19:07

Странное ощущение омерзительной неизбежности настигает каждого. Никто и никогда не сможет спрятаться от этого неприятного чувства, которое гложет изнутри, царапает сердце и душу, пыта­ясь сломать ребра и вырваться через толщу кожи, чтобы показать себя миру. Показать свое хлип­кое, некрасивое, сморщенное тельце. И каждый, увидев материальный образ «неизбежности», рас­смеется, поняв, из-за какой глупости он волновался, грыз ногти, картинно заламывал пальцы и хо­дил к личному психологу. А «неизбежность» усмехнется искривленными, потрескавшимися губами и нырнет в открытую рану, на ходу зашивая кожу, склеивая ребра, и вернется в такую теплую, дав­но облюбованную душу, чтобы вновь приступить к своей грязной работе, которая приносит ей удов­летворение. А только что вздохнувший полный грудью человек на миг замрет, прислушается к се­бе, вычленив из какофонии ощущений и звуков хрипловатый смех расшалившейся «неизбежнос­ти», и застонет, чуть ли не в голос, осуждая себя за наивность. Как?! Как он мог подумать, что те­перь свободен?

Неизбежность приходила к Люциферу семнадцатого октября каждого года. Он пытался отогнать ее нудными отчетами и доносами, не менее скучными собраниями и даже несколькими убийствами мелких служащих Ада, но омерзительное ощущение никуда не девалось. Оно ползало внутри, пе­релистывая склизкими, холодными пальцами страницы воспоминаний. Оно тонко, но одновременно грубо, напоминало о неминуемом. О том, что так хотелось забыть, спрятать в дальний угол, сжечь, изничтожить.

Люцифер старался забыть, прогонял «неизбежность» из своей головы, но она лишь, насмехаясь над Властителем Ада, продолжала свою грязную работу. Воспоминания, словно рекой кровавой, лились перед глазами, стараясь заполнить все сознание, поглотить его разум и заставляя вновь совершить глупый поступок, за который он потом будет корить себя и тут же оправдывать, мол вы­хода не было. О, эта прекрасная, но губительная ложь, которая слаще яда и мучительнее смерти. Она, словно наркотик по венам, втекает в уши, достигает мозга и взрывается там радужным фейер­верком тошноты и омерзения. Противно Люциферу от лжи. Правды хочется. Наверное, поэтому он, не обращая внимания на подначивания «неизбежности», собирается с силами и с глухим хлопком исчезает из кабинета, напоследок, скинув несколько бумажек со стола. Чтоб, по возвращению, на­казать секретаря за бардак.

Осенний город красив своим одиночеством и безысходностью. Умирающие деревья уже не пытают­ся бороться за жизнь, украшая опадающей листвой грязные тротуары. Они накрывают золотой пе­леной улочки и крыши домов, даря людям свою предсмертную красоту. Люцифер не любит осень. Октябрь не любит. И число семнадцать - тоже.

А еще он ненавидит мосты, которые здесь не разводят - оно и к лучшему. Разведенные мосты он ненавидит еще больше.
Она стоит на краю, оперевшись острыми локтями о кованое ограждение, которое не нравится Лю­циферу своей несуразностью. Но ей оно идет. Она такая же неуместная на этом нехрупком мосту, как и ограждение. Такая же несуразная, угловатая и отдаленная.

- 19:07 – ты не меняешься, - украдкой взглянув на часы, чуть ли не сползавшие с тонкого, болез­ненного запястья, произносит девушка. Ее хриплый, надломанный, как и она сама, голос соответс­твует острым коленкам, показывающимся из-под юбки при легком дуновении ветра.

- Не меняю свои привычки, - безразлично говорит Люцифер, поворачиваясь спиной к несуразно­му, слишком изящному и хрупкому ограждению. А она так и смотрит на гладь воды, на желтые листья, которые вздрагивают от очередной волны.

- Я скучала, - признается девушка.

