Звук флейты волнами расплескивался из окна класса музыкальной школы. Случайный прохожий, заслушавшись, стоял не в силах заставить себя уйти. Созерцательная соната Баха заставляла остановиться и осмотреться, как-то по-особенному раскрашивая все вокруг. Серая корка наста на еще не растаявших сугробах казалась тускловатым, но оттого не менее прекрасным зеркалом, в котором можно было рассмотреть то, что обычно глазу не заметить. Замерзшие лужицы отражали светло-голубое небо неповторимо густой синевой. Обнаженные ветви кустов у тротуара, казалось, светились от касаний солнечных лучей. А еще несколькими минутами ранее этот прохожий морщился и презирал непостоянство весны.
Он обратил взор на окно, которое скрывало от него музыканта. Соната внезапно прервалась, и прохожий услышал тихое бормотание — наверное, учитель высказывал замечания. Оцепенение резко спало, и прохожий уже почти смог уйти, но сонату начали играть сначала. И снова он стоял как парализованный, рассматривая все вокруг.
Пока учителя не было, юный пианист снова и снова отрабатывал Моцарта, которого готовил к экзамену. Учитель вошел с каким-то особенно возвышенным выражением лица и попросил начинать. Только после того, как пианист закончил, учитель обратил его внимание на пару ошибок и попросил повторить. И после второго повтора он не стал читать привычный монолог о том, что заниматься стоит в разы больше, а некоторое время еще стоял с мечтательным выражением. И только потом заговорил:
– А ты не хочешь сыграть вместе с флейтой?
