История о любви, предательстве и суициде

***Часть первая***

Жарким первым весенним днём, когда солнце только вставало из-за горизонта, а птицы только проснулись и завели свою красивую песню, барон Хвестон дописал письмо, в нём он сообщал, что наконец-то за два года он окончил лечение во Франции от туберкулёза и отправляется назад в Россию, в Петроград. Наконец-то он мог увидеть свою любимую женщину и совместно с этим дорогую супругу Марию Сергеевну. Хвестон был молодым, худым и голубоглазым человеком лет двадцати девяти, а лечился он в имении своего далёкого родственника, царствие ему небесное, живущего на постоянной основе во Франции. В имении том было четыре души, которых из Российской империи привёз тот самый далёкий родственник, умерший три года назад.
— Гришка! — громко позвал он крепостного своим хриплым басом. — Живо сюда! — через несколько минут в его комнате был крестьянин Григорий. Выглядел он как высокий статный мужчина лет так сорока, на лице у него была густая карий жёсткая щетина. Одет он был в рубашку и потрёпанные штаны, подпоясанные какой-то верёвкой. От него исходил немного скверный аромат, который был свойственен любому крепостному этого времени. У него были сильные крепкие руки, но все они были напрочь измазаны в рыхлой земле. Почесав затылок, Григорий хрипло сказал:
— Тут я барин.
— Смотри, бери этот конверт, — протянул он Григорию то самое письмо жене. — Сбегай на почту и передай деньги, скажи, чтоб как можно быстрее доставили и в лучшем качестве! Понял всё? — сказал в обычной манере Хвестон.
— Понял всё, барин, — сказав это тихо, Григорий удалился из комнаты.

А было тогда утро, солнце только вставало из-за горизонта. Хвестон открыл шторы, раскрыв расписные ставни сеней на проветривание...
Красивые ласточки плавно летели по небу, солнце освещало сад, перекрестившись, барон Роман Хвестон вышел из комнаты. Пред ним перестали высокие потолки и готические портреты различных людей. Их лики были искажены неприятными гримасами, а причёски так вообще были как у каких-то бесов, но при всём этом они были одеты в дорогую импортную одежду. Шаги Романа были тяжёлыми, зная его, то, услышав эти шаги, сразу бы догадались, кто идёт, ведь его башмаки издавали неприятный утончённый звук. Частичка его фрака была порвана и чем-то запачкана. Пройдя длинный коридор, Роман спустился по лестнице в столовую. Там его ожидала яичница с бокалом красного вина. 

По идеологии Хвестон был капиталист, очень богатый, к сведению. Роман прекрасно понимал, за счёт чего государство богатеет, беднеет и чем живёт по сути. Он знал делать так, чтобы деньги работали на него, и как их правильно распределять, он хорошо относился к своим рабочим и крестьянам. Одним словом, божий помещик. Он был глубоко верующий человек, очень набожный, надо отметить, и при упоминании нечисти очень сильно злился и припоминал это дня ещё так два-три, а то и четыре. Но и пороки тоже имел мой герой, иногда бывал жаден и самолюбив. Иногда он мог выпить много, и в пьяном состоянии натворить плохих, даже очень дел. Но тут автор не может сказать, что барон был ужасной пьяницей, поскольку автор своего произведения должен знать, что Роман Хвестон выпивал много, но не часто, возмещалось всё это тем, что он был очень спортивный и приличный молодой человек.

Съев лёгкий завтрак, барон, встав из-за стола, взял свою трость, свой цилиндр, дипломат и кожаный чемодан. Роман открыл дверь имения и вышел на улицу. На клумбах росли пионы и розы. На пыльной обочине его уже ждал извозчик Степанов с красивой каретой.
— Здравствуйте, барин. Куда едем?
— В Россию, в Петроград, к моему имению.
— Долго ведь.
— Ничего, вытерплю. Сколько конкретно ехать?
— Месяц, барин, всё-таки от Франции до Санкт-Петербурга далеко.
— Да, далековато, но всё-таки ехать надо, Мария Сергеевна ждёт меня в Санкт-Петербурге.
— Хах, за два года госпожа могла и помоложе господина найти. — Усмехнулся Степанов.
— Ерунду не говори, а то жалование понижу. — После слов Хвестона, Степанов молча со своим обычным каменным лицом сел к лошадям, а после и Роман уселся, он ударил кобылу плёткой, и та пошла по дороге, пока четыре крепостных Григорий, Степан, Иван и Сергей наблюдали за ними...


