Ресторан «Аллегория» и его предложения
На летней веранде ресторана «Аллегория», выходящей на одну из набережных города, за одним из крайних столиков разместись двое посетителей, чисто из предположения решивших на некоторое время отдохнуть от этого скоростного жизненного темпа, в котором варятся и вынужденно живут жители больших городов. Вот они и заглянули мимоходом в этот ресторанчик, что б закинув ногу на ногу, а можно пойти и дальше, вытянув под столом ноги, под чашку горячего кофе, а можно и чего-то другого покрепче или же по-лайтовей, греясь под лучами стоящего в зените солнца, снизив свой пульс до самого умеренного, для начала молча посидеть, осмысленно наблюдая за всей этой суетой вокруг, а уж затем, если невтерпёж и вообще трудно сразу выбиваться из привычного для тебя жизненного темпа, сделать дельные замечания насчёт всей этой бренной жизненной суеты.
И первым из этих двух посетителей, решивших отдохнуть от суеты сует бренности жизни, кто взял право на себя осудить этот мир, а может и не так категорично поступить, а всего лишь кое-что ему заметить, был тот из них, кто, скажем так, более щурился в его солнечную сторону. В чём он, между прочим, сам виноват, решив, что смотреть прямо в глаза светящему ему в глаза солнцу достаточно интересная идея. И кто кого пересмотрит это ещё вопрос не решённый.
Ну а пока он ещё пытается пересмотреть солнце, через хитрый прищур смотря в его сторону и греясь его лучами, у него есть что по этому поводу сказать. – Солнце в зените. – Говорит этот человек, всё же прикрывая свои глаза, что б полностью насладиться теплотой стоящей погоды.
А вот его собеседник смотрит на всё тоже самое с других позиций, а в частности через солнцезащитные очки, которые не только прикрывают его глаза от такой солнечной погоды, но они также являются неотъемлемой частью его делового костюма, выдержанного в строгих, тёмных тонах в отличие от его собеседника, коллеги, компаньона, а может и так статься, что в первый раз встреченного человека, с кем его вот так удивительно свела судьба на этом жизненном перекрёстке. И для этого варианта объяснения нахождения в таком близости друг с другом настолько разных хотя бы по внешнему виду людей, имеются все внешние предпосылки.
Так собеседник человека в деловом костюме, смотрящего на мир через тёмные очки и замкнутость своего взгляда, одет в противоположность, а может даже и в противовес ему, в телесного цвета, воздушный костюм, который своей лёгкостью совершенно и ни в чём не сковывает своего носителя, и по этой в том числе и возможно причине, он так лёгок на подъём и на слова, которыми он осыпает каждый свой и чужой шаг. А его малоразговорчивый собеседник только реагирует на его слова и взгляды.
– Похоже. – Со всей своей сдержанностью подтверждает утверждения своего визави и очевидность человек в тёмном костюме.
– Тогда, может быть, начнём? – покосившись на человека в чёрном, с долей такой вопросительности в своём заявлении, которая подразумевает ответственность спрашиваемого за принятие этого предложения, обращается к нему человек в белом костюме, как выяснится, забегая достаточно и вполне вперёд, носящего имя брат Амок.
На что ничего на словах не говорит человек в чёрном костюме, о чьём настоящем имени можно только предполагать и догадываться, даже тогда, когда выясниться имя его визави, брата Амока, а то имя, каким он сейчас представляется – Гамбит, что-то язык не поворачивается его так назвать, слишком оно нарочито придумано выглядит, а вот выразительно посмотреть на Амока, то он посмотрит, и уж давай начинай, раз ты являешься инициатором нашей встречи.
И Амок, а почему брат, то это не поясняется, начинает, забираясь рукой в задний карман своих брюк. Из которого им вынимается шёлковый мешочек и кладётся под внимательным и чуточку вопросительным взглядом Гамбита на стол перед ним и само собой перед самим братом Амоком.
Здесь следуя рефлексивной логике, которой самопроизвольно придерживается всякий человек, правда только от мира сего, как главное условие, от Гамбита ожидается проявление его любопытства и вопрос: «Что это?». Но ничего этого не следует с его стороны, и Гамбит, как сидел с угрюмым и непроницаемым выражением лица, которому очень способствовали его тёмные очки, так и продолжил демонстрировать брату Амоку свою запредельную выдержку и публичную уравновешенность. Мол, всё, что мне нужно знать, вы сами скажете. И тогда зачем я буду портить о себе заслуженную репутацию и резюме делового человека.
Брат Амок принимает такое положение вещей, и принявшись развязывать узелок на этом мешочке, пустился в сопроводительные пояснения всему тому, что вскоре откроется для Гамбита.
