Любовь и духи

Всё началось с запаха.

Утром, ничем не отличавшимся от других, он встал, умылся, налил кофе, сел за компьютер — и вдруг... ощутил, что пахнет. Сильно. Терпко. Как будто в него втерли чужой парфюм, и не какой-нибудь — а тот, что помнил ещё с восемнадцати. Тяжёлый, сладковато-грозовой, с оттенком табачного пепла, сгоревших лепестков и... чего-то запретного. Так пахла Лена.

Он даже не сразу понял, откуда приходит тревога. Просто дыхание сбилось, как от приступа астмы, а пальцы замерли над клавиатурой. Тело вспомнило раньше разума.

Он не встречался с женщинами вживую — просто переписывался по работе. Конкурс. Поздравления с днём рождения. Текст здесь, шутка там. Обычное дело. И вдруг этот запах. Откуда?

«Меня как будто облили этими духами после разговора... А с кем?»

Имя — Лена — всплыло, как что-то забытое, но незажившее. Вспомнилась машина. Год её смерти. И чувство — не вины, нет — а какой-то метафизической вины, что остался. Остался жить, а она — нет.



Они встретились случайно — или нет? — на танцах. Она была дерзка и пряма:
«Не ври самому себе. Ты хочешь меня».

Он, как обычно, колебался. Боялся. Хотел быть правильным. Уже встречался с другой — Ольгой. Но Лена говорила правду, от которой не уйти. И он сдался.

Её духи были как броня. Как вызов. Они опьяняли. Пьянили. Он не знал, любил ли он саму Лену — или её запах. Он даже влюблённость свою не мог отделить от этого аромата. Слишком всё было связано: танцы, её волосы, смех, глаза, и Клима. Да, он вспомнил. Именно этот запах. «Клима». Модные, вульгарные, грешные.

А потом её сбила машина.

Он узнал это случайно, спустя время. А потом забыл. Или вытеснил. До тех пор, пока однажды не ощутил этот запах вновь — и не понял: Лена вернулась. Или кто-то её носит внутри. Может, и сама не знает.



Были и другие женщины. 

Была Женя из Сочи — та, с кем можно ходить по музеям, смеяться, обниматься при встрече. Платонически. Она — замужем. Он — уже не тот. Но так чисто и спокойно было с ней — как будто в другой жизни они были брат и сестра.

Он предал Женю когда-то по-мальчишески. Думал, она «слишком умная, слишком красивая». А она плакала. Даже замуж бы пошла, если бы он только понял, что достоин. Сейчас они снова рядом, но поздно. Или — просто в другой форме.

С ней нет духа страсти. Но есть тепло. И память.

Нинка была из ЛТО — лагеря труда и отдыха. Великий человек. Ушла из жизни в один месяц с его матерью. Он не смог её полюбить. Она это знала. И не отпускала. Но никогда не вредила.

Таня — подруга детства, коса до пояса. Или не было косы? Он уже не помнил. Только то, как она проходила мимо, не здороваясь. А ведь однажды подружились.

«Иногда Сочи ближе, чем Мытищи. Иногда Берлин — ближе всех».

С Люсей познакомились на танцах. Она сразу сказала, что у неё очередь. Он исчез. А потом увидел её — с другом. Она кричала ему, что он сам виноват. А через три месяца вышла за друга замуж. Потом — за другого. А потом сказала, что сын — его. Или не его?

Он уже не знал, что правда. Люся — как вихрь. Как поворот судьбы, в котором он каждый раз выбирал не туда.

А Лариса — его главная жена. Мама Кати. Женщина, которая вытаскивала его из запоев. Великая. Молчаливая. Мудрая. Не жила с ним — не могла. Но не отпускала — и не исчезала.

«Без неё я бы умер».



Но всё это — не хронология. А нечто иное. Вся его жизнь — это запахи. И женщины. Не в смысле количественном — в смысле откровения. Каждую из них он не понимал до конца. Но в каждой он жил. И теперь, когда появляется запах, он не думает о смерти. Он думает — кто живёт ею теперь? Кто несёт её дыхание?

И может быть, эта девушка с работы, «девочка, которой двадцать пять», вовсе не та, кем кажется. Может, Лена вернулась. Или не уходила.