***Часть вторая***
На лице Романа Хвестона была улыбка, лицо его было измотанным, но счастливым, он был в предвкушении встречи со своей женой. Только что они въехали на территорию Российской империи, ехать им оставалось всего одну неделю и несколько дней... 

Вот прошла эта неделя. Читатели возмутятся, как можно автору не описать эти дни?! Автор должен отметить, дни эти были максимально томными и неприглядными. Я в лице автора более чем уверен, что читатели умерли бы со скуки, если б я описывал эту неделю...

Так вот карета подъехала наконец к имению. Хвестон тяжело выбрался из кареты. У ворот стоял его лакей Гедзофович, фамилия такая у него.
— Дорогой барон! Спустя два года вы наконец вернулись! Вы не представляете, как сильно изменились улицы Петрограда за это время! 
— Здравствуй, дорогой мой.  
Обратился он к лакею с ностальгическим вздохом. 
И где первым делом прогуляться посоветуешь?
— На Невском проспекте, красиво там, новую церковь построили, музей поставили.
— Схожу, только с Марией Сергеевной поговорю, всё ж два года жену не видел. 
Тут Гедзофович занервничал и еле как сквозь страх промямлил:
— Господин Хвестон... Её... Это нету тут... Гулять пошла, она это... Собачку себе завела, вот и выгуливает её каждый день.
— Зачем собаку в доме держать??
— Э... А... 
Замялся Гедзофович
— Так модно ведь! Сейчас все с собачонками ходят, и во Франции тоже, как же жив во Франции два года, вы не знаете этого? 
Спросил с насмешкой лакей.
— Дам-с, отстал я нынче от просвещённого общества...
— И именно поэтому я советую вам сходить на Невский проспект, там, я уверен, вы сможете узнать о том, что ныне творится в мире.
— Хорошо... И в правду пойду на Невский проспект, посмотрю, что да как там.  
После этого Хвестон развернулся и по выложенной камнем дорожке направился на улицу гулять. Гедзофович вытер пот со лба салфеткой, много уважаемый барон пока не знал еще всего того, что происходило, пока его не было дома... А то, что происходило у него дома, могло его максимально огорчить...

Тем временем Роман уже пришёл к Невскому проспекту и любовался всей красой Санкт-Петербурга, по мнению барона, и по мнению автора и вообще многих людей, Невский проспект был самым красивым местом, не только в России, но и во всем мире в целом. Ранее тёмные закоулки города стали популярны и очень знамениты. Клумбы стали стали более красивыми, и наполнились новыми цветами из заграницы. На улице сидели разные художники и рисовали карикатуры на заказ, а также обычные портреты. 
Барон увидел вывеску жирным шрифтом «ЦВЕТЫ! ДЕШЁВЫЕ И КРАСИВЫЕ!» Зайдя внутрь заведения, он почуял невероятный запах свежести и чувство прохлады. За стойкой была полная женщина лет так где-то за тридцать.
— Доброго дня тебе, молодец! Чего желаешь приобрести? Всё дешёвое, долго цветёт!  
Сказала женщина.
— Эм... Сколько вот эти вот розы стоят? 
— Советую шесть брать, это будет семьдесят копеек. 
— Хах, а говорите дёшево, так и быть, беру только потому, что красивые. 
Барон и женщина рассчитались, после чего Роман вышел из заведения с мыслями про то, как подарит розы Марии Сергеевне. Но автор должен сделать своим читателям небольшой спойлер, цветы он Марии Сергеевне не подарит, хотите узнать почему? Читайте дальше... 
Так гулял много уважаемый барон несколько часов, гулял... Гулял... И захотелось ему домой уже. Развернулся он и пошёл домой. Спустя полчаса он снова был у своего имения, у ворот стоял всё тот же лакей Гедзофович.
— Вновь здравствуйте, господин, погуляли?
— Естественно, погулял, красиво всё, ново.
— Эээ... А может... Ладно... Приходите...  
Замешкался лакей.
— Что ж ты так не хочешь впускать меня в моё же имение? — с ухмылкой и насмешкой спросил Хвестон
— Просто понимаете, многоуважаемый господин Хвестон, дома вас ждёт небольшой сюрприз...
— Люблю сюрпризы, так что впускай. 
Гедзофович послушно открыл ворота.

