Мы с Ленкой сидели на лавочке и ели мороженое. Плодово-ягодное. В руках у нас были картонные стаканчики, а перед нами лежал июнь. Он пах свежей травой, длинными прохладными вечерами, переспевшей белой черешней и алой клубникой. Обещал и манил, распахивая двери в долгое-долгое лето. Мы сидели, ели мороженое, и предвкушали.
— Лен, а о чём ты мечтаешь? — спросила я. Настроение у меня в этот момент было романтически-элегическое.
— На море хочу! — ответила Ленка. Коротко, и как-то совсем не элегически. — А ты?
— Ну-у-у… — я замешкалась. Дело в том, что я-то как раз на море ехала. И Ленка знала, что я еду. Мы туда каждое лето ездили. А Ленка, кажется, на море всего однажды была. Совсем маленькой. И тогда я сказала:
— Я вот в Москву мечтаю попасть! — потому что Ленка уже побывала в Москве, а я нет.
— Да ничего там интересного нету! Ну красиво конечно, кремль, метро, музеи всякие. Магазины ещё. А так — скукота! Вот море…
— Тогда… знаешь, я хочу, чтобы лето никогда не кончалось! Чтобы не июнь, июль, август, а просто — лето, лето и лето…
— Да! — произнесла Ленка. И вздохнула. Определённо, тут она была согласна со мной.
А вскоре выяснилось, что мы на море не едем. Точнее, что не может поехать мама. Что у неё на работе «аврал», и отпуска не дают, хотя билеты на руках, а путёвки оплачены. Она очень злилась, ругалась на чём стоит свет, нервно ходила по комнате, а потом успокоилась. Сказала:
— Ну что же, езжайте вдвоём с отцом. Ты, Женька, большая совсем. Справитесь.
Сначала я растерялась. Без мамы мы никуда не ездили. Но потом… У папы ведь никогда не хватало времени, чтобы быть со мной. Только со мной, а не с мамой. И тут он мне подмигнул:
— Конечно же справимся! Мы тебе письма будем писать. — это уже маме. Звонить, чтобы ты не скучала, по междугороднему автомату. Если найдём.
Я и вправду писала маме письма. Целых два. Что море тёплое и зелёное. И что в нём медузы. А по ночам то ли в море то ли в небе светятся и мерцают то ли звёзды то ли корабли.
Вот чёрно-белая фотка, и я на ней. Скрестив ноги, стою на ступеньках перед входом в наш домик. Веранда его густо заросла виноградом. На мне футболка и шорты. Я, загорелая до черноты, худая как спичка, похожа на голенастого паренька. Из-под широкополой шляпы сомбреро блестят глаза. Я улыбаюсь. Счастливый человек, который всего пару часов назад был самым несчастным на свете.
Папа любил плавать. Он доплывал до буйков, а дальше двигался параллельно берегу, от одного буйка к другому. И мог так уплыть очень далеко. Я оставалась на пляже, с твёрдым наказом в воду не лезть, и провожала его глазами, пока он не терялся из виду. А потом ждала.
Так было и в этот раз. Я немного поковырялась в песке, пересыпая его из ладони в ладонь, поглазела по сторонам, взялась читать книжку, но скоро мне это наскучило. Тогда я стала думать про маму, каково ей там, одной дома, о том, что скоро нам ехать обратно, и о том, что половина лета уже прошла. И о своём желании чтобы лето никогда не кончалось. Вот почему так выходит, что время тянется долго, а проходит быстро? И папы почему-то так долго нет…
Обычно он плыл в один конец, а возвращался из заплыва пешком по берегу. Я решила, что пойду навстречу ему. И пошла, поглядывая то на встречных мужчин, то на море — вдруг увижу как папа плывёт? Но всё напрасно. Однажды мне показалось, что впереди мелькнула его спина. Я побежала, но это оказался чужой человек. Я зашла уже так далеко, как никогда раньше. Но не встретила папу. Тогда я вдруг вспомнила — он рассказывал, что в море у пловца может свести ногу судорогой. И если пловец не захватил с собой английской булавки, то дело его плохо.
Что, если это случилось с папой?! Я пыталась отогнать мрачные мысли, но уже не могла думать ни о чём другом! В животе сделалось пусто и холодно, жаркий солнечный день померк для меня. Но может мы просто-напросто разминулись? Быть может папа ждёт меня в домике? — Мелькнула спасительная мысль. Охваченная надеждой, я со всех ног бросилась на турбазу.
Пусто. Вот полотенце висит на верёвке, которое мы оставили утром сушиться. Закрытая дверь. Я заплакала. Ноги сами понесли меня к пляжу. Будто вернувшись назад, я могла отмотать время, сделать так, чтобы папа снова был там, на берегу, со мной! Ничего другого я никогда не желала так сильно! Только чтобы он был со мной! Чтобы не оставил меня! Но его не оказалось на берегу.
Я опустилась на песок. Слёзы лились потоком, солёные, как морская вода. И так я сидела. Не знаю сколько прошло времени.
— Женя! Женечка, ты что? Что с тобой? Что случилось? — услышала я родной голос. Я вскочила, и повисла на папиной шее. Он был холодный и мокрый — только что вышел из воды. И, кажется, ни о чём не догадывался.
— Папочка! Папа! Я думала, что ты утонул! — он обнял меня, прижал к себе. Так крепко, как больше никогда и никто за всю жизнь. Шляпа сомбреро слетела с моей головы, и папа гладил меня по выгоревшим волосам.
Маме мы ничего не сказали. А лето закончилось. Но много позже я побывала в стране где есть только лето, лето, и лето. Желания сбываются, если очень хотеть.