Пушкин, который был сослан на юг, в Екатеринославль (нынешний Днепропетровск) прибыл туда в середине мая 1820 года. Поехал кататься по Днепру, искупался в еще холодной воде и схватил горячку.
Ехавший в это время на Кавказ Николай Раевский, который знал о ссылке, стал его разыскивать и нашел друга в бреду, в какой-то грязной хате, на Мандрыковке. Его отец, прославленный генерал, герой Отечественной войны 1812 года, Николай Николаевич, путешествовал со своим штаб-лекарем, которого звали Евстафий Петрович Рудыковский.
К нему, в первую очередь, Николай и бросился:
— Доктор! Я нашел здесь моего друга, который очень болен и ему нужна скорая помощь. Поспешите со мной! - Рудыковскому ничего не оставалось,как ехать с ним... В гадкой избенке, на дощатом диване, он увидел молодого чернявого, но голубоглазого человека — небритого, бледного и худого, сотрясаемого лихорадкой.
На столе перед ним лежала бумага.
— Чем вы тут занимаетесь! - удивился доктор.
— П-п-пи-шшу ст-тиххи, - ответил тот, стуча зубами.
«Нашел же и время и место», - пренебрежительно подумал Евстафий Петрович и посоветовал больному на ночь напиться чего-нибудь теплого. С тем и отправился в дом губернатора Карагеори, где они остановились и где ждал сытный обед.
Но как велико было удивление штаб-лекаря, когда утром увидел, что тот самый больной сидит за столом со всеми Раевскими и безумолчно по-французски трещит с молодым Раевским!
Больной, видя его недоумение, весело объявил:
— И я вместе с вами еду на Кавказ!
Но после обеда у него начался жар,который его трепал нешуточно: он трясся от озноба. Пришлось Рудыковскому выписывать рецепт.
Но молодой человек удивил заявлением:
— Доктор, дайте чего-нибудь получше — дряни в рот не возьму.
— Не возьмете — и не надо! — проворчал Рудыковский, выписывая микстуру. Спросил у больного — кому? Но фамилия Пушкин ему ничего не сказала… Микстура не помогла. И тогда он закатил молодому человеку хину, которую тот пил с гримасами. Но после неё вскоре ему полегчало.
Продолжив путь, путешественники добрались до Дона. Там обедали у атамана Денисова, в доме которого их угощали на славу.
Евстафий Петрович, беспокоясь за своего больного, попросил его не есть бланманже, но тот не послушался. И снова он горел. Жар его свалил.
Больной взмолился, увидев доктора:
— Доктор, помогите! Проклятая горячка!
— Пушкин, слушайтесь!
— Буду, буду!
Опять микстура, опять пароксизм* и питье хины с гримасами.
— Не ходите, не ездите без шинели - ворчит Рудыковский.
— Жарко, мочи нет, - отвечает больной.
— Лучше жарко, чем лихорадка, - внушает доктор.
— Нет, лучше уж лихорадка, - утирает пот,обильно стекающий со лба Пушкин.
Опять сильные пароксизмы.
— Доктттор, я б-болен-н.
— Потому что упрямы, слушайтесь! - сердится Рудыковский. "Да что за неразумное дится - не слушается, а потом жалуется!"
— Буду, буду!- обещает тот.
И, как только стал слушаться, сразу выздоровел, и они продолжили путь.
Когда приехали в Горячеводск, комендант города их встретил, а после прислал им книгу, в которую заносились все посетители вод. Они с любопытством изучили её, потому что встречали знакомые фамилии... Но книгу необходимо было вернуть со списком свиты генерала, и выполнить это взялся Пушкин.
Рудыковский видел, что тот, сидя на куче бревен во дворе, с хохотом что-то писал. Когда закончил, книгу и список отослали к коменданту.
На другой день штаб-лекарь отправился к доктору, который был главным на минеральных водах.
— Вы лейб-медик? Приехали с генералом Раевским? — обратился тот к нему.
— Последнее справедливо, но я не лейб-медик, — удивился Рудыковский.
— Как — не лейб-медик? Вы так записаны в книге коменданта!.. Бегите к нему, из этого могут выйти дурные последствия.
Прибежав к коменданту и схватив книгу, лекарь прочитал, что в свите генерала — две его дочери, два сына, лейб-медик Рудыковский и недоросль Пушкин.
Евстафий Петрович еле убедил коменданта все исправить, доказывая, что он не лейб-медик и что Пушкин - не недоросль, а титулярный советник, выпущенный с этим чином из Царскосельского лицея… А капитан при генерале — не его сын, а адъютант…
Генерал Раевский пожурил Пушкина за эту шутку, и тот дулся на лекаря несколько дней. А при расставании отомстил - написал на него эпиграмму:
Аптеку позабудь ты для венков лавровых
И не мори больных, но усыпляй здоровых.
Пароксизм* - приступ
|