Пройдя по красивой аллее, он открыл двери дома... Возле дверей пробежала служанка, ране не известная Хвестону.
— Постойте-ка, сударыня.  
Служанка остановилась. 
— Позвольте узнать, как вас зовут, кто вас нанял, и почему вы в моём доме?
— Эм... Мне сказали, что это дом Марии Сергеевны и Ивану Верцелу, а звать меня Дарья.
— Извольте спросить, сударыня Дарья. Кто такой этот Иван Верцел? 
— Так это возлюбленный Марии Сергеевны. 
Роман Хвестон побледнел и выронил из рук розы.
— А фамилия Хвестон вам ни о чем не говорит?
— Так это покойный ныне муж Марии Сергеевны. 
Зрачки барона расширились от неописуемой ярости и огорчения, Роман закашлял.
— Боюсь уже спросить, а вы в какой сфере обслуживания тут работаете?
— За ребёнком слежу, я няня ребёнка.
— Извольте сказать, а чей это ребёнок?
— Марии Сергеевны и Ивана Венцела.
— А где они сами находятся, позвольте спросить?
— У себя, наверху, в спальной комнате, весельем занимаются. — Правые веки у бедного барона затикали.
— Так вот, позвольте представиться мне, Дарья, имя мне Роман Хвестон. Как видите, живой и в полном здравии, прибыл обратно в Россию. 
Тут уж служанка Дарья побледнела... Барон в полной ярости пошёл в барак, отведённый специально для крепостных. 
Увидев его, крестьяне вскочили с кроватей и хором проговорили: «Здравствуйте, барин!» 
— Ну здравствуйте, тоже думали, что я покойник? И как к вам тут относятся? 
Из толпы крестьян вышел самый увесистый парень лет двадцати и сказал:
— Нам сказали, что вы ныне под землёй мир вкушаете, но надеялись мы, что клевету нам говорят. А относятся плохо, совсем замучили, розгами бьют. 
Бедный барон покраснел от стыда за свою возлюбленную, подумав, сказал:
— Слушайте мой приказ, прямо сейчас, идите в комнату господина и госпожи, облейте их водой холодной, свяжите и ко мне в кабинет приведите, немедленно!
Барон вошёл опять в дом и зашёл в свой кабинет, весь стол был захломлён разными ненужными вещами. Собрав всё это в мешок, он кинул его в окно и начал говорить сам себе:
— Вот каким образом? Почему? Зачем? Чем я хуже этого Ваньки, чем он, приглянулся больше, чем я? Что со мной не так? Как она посмела предать меня? Предать наши отношения, завести ребёнка от кого-то там Верцела. 
Но его внутренний монолог прервал стук в дверь, на стул посадили молодую женщину и мужчину.
Первая — Мария Сергеевна выглядела как молодая дама лет двадцати пяти, у неё были длинные карие волосы, которые переливались на солнце из окна, она была вся мокрая, её голубые глаза были наполнены ненавистью и стыдом. Второй — весьма полный Иван Верцел, он смотрел в пол с каким-то стыдом и злостью. 
 
— Ну-с, и как это понимать, Маша? Я, то есть два года, лечусь от этой болезни жуткой, думаю, что ты меня ждёшь тут, а ты с этим господином живёшь, а ещё я узнаю, что у вас ребёнок тут. Может, ты мне объяснишь это?
Мария Сергеевна жутко покраснела:
— Рома... Эм... Я не могу ничего сказать...
— А вы? Иван Верцел? Что можете сказать? Я вам отмалчиваться не дам, чтобы я вернулся к вечеру, ни вас, ни ваших вещей в этом доме не было... 
Хвестон молча удалился и вошёл крепостной, чтобы развязать