Позднее раскаяние

            Не знаю, как у кого, а у меня очень часто возникает чувство вины перед тем или другим человеком. Хотя я совсем не конфликтный человек, со снохой уже более десяти лет живём в одной квартире, не сказав за это время друг другу ни слова поперек. Но, как-то так получается, что чувствую свою вину и перед родителями, и перед братом, ушедшими из жизни, и перед бывшим моим молодым человеком… Правда, ничего предумышленно плохого я никому не делала. Тем не менее, это чувство не покидает меня. И, ах, как хочется теперь попросить у всех прощения, чтобы на душе стало светло и легко.
            Об одном из таких случаев я расскажу поподробней. Это было после окончания шестого класса, когда родители отправили меня летом в пионерский лагерь. В нашем отряде было две палаты девочек и одна – мальчишек. Я не помню, как так произошло, что именно наша палата подружилась с ребятами, которые проявляли к нам внимание. Нет-нет, мы не гуляли парами, это внимание проявлялось в том, что, приходя после полдника из столовой, мы обнаруживали у себя на тумбочках вафли или печенье, которые выдавались к полднику, или что-то другое: конфеты или фрукты, привезённые родителями. То есть, мальчишки быстренько выпивали компот или чай, а затем спешили в корпус своими подношениями проявить к нам внимание. Я вычислила своего «друга» по взглядам, которые он бросал на меня. Узнав от других ребят, где его тумбочка, старалась всё вернуть. К концу смены у нас дошло до того, что в тихий час мы писали друг другу записки, передавая их через «связных». Конечно, девчонки часто не могли сдержать эмоции и бурно обсуждали переписку. Однажды на шум пришёл воспитатель Анатолий Константинович – физик из школы, в которой я училась, и начал выяснять, кто шумел. Все отрицали, но, когда очередь дошла до меня, вдруг неожиданно для себя заявила, что шумела я. Он пристально посмотрел на меня и сказал: «Нет, это не ты!»
            Перед последним днём смены мы ходили через речку (в тех местах она была совсем неглубокой) за луговым луком. Но, как оказалось, там был не только лук… И, когда мы вернулись в лагерь, Валера, мой знакомый, краснея, протянул мне цветок. Это был ирис… В душе я, конечно, ликовала: это были первые цветы, подаренные мне.  Перед отъездом мы обменялись адресами. Он жил в микрорайоне Болтинка, на улице Гоголя. Мы договорились, чтобы не привлекать к переписке внимание родителей, писать мне от имени девчонки, я, соответственно, от имени мальчишки.  Это была очень простая переписка: о том, чем занимались, что читали, как учились. Часто переписка прекращалась, затем снова возобновлялась.     
          Когда я приехала в город, в котором живу сейчас, Валера написал, что получил повестку в армию и собирается заехать в этот город, где у него живёт тётя на той же улице, что и я. Естественно, мы встретились, погуляли по городу. На прощание он подарил мне на память ручку-пингвинчика. Опять же это был значимый для меня подарок, так как я никогда не прохожу равнодушно мимо отдела, где продаются ручки. Возможно, Валера это заметил.
         Вскоре пришло его первое письмо из армии, затем второе, третье. Он служил в Житомире. Я, конечно, отвечала. Правда, мы ни о чём не договаривались: он не просил меня ждать его, да и я ничего не обещала. Всё чаще в письмах стала появляться фраза: «опять были в парке», «целый день провел в парке» и т. д. Я ещё подумала, да что же это за служба такая?! А однажды, когда было очень некогда: на работе завал, да и контрольные надо было сдавать в деканат, написала Валере: «В парке, да в парке… Вы там отдыхаете или служите?» Только после я случайно узнала, что он перед армией окончил курсы водителей, и под словом "парк" следовало понимать - парк машин. Но дело было сделано, письма от Валеры стали приходить реже и реже. Я нормально отнеслась к этому, потому как каких-то особых чувств мы не испытывали друг к другу. Да и работа с учёбой занимали всё моё время. Единственно, когда я узнала значение слова «парк», стало очень стыдно, но извиняться было поздно: возможно, у Валерия уже была девушка.
            Но вот сейчас всё чаще вспоминаю тот случай. Про Валеру ничего не знаю, да и не старалась узнать, но забыть его ирис не смогла. Ну, как такое забыть! После Валеры цветы мне дарил только муж, у которого к ним было особое отношение.
            И пусть у Валеры будет всё замечательно! А я решилась в своём неблаговидном поступке раскаяться всенародно.