Меня всегда пугало слово - кровосмешение. Казалось, что от него веет какой-то таинственной местью природы. Местью за попрание её законов. Кровные родственники сочетаются браком между собой, не имея свободы выбора. Молодое поколение растёт в замкнутом пространстве, в клетке, где пару подбирают заботливые родственники, руководствуясь какими угодно интересами, только не законом природы.
В результате, в среде такой замкнутой общины, рождается аномальное число младенцев с генетическими отклонениями, попросту, уродов.
Человек забыл, что сам то он стал тем, кто есть, только благодаря естественному отбору, где сильнейшие и наиболее приспособленные особи бились между собой за продолжение рода.
Если кровосмешение длится достаточно долго, члены такой замкнутой группы вымирают.
Прекрасно понимая, что приток свежей крови необходим, община принимает для этого беспрецедентные меры.
Что из себя эти меры представляют, мне пришлось испытать.
Дочка моя частенько болела, дождливо-снежный российский климат был ей явно не по нраву, и я решил свозить её к родственникам, живущим в жаркой стране у тёплого моря.
Через пару недель пребывания на солнышке, купания в море, поглощения многочисленных фруктов и овощей, она приобрела цветущий вид. Жили мы в районе, где было много ортодоксов, или мне так казалось потому, что их везде было много. До поры, до времени я их не замечал, а они не замечали меня. Народ вокруг не отличался разнообразием типажей: чёрные волосы, карие глаза, смуглая кожа.
И вот, в один ничем не примечательный, но ставший позднее весьма знаменательным день, мы отправились в «каньон». Так называли огромные молы, где можно было развлечься, хорошо покушать, посетить бессчётные магазинчики, или просто посидеть под кондиционером у фонтана.
Мы зашли в продуктовый магазин с километровыми полками, на которых весело зазывали покупателей тысячи аппетитных товаров.
Дочке уже вовсю шёл второй год, она не очень давно научилась ходить и, наконец-то, нашла место, где можно было носиться сколько угодно, не опасаясь никаких санкций. Сначала я держал её за руку, но свободолюбивая натура не могла долго этого терпеть и она, пользуюсь моей увлечённостью в выборе нужного продукта, плавно ускользнула.
А, надо сказать, что в отличие от местного народа, она была светловолосая, белокожая, голубоглазая, чем вызывала повышенный интерес окружающих к собственной персоне.
Но была также и общительной и не боялась идти на ручки к незнакомым людям. Эта, потом исчезнувшая черта, и сыграла свою роль в дальнейших событиях.
Народу в магазине было много, люди не торопясь ходили по залам с тележками, нагружая их чуть не доверху. Потом стояли в очереди у касс, которых хотя и было полтора десятка, но переварить быстро такую массу товаров и людей не могли.
Итак, я увлёкся прочтением названия какой-то банки на незнакомом языке, пытаясь интуитивно определить, что это такое и, вдруг обнаружил, что дочки рядом нет.
Я бросил банку, огляделся вокруг и не найдя её, помчался в соседний зал, там её тоже не было, следующие две или три минуты я метался по залам, натыкаясь на покупателей, которые шарахались от меня, не понимая чего я хочу.
Можно бесконечно рассуждать о случайностях и о чудесах, которые нам преподносит Вселенная ежедневно, ежечасно. Мы их просто в упор не замечаем, а то, что мы не видим, для нас не существует.
Возможно, Бог послал мне эту женщину, которая обратилась ко мне на чистейшем русском языке:
- Вы не девочку, случайно, ищете, такую маленькую?
- Да, девочку,- едва смог я прохрипеть, во рту уже всё пересохло от ужаса, что я её потерял.
В «каньоне» сновали туда-сюда тысячи людей, входя и выходя через десяток выходов, в разных концах огромного здания, на разных уровнях, подымались и опускались эскалаторы. Найти человека в этом людском муравейнике было очень трудно, даже зная язык и расположение выходов, а если этот человек хотел скрыться, то надежды не было никакой.
- Её взяла религиозная, вон она побежала к кассам.
Не поблагодарив, я рванулся к кассам и издалека увидел как женщина, в длинной юбке и перекошенном берете на голове, держа на руках моего ребёнка, уже расчистила себе дорогу, что-то сказав покупателям.
Я бежал, сшибая людей, боясь выпустить её из виду.
Вот она выскочила за линию касс и побежала вглубь громадного помещения забитого людьми, где легко можно было затеряться.
