катькины заботы
Маленькая деревенька, уставшая от дневного зноя, осторожно начинает стряхивать с себя ленивую сонную оторопь. Гавкнул, выбравшись из далекого прохладного закутка в дровянике со старыми трухлявыми пнями, соседский бобик, сомлевший от затхлого воздуха, потерявший представление о времени. И тут же поперхнулся, хватив горячего воздуха, свежо напоенного цветочной пылью и прелью только скошенной картофельной ботвы. Но оконфузившись, озлился, сразу же поднял голос, звонко и радостно затявкал на страх воробьям, остервенело купавшимся в пыли деревенской дороги, те вспорхнули с дороги, стремительно и шумно уселись на забор бабки Мани. Перебивая их бестолковый возмущенный щебет, с другого конца деревни громыхнул старческий бас Летая, но не слишком громко, то ли осуждающе, то ли поощряя других дворняжек поддержать их. Но наверное уж совсем сопрели в жаре деревенские дворняги в своих шубах, не откликнулись, вскоре замолк и старый Летай; бобик, чихнув и смахнув невидимую муху с носа, стыдливо полез в глубину дровяника, досматривать сны; рано взбаламутился песик, да и в ночь ему сторожить деревню. «И что приснилось, - пыхтел бобик, удрученно протискиваясь между пней, - ведь не стучат подойниками бабы, не гремят копытами о настил хлева коровы и овцы».
И шетилетняя Катька, как и Бобик, изнемогает от жары и безделья, но не ищет места где попрохладнее. Она сидит на тёп-лом бревнышке, озабоченно смотрит на большую корзину. Корзина перевёрнута вверх дном и придавлена камнем, под ней пищат цыплята. Камень надо снять, цыплят посадить в маленькую корзину и отнести в дом, поставить в темный закуток у печки, отгороженный доской. Но камень тяжёл, и Катька думает, как с ним справиться. Вообще не ей бы волноваться о цыплятах, а Верке, которая на два года её старше, но та умоталась к подружке на два дома дальше по улице и заигралась. Мамка с коровами припозднится, папа - бригадир, и вообще придёт, когда Катька спать будет. Есть ещё и старший брат Лёнька, но он считает не мужским делом возиться с какими-то курами да цыплятами.
Катька тяжело вздыхает, смотрит на солнышко, оно довольно высоко, ещё жарко, и, наверное, рано цыплят нести в дом, но девчонка извелась от безделья, да и тревога за непутёвых сестру и брата гложет сердце: попадёт им от мамы. Катьку все хвалят: хозяйственная и работящая, и всякая добродетель Катьку преследует. Верка же хулиганка и лентяйка, только и достоинство, что учится хорошо. Она закончила первый класс и теперь нос задирает, пойдёт скоро во второй. Ей купили новых тетрадок и новую ручку и карандаши. А книжки старые, Ленькины, и все у них по наследству в деревне. У Кузнецовых и вообще четыре девки, вот где экономия. И Катька Веркино донашивает. Но это дело понятное, хозяйское, транжирой Катька никогда не будет, жалко, что младше её нет никого, добить до тряпок одежку некому. Девчонка-то она аккуратная, платьица, майки и трусики у неё не рвутся и не пачкаются каждый день, как у Верки. Но по правде, трусики Катька не одевает, также, как и соседу Ваське, её ровеснику, они и не требуются. У мальца всё прикрыто драными на коленях, на заду в заплатах, серыми сатиновыми шароварами. Катьке же приходится майкой сестриной прикрываться. Коротка майка Катьке, все наружу. Верка хоть и старше на два года, ничуть не крупнее младшенькой, говорят, пошла Верка в маму: чёрненькая, крепенькая, глазастенькая. Катя - в папу, светлого, голубоглазого, двухметрового великана, домовитого и обстоятельного.
