и врождённой вредности, а ума не приложила. Колька после такой несправедливости ещё хлеще запил. Практически, без просыху. А с ним поплыла и его любимая Валюшка. да так нехило, что и нечистикам тошно стало.
Нет, не буянила, не царапалась, просто выпала из реальности. Принялась в доме и сарае по всем углам иголки, ножики и вилки прятать; взбиралась на перила крыльца, каким-то немыслимым образом мостилась на корточках и, махая руками, будто крыльями, принималась на всю деревню орать заполошно петухом.
В общем, Колька хоть и бухал по-чёрному, однако, не в пример Валюхе, разума не потерял. Его всей деревней звали "на урок", и он никому не отказывал. С утра и до обеда Колька был дееспособным и выполнял на совесть любую работу, коей в хозяйствах всегда хватало. По сезону любо снег чистил, либо кое-какую оставшуюся ещё на подворьях скотинку обихаживал, либо траву косил, землицу после мотокультиватора подкапывал, грядки подсыпал, сорняки полол; да мало ли. Ему платили, не жмотничали. Кто денежкой, кто продуктами, кто одежонкой для него и для Валюхи. Тем и жили.
Но в один недобрый момент Колька с Валюхой пропали из родного села. Лишь к обеду следующего дня жители узнали от всё той же Поляхи Сучковой, что сманил бедолаг новый русский мироед, прикативший на солидном иностранном микроавтобусе с чёрными стёклами. Видели некоторые сельчане тот злополучный "микроб", однако ума не придали. Мало ли их нынче по деревням шарится, "микробов" и легковушек разных. То тряпками китайскими, да турецкими облагодетельствуют; коробейники-то, зазывалы разные, то скупщики накатят, дабы за бесценок поживиться плодами домашних хозяйств, огородов и садов, а то, как теперешние налоговики выражаются, и "предметами старины".
В общем, вернулись Зайцевы как вернулись! К разбитому корыту. Свет и газ у них ещё допрежь того были отрезаны за хроническую неуплату, и бесхозный дом мало что сыпаться начал, он ещё и заплесневел за пять-то лет без тепла. Мыши и крысы и те сбежали вселенским исходом.
Когда же Колька с Валюхой после долгой отлучки объявились в деревне, народ всколыхнулся. Обрадовались одинокие старушки, ибо им-то без Кольки дело было вообще швах! А то ж скажи - самим уже лишний раз и до магазина не доплестись, и на почту за пенсией, и на грядках не поковыряться. Лучку ведь ещё зелёненького хочется, укропчика, петрушечки, редисочки к окрошке, у кого пока зубы оставались. Кольке доверяли любое дело, ибо знали; не подведёт, грошика с тех пенсий не отжилит, хоть и алкоголик.
Радовались старушки. Злорадствовала только Поляха Сучкова. Дескать, как ещё земля-то носит всю эту шваль, деградантов вшивых, не имеющих права на существование?
Ну что за баба, право слово! Всё ей не так, вечно она чем-то и кем-то недовольна. И собой, похоже, недовольна, хотя за внешностью своей следит: одевается аккуратно, чисто и недёшево, застряв, правда. вкусами и пристрастиями где-то в конце семидесятых. Чего стоят, к примеру, сапоги-чулки до колена, с кисточками по голенищам, либо чернобурковая доха "с глазками" на воротнике. И мохеровый беретик с помпончиком на крашеных хной жидкий волосиках.
Первыми подсуетились местные активистки, сплошь вдовы. Какие соломенные, какие натуральные. Последние в большинстве. Среди всех, справедливости ради, затесались и две-три замужние тётеньки предпенсионного возраста. Между прочим, Колька с легкой руки своей Валюхи всех односельчан тетями и дядями величал. Неважно, старше себя, а либо моложе.
Посовещались, распределили промежь себя дворы и с утра пошли обивать пороги односельчан на предмет сбора материальной помощи. Управились к обеду. Даже Поляха Сучкова пятьсот рублей дала. Хватило на погашение долга за электроэнергию, газ и на новые оконные рамы, то бишь на стеклопакеты пластиковые, не подверженные погодным катаклизмам.
А намедни, по зиме уже, к бывшей председательнице бывшего сельсовета в кои веки заехал внук, мужик молодой, но успевший уже по второму заходу развестись. Ни с первой, ни с другой женой, видите ли, отношения не сложились. Бабушка возьми и поведай ему историю Валюхи и Кольки. Внук хмыкнул:
-Ну и за какие же куражи алкашам честь такая?
- А за любовь, дубина ты стоеросовая! За верность друг дружке.
|
С наступающим Рождеством!