Июльская сибирская жара. За калиткой тормознул знакомый звук мотоцикла.
-Сынок приехал!- Катя выглянула из летней кухни, подбежала открыть калитку, - заезжай!
Саша заехал по тротуару в небольшой деревянный гараж, выключил мотор, заглянул на кухню.
-Мой руки, садись, холодник готов со щавля и картошку уже сливаю.
Мать накрывала на стол, глядя на своего любимца. Да и как не любоваться, старшие поразъехались, а самый младший - красавец парень, ещё школу не закончил, с ней пока без отца всю мужскую работу делает. Вот и сейчас на покос отправила посмотреть как трава, не пора ли начинать косьбу. Большие делянки-поляны для покоса у них называли коротко - «покос».
-Ну что там? - она высыпала горячую картошку в тарелку.
-Мам, а дядя Миша уже начал, я мимо их покоса проезжал, там третья часть скошена. На нашем тоже трава хорошая, густая!- Саша с аппетитом отломил хлеба.
-Как начал? Петров день только завтра! Собираемся! Еду я соберу, а ты - чем косы отбивать, бруски косы точить и все от гнуса, сам знаешь, что надо. Зять придет, поедем на ночь.
-Косы у меня отбиты, замочить только надо. А ночевать где?
-А сосед, директор школы, говорил в их времянке можно в любое время. А чтобы по росе утром начать, надо сегодня в ночь ехать.
***
Ранним утром, еще и зорька не встала, Катя с сыном и зятем взяли в руки косы.
Катя косьбу не считала мужской работой, хотя на родине в Белоруссии женщины никогда не косили.
Она же, даже когда муж был жив, всегда косила наравне с ним.
Зять впервые был на покосе, приехал помочь тёще.
-Ну что, с богом! Сынок, ты первый, я за тобой, Леша, ты замыкаешь.
Легкий туман окутал большую поляну, покрытую густой травой, мокрые листья растущих на взгорках кустов даже не шевелятся, ранняя тишина не нарушена никакими звуками природы.
Самое время начала косьбы.
Хорошо наточенные косы как бритвой шуршат по росной траве.
-Шших! Шших! - трава укладывается рядками.
-Леша, ты пяточкой косу прижимай к земле, а носочек чуть задирай, тогда он в землю не воткнётся, и кочки обойдешь! – Катя спокойно поучает зятя.
Она любила эту красивую пору сенокоса, кругом простираются поляны нескошенной травы - душица, зверобой, отцветшая медуница, всякое разнотравье благоухает нетронутым первозданным очарованием.
На горбушках-пригорках розовеет отцветающий кипрей, кое-где лиловые саранки склонились высокими букетами, душа наслаждается этой неповторимой природной красотой, её цветением.
А еще, как говаривали в старину, это время, когда день кормит год.
В этом году июль солнечный, жаркий, дожди обещают к концу месяца, надо успеть не просто скосить, а еще просушить и сложить сено в копны.
Солнышко встает, гудят первые комары.
-Все одеваем накомарники, руки мажем, иначе через 10минут нам будет не до работы!
Сама Катя привычная, только мажется, в похожих на пчеловодов шляпах с сетками работают её мужчины.
-Шших! Шших! - трава широкими прокосами падает на делянку.
Солнце уже ярко пригревает, трава высохла от росы, на утро покос закончен.
-Дети, все идём отдыхать, поедим. Саша!- Катя обращается к сыну,- пока все раскладываю, привезите холодной воды с Крапивного!
-У нас тут ручей неподалёку, вода вкусная, нигде такой нет,- она поясняет зятю.
Нехитрая «поляна» накрыта - варёные яйца, свежие огурчики, хлеб. На природе все вкусно, а еще почти минеральная вода с Крапивного – вся закуска приправляется запахами свежескошенной травы…восторг!
Отдохнем и пойдем шевелить, что скосили! А вечером, роса упадет, докосим остатки,- Катя бросает на землю покрывало.
Жара, ни ветерка, комары облепили сетку накомарника, разбивать прокосы тоже нелёгкое занятие.
-Леша, если змею увидишь, не пугайся, главное не бей её, а прижми голову граблями, если к тебе полезет,- Катя сама змей боится всю жизнь, но зять вообще ни разу их не видел, приходится храбриться.
-А зачем мы шевелим траву? - зять впервые на покосе.
-А как же она высохнет? Хоть бы до дождей успеть, а то ворочать будем ещё не раз!
***
-А-а-а! Змея!- крик зятя на весь покос, он автоматически откидывает граблями серую гадину, та падает Кате на ноги.
-Леша, Леша! Сюда, помоги!- Катя прижала граблями голову змеи к земле, она извивается своим туловищем и бьет хвостом по сапогам. Прибегает Саша. Змея шипит, она разозлена, приходится её убить.
