Проснулся Пашка резко, как от удара. Ему показалось, что спал он всего минут десять, но когда посмотрел на часы, увидел, что было уже пол-десятого утра.
Голова нещадно болела. Пашка с трудом сел на кровати. И сразу же, вспомнив что-то очень важное, сунул руку в карман. Пропуска были на месте.
Это придало ему сил. Вытащив карточку Елены, Пашка вгляделся в нежный овал её лица, в лучистые глаза. Он долго смотрел в них.
- Уже совсем скоро, Леночка, - прошептал он и бережно положил фото обратно в карман.
Встав с кровати, он подошёл к висевшему в углу зеркалу. На него смотрел нахмуренный, заросший парень. Пашка вгляделся в своё отражение... провёл рукой по небритой щеке. На какой-то миг он подумал, что в зеркале отражается не он, а какой-то совсем другой, незнакомый ему человек. В какой-то степени так оно и было...
Слишком много всего прошло с тех пор, как он уехал из родной деревни. За эти полгода. Слишком многое изменилось, и в первую очередь в нём самом.
"Я убивал", - подумал Пашка. - "Трех человек уже убил"
На какой-то миг в сознании всплыли слова, слышанные им когда-то от Грановского. Про врагов революции, крыс, тараканов. И о том, что они, чекисты, делают благое дело ради общего счастья и будущей счастливой жизни.
"Когда-то ведь я верил всему этому", - подумал Пашка, сев на табурет и рассеянно проводя рукой по лбу. - "Да и Грановский, похоже, верит. Он говорил об этом с такой убежденностью. Но только... почему он думает, что он прав? Что они все правы? А благое дело... чего стоит оно, если его вершат такие, как Фомин?"
- Нет, - тихо прошептал Пашка. - Не правы они. Нельзя строить счастье на смертях. Нельзя.
Он наскоро умылся, плеснув в лицо холодной воды из ковшика. Затем побрился. Он опять подумал про Елену и о том, что скоро её увидит. На сердце было тревожно, но тревогу эту заслонила собой радость. Когда он представил её большие глаза, светлые волосы, нежную улыбку, которую он видел, правда, всего лишь пару раз.
***
Во дворе он столкнулся с Завьяловым.
- Ну что, паря, жив? - как-то ехидно усмехнулся Антон, дымя самокруткой. - Смотри-ка, побрился даже.
- Ну... да, - Пашка кивнул
- Посидели то хорошо, вчера, а? - голос Завьялова был вполне доброжелательным, но глаза его почему-то сузились.
- Шутишь что ли? - Пашка махнул рукой, - не рад я, что с Фомой связался. Башка до сих пор, как чугунная.
- Не привыкший ты пить ещё, - усмехнулся Завьялов, - а Фома... - он на мгновение замолчал, сплюнув себе под ноги, - Фому я сегодня с утреца уже видел.
Кстати, он тебя просил зайти к нему в кабинет. Он сейчас там.
- Меня? - переспросил Пашка.
Сердце упало куда-то вниз. Он подумал, что Фомину уже всё известно. И о пропавших пропусках. И вообще, обо всех его, Пашкиных планах.
- Ну да, тебя, - Завьялов посмотрел на него с легким недоумением. - Эге, чего ты побледнел-то? Или Фому так боишься?
Антон опять усмехнулся, - ну так сам виноват. Сам эти посиделки с ним устроил, а что теперь уж...
- Ладно, Антоха, - Пашка примирительно дотронулся до плеча Завьялова. - Спасибо, что передал.
- Ну давай, удачи, - протянул ему в спину Антон.
Фомин, как ни странно, выглядел довольно бодрым, даже оживленным. Только лицо было, пожалуй, бледнее обычного. И под глазами темнели круги.
Он царственным жестом кивнул Пашке, сказав присаживаться. У входной двери стоял ещё один чекист, Корнеенко. Пашка почти не общался с ним, знал только, что Глеб Корнеенко почти год воевал в Красной армии, был ранен в руку. А потом вот, оказался в ЧК. Как почему - Пашка не спрашивал. Корнеенко тоже сухо кивнул Пашке, продолжая стоять у входной двери.
Фомин некоторое время молчал, и Пашка почувствовал, что ещё немного, и он сам сорвётся. Напряжение росло. Фомин быстро забарабанил длинными пальцами по столу. Видимо, это был его любимый жест. Пашка кашлянул, стараясь изо всех сил выглядеть спокойно и не обращать внимание на ползущий вдоль позвоночника противный холодок. Холодок страха.
- Понравился ты мне, Павло, - вдруг выдал Фомин, и на его тонких губах появилась улыбка. - Есть в тебе что-то... что-то такое, настоящее.
Пашка перевел взгляд за окно, лихорадочно думая, что это может означать. Искренне ли говорит Фомин или это своеобразное издевательство перед тем, как он выложит Пашке всё - и о пропавших пропусках и...
- Хороший ты парень, - продолжал Фомин, - не испорченный ещё жизнью.
