Произведение «Павлинка и Грей» автора Александр Гризодубов

Старый дворовый Грей, безмятежно дремавший в будке, высунув на свет божий вислоухую голову, проснулся оттого, что у него зачесался нос. Скосил глаза и увидел сидящую на его носу бабочку.
– Здравствуйте, – сказала бабочка, – вы кто?
– Собака я. Привет.
– А я бабочка.
– Да вижу.
– Можно мне чуточку отдохнуть от жары на вашем прохладном носу?
– Валяй, – ответил пёс, – только лапами не двигай, а то мне щекотно.
От бабочки пахло клевером и ромашками.
– Вы добрый?
– Был злым, а теперь добрый.
– Почему?
– Потому что старый.
– Старый? Сколько же вам дней?
– Дней? – улыбнулся пёс, – мне много лет.
– А что такое лет?
– Как тебе сказать… лет – это почти как дней, только бегут быстрее.
– А мне два дня, я уже взрослая.
– Разумеется.
– А вы умеете летать? Мы могли бы полетать вместе.
– Нет, – вздохнул Грей, – собаки не летают… зато мы лаем. Я раньше хорошо лаял.
– Жаль… А у вас такие же коричневые глаза как у меня, – сказала бабочка.
Грею начинала нравиться эта общительная незнакомка.
– У меня есть ещё пара глаз, смотрите, – и бабочка расправила крылья… На Грея глянули большие голубые глаза, искусно нарисованные на красно-коричневых крыльях.
– О!.. Ты Павлиний глаз.
– Ага! Откуда вы знаете? Но меня зовут просто Павлинка.
– Я старый.
– А вас как звать?
– Грей.
– Очень приятно познакомиться.
– Мне тоже. Ты красивая.
Бабочка засмущалась:
– Мне жених то же самое говорит.
Колючее слово «жених» шиповником царапнуло чуткий слух Грея, отозвалось в груди лёгким сожалением, но внешне он не повёл бровью и спросил с живым интересом:
– А кто жених?
– Их даже двое: шмель и мотылёк. Мне нравятся оба, не знаю, кого и выбрать.
– Шмель сборщиком работает?
– Да, мёдосборщиком.
– Тут и думать нечего, выходи за шмеля.
– Я наверное так и сделаю. А вы кем работаете?
– Сторожем. А ты?
– Я ещё учусь. В школе дизайна по росписи крыльев.
– Здорово.
– Но мне немного жаль мотылька. Он знает, что я в отношениях со шмелём, но говорит, что всё равно будет меня любить.
Грей почувствовал на языке горькое, как полынь, слово «в отношениях», но, заставив себя проглотить его, сказал равнодушно-покровительственным тоном:
– Навряд ли это охладит пыл мотылька. Любовь и логика – вещи несовместные.
Бабочка опять согласилась.
«Как мы легко понимаем друг друга, и как она откровенна со мной, – думал Грей, – чем я заслужил такое доверие?» Ответа не находилось. Лишь одно смутное желание родилось в его старой голове: пускай в жизни бабочки будут шмели и мотыльки, но чтобы она прилетала к нему изредка, доверительно рассказывала о себе, а он бы любовался ей и говорил комплименты, а она бы трогательно смущалась...
Внезапно на небо прибежала тёмная туча.
– Ой, дождик! – воскликнула бабочка.
– Бывает, – сказал пёс и убрал голову в будку.
– У вас темно, я лучше здесь посижу, – сказала Павлинка и порхнула на порог будки.
По крыше стучали капли. Бабочка медленно складывала и вновь раскрывала крылья как человеческие ладони. Грей положил голову на лапы, смотрел на бабочку и ему хотелось, чтобы целый день лил дождь.
– А у вас есть невеста?
Грей улыбнулся:
– Была когда-то… Посмотри на небо.
– Ой, что это?
– Радуга.
– Как красиво! Такую бы на крылья! Дождик прошёл, полечу, посмотрю на неё поближе!
Грей растерялся, хотел было попросить её посидеть ещё, хотел сказать что-то умное и приятное… и ляпнул от отчаяния каким-то не своим голосом:
– А ещё я отлично бегал... верней бегаю. Хочешь, прокачу?
– Как это?
– Просто. Держись крепче за мой нос!
Грей одним махом выпрыгнул из будки и с бабочкой на носу помчался галопом вокруг мокрого двора как молодой. На втором круге он начал задыхаться, а его язык стал настойчиво проситься изо рта наружу. Собрав последние силы, Грей хотел оленем прыгнуть на крышу будки, но вовремя передумал, благоразумно сел рядом на влажную траву, стараясь дышать как можно спокойнее.
– Вау!! – заливаясь смехом, воскликнула бабочка. Прикольно! Я летала, не шевеля крыльями!
– А то! – гордо выдохнул Грей.
– Извините, всё-таки полечу. Всего вам доброго, Грей!
Грей с грустью понял, что они больше не увидятся. Хотел признаться на прощание, что бабочка ему очень понравилась... Но постеснялся выглядеть в её глазах старым, смешным, выжившим из ума ловеласом. Сказал лишь:
– Лети, Павлинка, счастливо тебе. Привет шмелю!
– Спасибо! Прощайте!
И она исчезла… взлетела мгновенно, незаметно для глаза.
Грей растерянно смотрел на свой пустой нос... стало грустно и неспокойно на душе.

Два дня старый Грей не подходил к своей миске. Тогда взволнованная хозяйка унесла её и принесла новую, наполненную молоком и раскрошенным белым хлебом, любимой едой собаки. Пёс к ней не притронулся, даже носу из будки не показал.
– Грейка, если не будешь есть, завтра вызову ветеринара, – сказала хозяйка и ушла в дом.
Третью ночь он лежал, не смыкая глаз. Неотвязная тоска бульдогом вцепилась в собачье сердце и сбросить её никак не получалось. Кряхтя, он вылез из будки, тяжело вспрыгнул на её дощатую крышу, до блеска отполированную лапами, уселся поудобнее, поднял голову, вытянул шею в струну и впервые в жизни завыл.
Он выл о том, что он старый и больной, что из радостей у него остались только миска с похлёбкой и воспоминания, что злиться и протестовать бесполезно: жизнь прошла, и женихом бабочки ему уже не стать никогда.
Подошла хозяйка в белой ночной рубашке:
– Греюшка, что с тобой?
Пёс сильно смутился, спрыгнул на траву, ткнулся носом в тёплую руку, виновато повилял хвостом и забрался в своё жилище.
Хозяйка нагнулась к лазу:
– Хочешь, пошли в дом, Грейка? Пошли!
В другой раз Грей оказался бы в хозяйском доме в два прыжка, но сейчас не хотелось. Он, извиняясь, постучал хвостом по стенке будки.
– Не хочешь? Ну потерпи, мой хороший, утром ветеринар приедет. Грейкин хвост вновь побарабанил по будке. Немного успокоенная женщина ушла.

Грей привычно улегся на подстилку из свежего пахучего сена. Слово «ветеринар» он не любил: наденут намордник, станут щупать, вставлять холодный градусник, колоть иголкой. «Впрочем, – равнодушно думал старый пёс, – делайте, что хотите, и рычать не буду, отрычался. Теперь доживать. А всё же повыть, оказывается, полезно. Вроде на сердце полегчало, неужто бульдог отцепился... Эх, прилетела бы в гости моя Павлинка. Да хоть с мужем. Ничем бы себя не выдал, ни облачка бы не нагнал на их счастье. Только глянул бы на неё одним глазком. Да улыбнулась бы она мне хорошо, как старому дружку, да крылышком махнула. А там и помирать можно".