– Как известно из академических трудов, – заговорил брат Амок, взявшись руками за не такой уж лёгкий для развязки узелок на мешочке, – мир крепится на трёх китах оснований его существования. Каких? То, если у вас появится желание это выяснить, то для этого есть соответствующая литература со стороны учредителей этих знаний. Я же со своей стороны хочу внести своё уточнение в эту архитектуру строения и систематизации мира. А именно то, что эти три кита оснований и обоснований мира, в свою очередь подпёрто 11 принципами уравновешенности. За один из которых, закон равновесия, я несу персональную ответственность. – На этом месте брат Амок сделал паузу, чтобы…нет, не для того, чтобы дать Гамбиту осмыслить и переварить эту глубокую и в чём-то фантастическую мысль, а брату Амоку пришлось полностью отвлечься на узел на этом мешочке, который никак не поддавался развязке. Что уморительно смотрится в связи с вот такими глобальными заявлениями брата Амока. И если вы, брат Амок, не можете справиться с самым обычным узлом, то о чём вы тут ещё таком говорите? Уж лучше помолчите.
Но сидящий напротив брата Амока Гамбит, ни единым движением мышц лица не выдаёт своих мыслей насчёт всего заявленного братом Амоком, а он молчаливо наблюдает сейчас уже за тем, как брат Амок взял в зубы узелок на этом мешочке, и давай таким образом пытаться его развязать. И на этот раз у брата Амока всё получается.
И брат Амок, с чувством удовлетворения смотрит на развязанный мешочек в своих руках, затем переводит свой взгляд на Гамбита, и прежде чем ему раскрыть тайну содержимого мешочка, он предварит всё это блоком новой информации, то есть продолжит свой рассказ.
– Что в себя он включает? – задаётся риторическим вопросом Амок, и пускается в его разъяснение. – Если в общих словах, то поддержание баланса этого мира. Где инструментом выступают физические законы, в частности закон всемирного тяготения. – На этих словах брат Амок высыпает содержимое мешочка на стол, и теперь Гамбит ознакомлен с его содержимым. Это… А вот тут одних общих знаний будет недостаточно, чтобы с хотя бы наибольшей вероятностью идентифицировать эту россыпь, как вроде алмазов.
И Гамбит, чья глаза начинают слезоточить и в них возникает рябение при взгляде на яркость переливов свечения алмазов, чего, между прочим, не наблюдалось, когда он смотрел на солнце, что указывает на то, что здесь включился психологический фактор, на этот раз не сдерживается и спрашивает брата Амока. – Что это?
– А я разве не говорил? – ответ брата Амока прямо корёжит слух Гамбита, непонимающего, что ещё тут за игры такие.
– Нет. – Как-то зло отвечает Гамбит.
– А мне кажется, что я говорил. – Брат Амок продолжает разыгрывать неуместную комедию. И, наверное, хорошо, что он всё-таки знает меру и тут же поясняет Гамбиту то, что тот не сразу понял, хотя этого никто бы не понял, находись он на месте Гамбита. И значит в словах брата Амока нет персонализации Гамбита.
– Ах, да! – стукнув себя по лбу ладошкой, как бы спохватывается на своём упущении брат Амок. – Я ведь только сказал: Начнём. Не добавив к этому действию самое главное. Фактаж. И сейчас я восполняю своё упущение. Начнём метать бисер. – Говорит это брат Амок, не сводя своего упорствующего и не пойми на чём взгляда с Гамбита. У кого начинают несколько путаться мысли в правильном понимании ответа на вой вопрос: «Что это сейчас лежит на столе?». Где запредельно яркая очевидность в виде алмазов, пусть и мелкой величины (Гамбит на основании своих знаний, только в таком качестве мог идентифицировать все эти осколки чьих-то душ, как художественно их описывал какой-то поэт, правда их розовый оттенок вносил свои замешательства) входила в противоречие с заявлениями брата Амока, назвавшего их бисером. Хотя может так быть, что тот использовал в названии алмазов такое именное закрепление для того, чтобы держать в равновесии своего собеседника. На чьём месте может оказаться не такой большой выдержки человек как Гамбит, и тогда кто знает, чем закончиться эта встреча.
А брат Амок между этими размышлениями Гамбита, берёт и накладывает своей раскрытой ладонью эту россыпь так называемого с его слов бисера, и глядя на Гамбита, чего-то от него дожидается. Но Гамбит уже собрался с духом, и он молчалив и невозмутим в ответ на это предложение брата Амока выдать свои сокровенные мысли по поводу увиденного. Впрочем, такой его ответ молчания тоже своего рода ответ. И он принимается братом Амоком, отрывающего руку от покрытия собой россыпи бисера, и… – Можете, Гамбит, убедиться в том, что к моей ладони ничего не прилипло. – С таким посылом брат Амок демонстрирует чистую от всего ладонь Гамбиту.
– И знаете, что это значит? – продолжая держать раскрытую ладонь перед собой и Гамбитом, обращается к нему с вопросом брат Амок.
– Что? – ожидаемо такой ответ следует от Гамбита.
[justify]– Я чист сердцем и душой. И ко мне ничего суетного не прилипнет. – Глядя на Гамбита, говорит брат Амок. А вот теперь, после этих его слов, Гамбит видит в его взгляде на себя встревоженность и страх за него. Которые вдруг передаются и ему, и Гамбит с этим напряжением, с нехорошим предчувствием смотрит на ладонь брата Гамбита и на то, что тот ему сейчас предложит. И что самое страшное из всего этого? Это то, что противостоять неизбежному он не