- Да ладно, Сергей Иванович, - буркнул Пашка.
- Я знаю, что говорю, - усмехнулся Фомин. - Хочу тебе подарочек сделать. Увольнительную до завтрашнего вечера. Хочешь, сходи в город прогуляйся. Делами своими займись. Или может ещё куда соберешься. Есть у тебя баба-то?
Он усмехнулся. А Пашка, несмотря на испытанную радость от того, что о пропусках Фомину скорее всего ещё ничего не известно, почувствовал знакомую тошноту.
Слово "баба" в устах Фомина звучало как-то особенно цинично. Пашка вспомнил почему-то о несчастной генеральской дочке, к которой накануне предлагал пойти Фомин. Сердце сдавила жалость.
Фомин заинтересованно смотрел Пашке в глаза, ожидая ответа.
- Да, есть, - тихо сказал Пашка.
- Ну вот и славно. Свободен будешь сегодня после двух и завтра до десяти вечера. Понятно, Павло?
- Да, - Пашка кивнул, - спасибо Вам, Сергей Иванович.
- Да не за что. Подарочек тебе, - Фомин закашлялся и отпил воды из графина. Прямо из горлышка.
Корнеенко, стоявший у двери, молча слушал их разговор. И Пашка с тревогой подумал, зачем он здесь. Фомин перехватил Пашкин взгляд, направленный на Корнеенко.
- Увольнительная у тебя с двух, Павло - проговорил он. - Сейчас одиннадцать. Ещё немного поработаешь.
- Слушаюсь, Сергей Иванович, - ответил Пашка. - Что за работа?
- Допрос, - бросил ему Фомин.
И хотя Пашка понимал, что придется всего лишь присутствовать на допросе кого-то из заключенных, по его спине опять пробежал холодок.
- Давай-ка, ступай с товарищем Корнеенко, - Фомин потер ладони, как-будто согреваясь. - Приведете мне арестованного Мартынова.
Пашка встал, кивнув Фомину. И вместе с Корнеенко вышел из кабинета.
Владислав Мартынов был высокий худой человек, блондин. Глаза его тоже были совсем светлыми, какими-то бесцветными. Сейчас они с испугом смотрели на развалившегося за столом Фомина. Пашка вместе с Корнеенко стояли у двери. Пашка пристальнее всмотрелся в Мартынова. Тот почувствовал его взгляд и обернулся.
Пашка перевел взгляд в пол. Почему-то он не мог выдержать взгляд Мартынова.
Фомин удостоверил личность арестованного - имя, фамилию, род занятий. Пашка узнал, что Мартынов в прошлом был банковским служащим. На данный момент уже больше месяца безработный.
- Та-ак, что тут у нас? - протянул Фомин, открывая какую-то папку и читая извлеченный из нее лист бумаги. -
А дело-то не приятное, господин хороший, - он выпустил в лицо Мартынову струйку дыма, - донос на вас поступил.
- Д-даже не представляю, кто мог на меня донести, - заикаясь пробормотал Мартынов, - я н-никогда контрреволюционных настроений не высказывал.
Фомин, ласково улыбаясь, смотрел на него.
"Как удав на кролика", - вдруг подумал Пашка.
- Настроений-то, может и не высказывали, Владислав Савельевич, - всё с той же легкой улыбкой проговорил Фомин. - А вот в доносе значится, что Вы от советской власти утаили крупную сумму денег наличных. И деньги-то ещё ладно. Но и драгоценности, золотые и серебряные вещи спрятали в тайнике.
- Бог мой! - воскликнул Мартынов, - какие же вещи! Откуда? Мы с женой в крайней нужде. Больше месяца я без работы, все вещи, что были... да было то там всего сервиз, да пара статуэток золотых, передали ещё пол-года назад советской власти. Не понимаю, о чём Вы...
Он сильно покраснел от волнения.
Фомин слушал слова арестованного всё также, снисходительно улыбаясь.
- Что же по вашему, - наконец проговорил Фома, - что советская власть будет поклёпы на Вас возводить?
- Кто написал донос? - тихо спросил Мартынов, опустив голову.
- Ну кто конкретно, я вам ответить не могу, - ответил Фомин, - скажу только, что это дама...
- Кажется, я начинаю догадываться, - проговорил после минутной паузы несчастный арестованный, - это Дарья, больше некому...
- Ну так что же? - вдруг, приподнявшись, крикнул ему в лицо Фомин.
Пашка даже вздрогнул от резкой перемены его тона. Из вполне доброжелательного он стал пронзительным и злым.
- Что же, Мартынов? Куда вы спрятали вышеозначенные вещи? Ну?!
Мартынов молчал, разглядывая гладкую поверхность стола. И глядя на всё это, Пашка опять вспомнил, как сидел на этом же самом месте.
Но сейчас что-то изменилось в его сознании. Он вдруг совершенно ясно, отчётливо, понял, что Мартынов скорее всего не прятал никаких вещей.
И что они губят ещё одного невинного человека.
Продолжение следует
