Рассвет уже давно наступил, но теплее не становилось. Напарник Клауса зябко провел рукой по пуговицам шинели, будто проверяя, не уходит ли где-либо тепло и, поправив ремень маузеровского* карабина на плече, пошел дальше по караульному маршруту вдоль изгороди. Клаусу не было холодно, плюс его согревала мысль, о том, что скоро будет Еда. На территории было пусто и тихо, но Клаус чувствовал, что Другие в бараках, давно уже проснулись и ждут сигнала на утреннее построение, но это было уже дело утренней смены. Уже слышался со стороны Дома не терпеливый голос Шольца. Шольц любил утренние построения и всегда находил на них нарушителей порядка, что очень нравилось его напарнику обер-инструктору гауптшарфюреру Марку. Шольцу единственному позволялось разговаривать во время дежурства, без взыскания за это. Рассказывали, что когда напарники служили в SS Panzer Division "Hitlerjugend", Шольц спас гауптшарфюрера, и был при этом ранен, а потом Марк нес Шольца на себе и донес до своих. День шел своим чередом. Клауса с напарником сменили, наступило время завтрака, повариха Ильза, почему-то слишком худая и злая для поварихи, принесла котёл и разложила по мискам Еду. Порция Клауса, опять была меньше чем у других. Ильза его не любила с тех пор, кок он застиг ее с сумкой украденного на кухне мяса. Для Ильзы все обошлось, но она запомнила Клауса, и при любой возможности старалась ему чем-нибудь навредить. Днем напарник Клауса пошел в гаштет, но Клаус не стал туда с ним заходить, там было всегда накурено и пахло алкоголем, а Клаус этого не любил, тем более что Напарник никогда не угощал там его Едой. Он остался на улице с тем, чтобы погреться под робкими лучами мартовского солнца. А из гаштета пахло Едой и Клаус, непроизвольно облизнулся, есть ему хотелось все время, и он не мог ничего с собой поделать. Внезапно Клаус почувствовал чей-то взгляд, со стороны мастерской стоящей напротив гаштета, в этой мастерской Другие ремонтировали одежду Напарникам, шили постельное белье и еще что-то. Других, которые там работали, кормили из Большой кухни, и некоторые из них в мастерской и жили. Из окна, на него смотрели глаза Другого. Клаус с удивлением почувствовал во взгляде не страх и ненависть, как обычно, а что-то непонятное и, пожалуй, приятное. Маленький Другой, шевелил губами явно обращаясь к Клаусу, и чтобы понять в чем дело, Клаус подошел к мастерской поближе, где с удивлением услышал слова: "Клаус бедный, какой же ты голодный". После чего Другой кинул ему через окно маленький кусок ливерной колбасы, половину своей субботней пайки. И еще три раза Клаус к нему подходил, и маленький Другой с ним разговаривал, пока Напарник Клауса, Обершарфюрер Ганс, был в гаштете.
Маленького Другого звали Марек Пуговица. В мастерскую его взяли, за талант быстро пришивать пуговицы, хоть к рубашкам, хоть к шинелям, хоть к наволочкам. За это ему позволили жить при мастерской и давали взрослую пайку из Большой кухни, и чем-нибудь из этой пайки, он всегда с Клаусом делился. Как Клаус понял из его рассказов, у мальчика когда-то был Друг, которого тоже звали Клаус и они с этим Клаусом, были очень похожи. Однажды Клаус увидел Марека не через окно. Он вместе с Другими грузил в машину тюки, машина стала отъезжать, но он задержался на крыльце мастерской, и когда Клаус подошел к Мареку, он погладил его по голове. Тут раздались крики и ругань Напарника, он был зол и пьян. Он ударил Марека дубинкой, а Клауса пнул ногой. А через несколько дней их перевели в соседний городок…
Клаус и его Напарник охраняли и проверяли грузы и эшелоны на железнодорожной станции. Однажды ночью началась бомбежка, а утром их команду подняли по тревоге и погрузив в машины, привезли на опушку леса. Во время бомбежки была разрушена ограда лагеря и несколько Других сумели бежать, и задачей напарников было прочесывание леса.
Клаус бежал рядом со Штольцем и, увидев впереди заросли, Шольц проворчал, что бы Клаус проверил их, а сам Шольц обежит кусты сзади и будет ждать бегущих Других, которых он спугнет.
Марек затаился в прогалине под свеже-зелеными кустами, бежать уже не было сил, а погоня всё приближалась. Мальчик свернулся в клубок и, затаив дыхание, стал ждать неизбежного. Затрещали кусты и перед ним показалась морда лагерной овчарки. Собака уставилась на мальчика желтыми глазами, обнажила зубы в беззвучном рычании, но ее грубым и злым голосом, окликнул эсэсовец, известный всему Кацету, под прозвищем Черный Ганс. Обершарфюрер орал, что если эта свиная собака Клаус не появится через минуту, то получит хорошую трепку. Овчарка спрятала зубы и, лизнув Марека в лицо, убежала. Мальчишка еще слышал, как слева и справа прошла погоня, как трещали изредка выстрелы и слышались крики его товарищей, которым не повезло. По его лицу текли слезы, и он повторял шепотом только одну фразу: "Спасибо тебе, Клаус".