- Сочувствую, - пожимает плечами Люцифер и усмехается. – Ты тоже не меняешься.

- От тебя заразилась, - пытается огрызнуться она, но по статусу не положено. Фраза выходит слиш­ком доброй, нежной, светлой. Как положено. По статусу.
Люцифер молчит. Он не знает, что делает здесь. Но «неизбежность» тоже молчит. Возможно толь­ко ради того, чтобы она убрала свои холодные пальцы от его воспоминаний, Люцифер и приходит на мост.

- А ты помнишь нашу первую встречу? – неожиданно спрашивает девушка.

- Я не привык хранить бесполезную информацию, - слишком быстро отвечает Люцифер и замолка­ет, вспоминая, что обещал не лгать себе. Но тут же оправдывается, он же не себе врет, а ей.

Помнит. Люцифер все помнит. И жалеет, что спас хрупкое, изломанное тельце. Вырвал из рук сво­их слуг. Подарил ему свободу. Оправдывает он себя, мол тогда уже был подписан мирный договор со светлыми. Оправдывать себя Люцифер любит. Лучше бы не лгать себе научился. Пользы боль­ше бы было.

- А хочешь новость? – воодушевляется девушка, превращаясь из памятника скорби в обычную озорную девчонку, угловатого подростка, коим она уже не является лет так двести.

- Какую? – скучающе, вяло интересуется Люцифер, поворачивая голову к светлой. Она смотрит на него. Ярко-зеленые глаза, которые во Тьме редко встретишь. Или же Люцифер просто не обращал внимания, какие у его подданных глаза. Девушка смотрит внимательно, пытаясь отыскать что-то, только ей известное, в безликом облике Люцифера. В облике, который ежесекундно перетекает из одного в другой, не задерживаясь в памяти надолго.

Девушка ласково улыбается и протягивает к нему руку. Люцифер не делает шаг назад и позволяет дотронуться тонкой девичьей руке до своей щеки. Нежные пальцы проводят по коже, слабо ца­рапая неровными ногтями. Люцифер обещает найти оправдание себе чуть позже, когда ангел при­касается к его губам своими. Сухие, обветренные, они лишь на пару секунд задерживаются на гу­бах Властителя Ада, и девушка отстраняется, чтобы признаться:

- Я решила остаться на Земле.

Люцифер смотрит, пожирая взглядом серьезное лицо. Ищет в нем хоть каплю насмешки или из­девки. Но девушка, не опуская взгляда, продолжает:

- Какая разница? Земля, Небеса, Преисподняя – все равно. Все настолько одинаково, что страшно становится.

- Глупая, - почти нежно произносит Люцифер, но не улыбается. Он никогда не улыбается.

- Сам ты глупый, а я поумнела! – ей даже удается повысить голос. – Ты же знаешь, что нет ни­какой разницы. Свет? Тьма? Нет между нами различий, всего лишь идеалы разные, а оружие одно и то же используем.

Люцифер качает головой. Его мутит от лжефилософии молодого поколения. Его раздражают од­носторонние, однотипные, однобокие мысли юных светлых. Чуть больше двухсот – это не возраст для ангела. Только-только из-за школьной скамьи вышла, еще совсем недавно с подругами в саду за тренировками элитного отряда подсматривала – а уже о мироздании рассуждает.

- Поумнела, - получается слишком горько. Не по статусу, но Люцифер потом найдет этому оправда­ние. – Где же было твое «поумнела», когда перья из крыльев твоих выдергивали? Когда ты зубы ломала о дерево во рту, пока тебе клеймо ставили? Когда на коже выжигали знак фамильный тем­ной семьи? Где твой ум был, когда на смазливую мордашку демона повелась?

- Я была молода! – девушка, как от пощечины, отшатывается от резких слов Люцифера. От слов, которых он никогда ей не говорил.

- Свет великодушнее, - Люцифер не обращает внимания на слезы в глазах девушки. Ему все рав­но. Она переживет, а он – тем более. – Он убивает сразу. А мы… Ну, ты и сама знаешь.