К каждой кассе стояла очередь из людей с тележками, между кассами был только узкий проход на ширину тележки. Пройти было невозможно, для этого надо было сначала выкатить тележки, объяснив покупателям для чего это нужно сделать. Это было для меня неприемлемым. И тогда я принял единственно верное решение. Оттолкнув пару тележек, насколько смог быстро, чтобы меня не схватили за ноги рассерженные покупатели, я вскочил на длинный стол возле кассы, на который выкладывают продукты. Я сделал несколько прыжков по этому столу, втаптывая выложенные на него товары. Стрельнули струйками продавленные молочные пакеты, поползла по моим ногам выдавленная из коробок бело-красная паста, загремели разбитые бутылки, раскатились отброшенные овощи.
Я перепрыгнул через кассиршу, которая пригнулась и испуганно прикрыла голову руками.
Всё, я уже на той стороне.
Похитительница энергично пробиралась сквозь толпу, ещё минута, и она исчезнет навсегда. И тогда, понимая, что мне её не догнать, не могу же я бежать, отбрасывая людей, меня немедленно остановят, я закричал. Мой вопль перекрыл сдержанный разноголосый гул. Люди остановились, естественное любопытство, на которое я рассчитывал, сработало, и эта женщина тоже замешкалась. Я что-то кричал по-русски, указывая на неё, и она не могла бежать дальше, не обратив на себя внимания, что ей, конечно же, было не нужно. Этих нескольких секунд замешательства мне хватило. Я кричал все самые грязные слова, которые приходили мне на язык, и они подхлёстывали мою ярость, когда я мчался нелепыми прыжками, стараясь не толкнуть и не сшибить кого–нибудь. Люди расступались, давая мне дорогу, видимо моё лицо не предвещало ничего хорошего.
Вот, я уже рядом с ней. Схватил за одежду, и почувствовал её мелкую дрожь, когда она прочитала в моих глазах свою судьбу.
Секунда отделяла её коричневое морщинистое лицо от моего кулака, но я не ударил. Это - всё равно, что остановить автомобиль на полном ходу. Рядом с её отвратительной физиономией с маленькими, бегающими глазками, я увидел бледное личико дочери, которая протягивала ко мне ручки:
- Папа, папа!
Женщина что-то бормотала трясущимися губами, но я, не обращая на это внимания, осторожно взял дочку, боясь, что она испугается и заплачет. И только потом свободной рукой резко толкнул похитительницу. Она упала, но сейчас же поднялась, чтобы получить от меня сильный пинок под зад. Жаль, что на мне были не армейские сапоги, а лёгкие сандалеты.
Быстро, быстро, не оглядываясь, боком она засеменила к выходу, видимо, опасаясь появления служителей порядка.
Разборки с полицией не входили и в мои планы и, чувствуя, что она сейчас явится, я немедленно покинул поле боя, смешавшись с толпой.
На подгибающихся ногах приплёлся я домой, прокручивая в мозгу картину того, что могло бы случиться, опоздай я хоть на минуту.
Похитительница, видимо, предполагала в мгновение ока выскочить через один из выходов, где её уже поджидала машина. И всё, больше я бы дочери не увидел никогда.
Этот эпизод надолго оставил в моей душе тягостный след.
О похитителях детей – компрачикосах, я знал из романа Виктора Гюго «Человек который смеётся».
Они крали детей то из бедных семей, то из семей феодалов (за это их вознаграждали родственники ребенка, которые хотели завладеть его наследством) и затем превращали их в физических уродов. Одним они разрезали рот и потом сшивали его так, что до самой смерти его лицо улыбалось; другим они сознательно повреждали щитовидную железу, влияющую на рост, и ребенок становился карликом. Трудно себе представить, сколько детей умирало во время этих страшных операций. Тех же, что выживали, обучали всевозможным фокусам, делали их комедиантами или продавали на княжеские дворы, где они потешали господ.
Пойманных компрачикосов всегда ожидало суровое наказание. Но мало кого из них удавалось поймать. Эти преступники умели хорошо скрываться. А некоторые даже находились под защитой феодала или короля, которому удалось с их черной помощью получить большое наследство.
Но все это относилось к далекому прошлому. Теперь же, оказалось, детей крадут для того, чтобы избежать рождения физических уродов. Их выращивают в религиозных закрытых общинах, воспитывают по своим канонам, а потом выдают замуж или женят. Причём, крадут те, кто верит в Бога и утверждает чистое, доброе, вечное…
Лицемеры.
Никакие цели не оправдывают это страшное преступление.