Работать уже спокойно никто не может, кажется, под каждым валиком травы ползёт опасность.
Вечерняя косьба уже тяжелее, но к заходу солнца весь покос выкошен, теперь только отдохнуть!
После дневного происшествия никто не рискует оставаться во времянке и, несмотря на усталость, ночевать едут домой.
***
Дождей нет, стоит жаркая сибирская погода, на Катином покосе уже выстроились в ряд копны готового сена.
-Какое оно в этом году зелёное, душистое, что значит, до дождей всё успели!- Катя довольно обходит последнюю копну.
С посёлка притащены сани, остается почти ювелирная работа- сложить зарод. Не каждому под силу сложить его так, чтобы он не промок под надвигающимися дождями и простоял до первых снегов- времени транспортировки его домой.
Катя опросила почти всех знакомых мужчин- никто не берется за такую работу. Сто раз она помянула покойного мужа - его зароды стояли как влитые в сани, поднимаясь ввысь двускатными боками.
Наконец откликнулся бригадир строительной бригады Петя Наливайко, живущей по соседству:
-Я тебе, Катерина, поставлю зарод как игрушку, обещаю!
-А ты их ставил?
-А то!
***
Наступил обещанный день.
Все трое - Катя, Саша и Леша подавали сено вилами на зарод. Наливайко работал быстро, успевал подхватывать душистые пахучие порции и распределять их по периметру.
-Может тебе помочь, сосед?
-Не, я один тут сверху тебе сейчас картинку сделаю!
Зарод становился все выше и выше, Катя уже с тревогой наблюдала за тем, как он уходит в небо, пришлось менять вилы на самодельные, они длиннее обычных.
Подхватив очередную порцию сена, Катя вслед за мужчинами поднесла его к зароду, подняла голову и, ей показалось, что она падает,…небо перевернулось перед глазами…
Высокий, узкий, незавершенный зарод качнулся всей своей огромной массой и повалился набок, накрыв собой всех троих!
Первым выбрался сын, потом Леша, откопали мать…
-А где Наливайко? Где вилы?! - Ужас сковал Катю. Все бросились раскидывать сено, ища Наливайко.
Через несколько минут его откопали, целого и невредимого.
-Катерина, ты уж прости, сильно помочь тебе хотел, думал это просто…
-Так ты впервые?...слов нет…
-Что делать? Тучи ходят, на ночь оставлять нельзя, не дай бог дождь, все сено пропадет…всё лето насмарку… Сынок, беги к дяде Мише, зови сюда, а я к соседям!
***
Сосед по покосу, директор школы, стоял ошарашенный перед огромной разлетевшейся массой сена. Катя плакала - что делать?
-Так,- директор взял в руки управление ситуацией,- сложить зарод невозможно, скоро стемнеет, на ночь оставлять нельзя, дождь видимо ночью пойдет. Я сейчас еду в посёлок, думаю, договорюсь с трактором, даже если в темноте вернусь, вы должны успеть все что сможете скидать в сани, хоть подобие зарода, потащим ночью сани домой, там - часть на сеновал, часть накрывать брезентом.
-А если здесь закрыть брезентом?
-Коровы разнесут- они здесь пасутся, съедят все и потопчут!
Директор уехал. Все стали собирать сено заново.
Дядя Миша, уставший, как и все, за день работы на своем покосе, освещаемый круглой желтой луной, огорченно приговаривал:
-Вот я дурак, так дурак, вот дурак так дурак, ведь собирался в обед домой, нет же, угораздило меня задержаться…
***
В ночной темноте трактор потащил сани с сеном в посёлок. При свете фар скидали последние охапки сена в кузов директорской машины , забрались сверху сами, упав на пахучую траву.
Леша запел любимую армейскую:
«Путь далек у нас с тобою,
Веселей, солдат, гляди!
Вьётся вьётся, знамя полковое,
Командиры впереди…»
Все подхватили. Фары высвечивали наезженную колею, среди
таёжных сопок под круглой луной разносилось уставшее, но красивое многоголосье.
Вдруг его прервал истошный крик дяди Миши.:
-Ой, раздавил, раздавил!- он подскочил, держась за низ правого бока между ног,- яйцо раздавил! Ой, потекло!
-Вы что? Что случилось?
-Говорю же, яйцо раздавил!- дядя Миша вытащил из кармана штанов раздавленное и потекшее яйцо,- я же домой собирался, яйцо в смятку не доел, положил в карман, а тут Саша за мной прибежал, я и забыл про него…- он вытер о брюки растекшийся желток.
Вместо пения по-над лесом разнесся добродушный хохот.
|