Посидев на камне и измучившись в заботах о цыплятах, Кать-ка подхватилась и побежала к Ваське, тот, весь в грязи, ползал по краю лужи и старался запустить в воду корабль в виде трухлявого, остро обломанного куска доски. Посредине он воткнул прутик, на него надел тетрадный лист бумаги, и получился парус, сверху Васька привязал кусочек тряпки – это флаг. Рядом с ним валялась куча всяких деревяшек: неудачные корабли и мокрая, фиолетовая от химического карандаша бумага с порвавшихся парусов. Катька подбежала в тот момент, когда Васька и ветерок дунули в парус, и кораблик бочком медленно заскользил на середину лужи. Васька, размазывая грязь по лицу ладошкой, довольно выпрямился и встретил Катьку осторожным вопросом:
-Глянь, какой корабль, как настоящий! Ты такого и не видела.
Девчонка хотела сказать, что и не такие ей встречались, на-стоящие, в «Букваре» у Верки, но передумала: Васька обидится и не поможет.
-Не видела, - подтвердила она робкую надежду соседа.
-Во! Я ж говорю…
Договорить он не успел. То ли ветерок дунул сильней, или досочка неровная, она перевернулась и кораблик застрял, мачтой задел за дно лужи. Катька жалостливо посмотрела на Ваську. На ней кроме майки ничего не было, а Васька как-никак был в штанах.
-Я достану, - она смело шагнула в лужу, сразу же по щиколотку съехав в липкую грязь на дне. Преодолевая отвращение и страх уколоть ногу, Катька полезла на середину, в самую глубину лужи, подхватила досочку, повернулась и, оскользнувшись, осела в воду; закричав, она взмахнула руками, попыталась встать и уж тут всем махом, растопырив руки, задрав голову, упала лицом в воду. Подвывая, она быстро засеменила на карачках к берегу. Васька испуганно смотрел на ревущую Катьку, с неё текло грязно и черно. Белесые волосы слиплись косичками по всей голове, чистая синяя майка, хоть и выгоревшая, напоминала половую тряпку.
-Всё из-за тебя!.. - причитала Катька, - меня мамка побьёт, я цыплят бросила… их ястреб склюёт… хорь украдёт…
-Пойдём, посторожим, - безропотно согласился Васька, - а майку можно постирать, - он посмотрел на свои шаровары вида ничуть не лучшего Катькиной майки.
Девчонка вмиг успокоилась, предложение соседа ей очень понравилось, главное – цыплят устроить, а с майкой она разберётся. Васька парень упрямый и то, что так получилось, даже очень хорошо. Они, взявшись за руки, побежали на подворье к Катьке.
Это все в кино…
Ваську, по прибытию в деревню, встретили как героя, как Ивана Бровкина, когда он из армии пришел.
Смотрел Васька это кино, и все в нем ему понравилось: песни поют, пляшут, еды на столах много. Ах как вкусно едят! И не ругаются матюком, даже и подвыпившие: столько выпивки на столах, обязательно пьяный будешь. В кино и грязь не страшная, и дождь, если идет, тоже не страшный, наверное, и не мокрый... «Вот пожить бы в кино»… - мечтал Васька, сидя у папки на коленях. Выпросился вначале на лавку, думал - подрос с прошлого раза, и сразу же заблажил, боясь чего-нибудь не уви-деть. Не пропустил - журнал начинался. Только все равно дым от само-круток мешал, не все успели притушить, дотягивали, прячась головами книзу и махая потом лапищами, толку-то, суета и гвалт. Бабы шикают рассерженно, мужики отговариваются. Что, мол, добро за так выкидывать, кино еше и не началось... Голова Ваньки Бабина туда-сюда маячит. Изнервничался Васька, даже стукнул Ваньку по затылку, чтоб тот сидел ровно. Ванька все время к уху Соньке Пыриной губами прислонялся – шептал, и та пищала в кулак, семечкина шелуха сыпалась… так пищала. Васька все равно слышал, о чем он шептал, - страмотину одну: то в овин звал, то в конюшню. Папка гукнул на них, после этого присмирели. А кино Васька потом еще раз смотрел, летом, как следует. Его на первую лавку посадили, лавку принесли из правления специально для ребят. Уселись, притихли, заворожено вглядываясь в большое белое полотно, висевшее на сцене.