«Я так много могу рассказать… А началось всё с духов».



Возращение. От Лены


Я не знаю, когда вернулась.

Может быть, в тот день, когда его пальцы дрогнули над клавиатурой. А может, гораздо раньше — когда он впервые посмотрел в глаза той девушке, которая молчит так же, как молчала я. С тем же светом. С тем же вопросом внутри: узнаешь?

Я не ангел. И не призрак. Я просто есть. Где-то между строками его писем, между запахом табачного пепла и томным обволакивающим шлейфом «Клима», между воспоминаниями и выдохами, в тех секундах, когда он говорит себе: не может быть.

Мне было восемнадцать. И я всё знала. Знала, что он смотрит на меня — и боится. Что он не просто хочет меня — он хочет запаха, жизни, дерзости, которой в себе не принимал. Он был весь — из вежливости, из сомнений. А я — из тела. Из огня. Из июльских танцев на площади.

«Ты хочешь меня», — сказала я.

Он не ответил. Просто остался.

После аварии, когда стало тихо, я не ушла. Просто растворилась в других. Иногда — в тех, кто любит дерзко. Иногда — в тех, кто молчит. А иногда — в тех, кто ничего не помнит, но чувствует.

И вот он снова меня почувствовал.

Я стояла за его спиной, когда он искал название духов. Когда говорил: это был не запах, а воспоминание. Он ошибался. Я была — не воспоминанием, а настоящим. Я входила в его комнату через аромат, как раньше — через дверной проём. Я снова смотрела на него, как смотрела тогда. Я жду, когда он увидит меня, а не ту, через кого я дышу.

Я знаю, кто она. Хорошая. Тёплая. У неё своя жизнь, и она не знает обо мне. Ей нельзя знать. А ему — можно.

Я не хочу, чтобы он любил меня заново. Не хочу, чтобы звал. Я хочу, чтобы он принял: не всё умирает. Иногда мы возвращаемся. В запахе. В словах. В женщине, которая говорит ту же фразу. В объятии, от которого — снова дрожь.

И пусть он не ищет, с кем он говорил, когда духи обволокли его. Это была не она. Это была я.

Я не первая.
Я не последняя.
Но я — его.



Эпилог. Сон


Сон был светлым.

Без дверей, без потолка, без пола. Только воздух — густой, как мед, и тихий, как после шторма. Он стоял босиком, будто мальчишка, на пустом перроне. Но поездов не было. Только ветер — и шлейф знакомого запаха, из юности, из бездны, из света.

Он не обернулся сразу. Потому что уже знал — она здесь.

— Лена? — спросил он шёпотом.
— Я, — ответила она.
— Ты жива?
— Это странный вопрос. — Она улыбалась. — Я в тебе. Я в твоей памяти. Я в каждой женщине, которую ты не понял. И в той, которую понял — но поздно.

Он посмотрел на неё. Всё та же походка. Всё те же глаза. Только тише стала. Глубже. Как будто прошла сквозь несколько жизней, чтобы вновь стать — собой.

— Я боялся, что забыл тебя.
— Нет. Ты просто прятал. Но запах — он пробивает броню.
— Почему ты пришла?
— Чтобы простить.

Он молчал. И вдруг — впервые — не хотел ничего объяснять. Ни того, почему ушёл. Ни того, как испугался. Ни того, как потом любил других. Всё это стало неважным. Он стоял перед ней — просто собой.

Она подошла ближе. Провела ладонью по его щеке. Без боли. Без сожаления. Только лёгкая печаль и светлая, почти детская радость.

— Ты стал лучше, — сказала она.
— Я стал старше.
— Это не одно и то же.

Он хотел сказать: останься. Но не стал. Она знала, и без слов.

— Ты ведь знаешь, что это — не конец, — сказала Лена. — Когда придёт время, ты не будешь бояться. Потому что ты уже один раз встретил смерть — и она пахла, как я.

И исчезла.

Он проснулся в тишине. В комнате стоял едва уловимый шлейф. Долго ещё не открывал глаз. Потом встал. Улыбнулся.

И сказал — просто, без театра:

— Спасибо, Лена. Я теперь понял.