Снисходительная усмешка на его губах, и слезы по щекам ее скатывающиеся. Она не плачет, она просто не знает, как выразить все, что чувствует. На что она готова ради него. Он знает, знает. Любовь даже темные сразу замечают, да и Властитель Ада не исключение.

- Все равно ты меня не переубедишь, - шмыгает носом девушка и утирает слезы рукавом тонкой куртки. – Я все решила.

- Решила она. Самостоятельная.

- Да! – в запале кричит девушка.

- И что же ты дальше делать будешь? – задает вопрос Люцифер и, заметив замешательство в зе­леных глаза, фыркает. – Ребенок.

- Я не ребенок, - обиженно бормочет девушка, плотнее закутываясь в куртку. Люцифер не спорит, времени у него на это нет, да и желания тоже.

- Тебе пора, - напоминает Люцифер, смотря на свои часы. – Не стоит расстраивать Михаила.

- Я же сказала, что не вернусь! – противится девушка и отворачивается от Люцифера, чтобы нат­кнуться взглядом на идущую к ним фигуру. Девушка переводит взгляд на Властителя Ада, вставше­го рядом с ней, и губы ее мелко дрожат от обиды и предательства.

- Добро пожаловать, Михаил, - кривится в подобии улыбки рот Люцифера, а Архангел отвечает ему красноречивым взглядом.

- Зачем звал? – почти выплевывает слова светлый, смотря при этом на девушку, дрожащую то ли от страха, то ли от промозглого ветра, принесшего с собой мелкие капли дождя.

- Да вот, отдать тебе кое-что хочу, - произносит Люцифер и толкает безучастную, замершую и хрип­ло дышащую девушку в спину. Она не противится, позволяет Михаилу себя поймать и даже обнять.

- Что все это значит? – грозно интересуется Михаил, на лбу его проявляются глубокие морщины, напоминая о возрасте.

- Хорошее поколение вырастил, Михаил, - и непонятно: то ли Люцифер издевается, то ли действи­тельно хвалит. – Представь, пыталась меня на путь праведный наставить. Смешно, правда?

Но Михаил почему-то не смеется, сжимая крепче в объятиях дрожащую девушку, уткнувшуюся в крепкую грудь Архангела. А Люцифер снова напоминает себе, что врет он другим – а значит, не все еще потеряно.

- Ну, счастливого вам пути, - на прощание говорит Люцифер и уходит прочь. Прочь. Как можно дальше от этого «неизбежного», которое осталось стоять на мосту, вцепившись в Архангела, как в последнюю надежду. И Люцифер снова соврет себе, что ему показалось, что ветер донес хриплый шелест слов:

- Как обычно, Люцифер. В 19:07.

Люцифер прикрывает глаза, чтобы не обернуться. Чтобы не увидеть пустоту. Чтобы не смотреть на часы. Чтобы не видеть, как стрелки начинают свой ход с семи минут восьмого, отсчитывая каждую секунду. Он не будет себя корить за то, что произошло вне времени. У Люцифера на все и всегда есть свое оправдание.

- Хозяин, почему вы всегда ее отпускаете? – Люцифер не поворачивает голову, не открывает гла­за, всего лишь стоит посреди кабинета.

- Наоборот, я держу ее возле себя, - отвечает Властитель Ада и открывает глаза. В кабинете по­рядок и пустота. Секретарь, умный секретарь, уже скрылся за дверью, предоставив Люциферу са­мому найти оправдание откровению.

Люцифер осматривается, тяжело вздыхает, прислушивается к себе, убеждаясь, что «неиз­бежность» исчезла, и садится за стол. Все вернулось в свое русло, и никто не заметил, что на до­лю секунды Люцифер превратился в человека, который тоже рад встрече с кем-то. Пусть и скрыва­ет это, лжет самому себе, потому что так положено.
По статусу.