-Начинаем! - закричал киномеханик. Баба Таня, уборщица, опустила сверху окон черный материал, аккуратно подоткнула по сторонам и внизу, чтоб свет ни капельки не мешал смотреть кино, закрыла дверь. Сердце у мальчишки сладко ворохнулось от предвкушения счастья, он чуть не заплакал, шмыргнул носом. Застыдился, посмотрел по сторонам: темно, никто не видит, да и большая ребятня, рты раскрыв, сидели. Миг, и за-стрекотал аппарат, светлый луч пронзил темноту, ярко уперся в полотно, высветилась и часть стены. Изображение мужика с молотком и бабы с серпом съехало на тесаные бревна стены. Народ зашумел.
-Тиха… тиха!.. – закричал механик, – счас поправим.
И точно, пошли буквы только по белому, ровно. Начался журнал…
И журнал - интересно, а кино!.. Всю б жизнь смотреть. Но кино кончилось, и с праздником в душе народ расходится по домам. Особенно Васька доволен. Сидит у папки на загривке, оглядывается по сторонам, поговорить, вот, не с кем. Друг за дружкой мужики и бабы шагают: дорога полевая, песчаная, дальше, через болотину, грязь, и опять полем. И Сашу папка несет, а Володя с мамкой, с бабами и девками далеко сзади идет. Не поделиться радостью. Чуть крутнулся Васька, а папка его тут же и тряханул: – Скину в лужу, сиди смирно!
Сиди… Хоть и ловко ехать на папке, а наверху свежо, ветерок гуля-ет. Васька головой крутит: звезды на небо высыпали, сверчки трескочат, лягушки квакают, - все одно хорошо. Механик крутит картину только в хорошую погоду. Зимой ребятню не берут в клуб, вот лета дождались. Счастье для деревенской детворы и не рассказать, какое.
Мужики не спеша шагают, в темноте и оступиться недолго, а на закургушках – дитё; курят, и батька курит, запах табачного дыма переби-вает и озерные запахи, и запахи с пожни, густые и влажные, нос распи-равшие своим множеством. Васька чешет переносицу: чихнешь невзначай, слетишь с папки, в темноте и не найдут. Ветерком относит противный табачный запах, тогда с озера гниющей тиной вонять начинает. Но все перебивает травяной, болотистый дух. Папка, притушив самокрутку, глубоко вздыхает: – Духовито как, пора косить…
- И вёдро надолго, а Сирунок (так в деревне обзывают председате-ля) команды ждет, в дождь опять пластаться будем, - ворчит Ванька Ба-бин.
Мужики обговорили увиденное в кино и теперь о делах рассусоли-вают. Васька расстраивается, ему чубатый Ванька нравится. А взрослые подсмеиваются над Бровкиным. Мол, диковинное дело – большой уже парнюга, и в деревне родился, вырос, а косорукий какой-то, за что ни возьмется, все у него ломается, или за других попадает. Нет, веселый и добрый Ванька Бровкин, Васька вырастет, таким же станет. В их деревне, да и в других, похожих Васька не встречал. Мамка дома смеялась, мол, мальца не зря в кино сводили. «Недалеко от этого Ваньки Бровкина ушел, можа и артистом, глядя на кино, станет…» И заливается, от смеха петлю аж в носке упустила. Васька хоть и обиделся маленько, но все равно кино в их доме, да и в деревне - это настоящий праздник. Без вина и без ругани - праздник. Всем весело и всю неделю только и говорят про то кино. Но разные картины киномеханик Жилков привозит, бывает, что и ругаются после кино мужики, бывает, и плачут, но это бабы да девки когда индийское посмотрют; а что плакать - вранье в их кино, дерутся не по- настоящему, противные песни поют, руки, как по покойнику, заламывают, голыми животами крутят, титьками трясут, срам один… Сидит Васька на папке и мечтает: что же Жилков привезет в следующую субботу; бабы судачили, что привезет про войну кино. Про войну интересно, но страшно, папка может и не взять: «насмотрится еще, не последняя...» Он и сам не любит ходить смотреть такое кино...
