...Осторожно приоткрыла маленькие глазки и с урчанием поправила юбочку из кремовых складочек; это необычная ванилька; солнечная россыпь играла на ее крошечном тельце; она была внутри двигающегося сказочного мира, что...
Ходил, говорил, любил иногда сладкое, тоже познавал мир и пути, в них не было пушинки древесных ростинок, как там, внутри него, где образовывались и падали сиреневые капельки; ванилька с интересом приоткрыла ротик потрогать их язычком - кислые, чужие; крошка поморщилась: она родилась...
Среди золотых мягких подушечек-сердечек, хрупких, приятных, как сахар; перезвоном раздавались шепотки между белоснежно-алыми цветочками, они питались отражениями облачков (их родина... тоже хотела полетать в светлом небе, но могла только ходить, говорить на непонятном им языке, смотреть на них и скучать)...
Вновь идти по пути, проходящим через пыльный асфальт и ряды зданий, в жизнь; путаный и меняющийся рой осколков дней и ночей; оттуда все выглядело вначале интересным и новым... но теперь кусочек этой волшебной страны растерянно забегал, топоча складками крема, нарастало в нем беспокойство: "Одиночество?"...
Отголосок этого слова передался каждой ниточке сложного и непонятного края, все, и без того строгих оттенков, теперь потеряло всякие краски, трещинки как морщинки покрыли лед, сковывающий тягучий и бесшабашный некогда источник (хозяин мирка ошеломленно опустился и спрятал голову).
"Что со мной случилось? До одного дня я жил, как приходится и был счастлив, ни в чем не нуждался; теперь... Нуждаюсь - найдись средство вывести из меня что-то маленькое, непонятное... - и прислушивался к себе - сердце, подобно вафлям, как-то по-новому... захрустело - по нему осторожно пробовалась пройтись...
Ванилька; ей взгрустнулось - место чужое, скрупулезно выбирала она в себя все, что хоть как-то могло вызвать у нее новые ощущения - тихонько поурчала; тотчас пронесся гул по сердцу, образовалась согревающая корочка, какая бывает у мармелада; оно заходило в такт ее робким шажкам... "Теперь тут почти как дома" - подумала путешественница, наверное, про себя и, еще полюбовавшись на возвращающиеся цвета, нарисовала себя на нем, крошечными брызгами-ручками; выводя старательно ротик, пышную юбочку, глазки...
Это были голубые, как у хозяйки, с отпечатком задумчивости на ресницах, чистые, как маленькое небо; выведя свой портрет, малышка тяжело вздохнула - когда-то она видела его из этих глаз...
Встретившись с глазами незнакомца, карими, непоседливыми от жажды перемен, экстрима, они чуть смутились, будто предчувствуя, что пытливый и аккуратно проникающий словно вовнутрь, взгляд их... заберет, закружит незримым ветерком в себя, сам того желая или нет (кто может ответить?) частичку-блестинку из которой родилось существо, о юбочке из кремовых складочек, с огромными глазками и маленьким ротиком; и сейчас оно опять пошло вглубь нового странного места, спрашивая себя - что это было, или то была пушкинка ресниц, или луч солнца на щеке, или...
"Или я не могу ее забыть?" - новый носитель открыл, заглянув в себя, что он уже видел это маленькое небо в глазах, так украшало оно мгновение, мелькнувшее в сознании; все было обычно - спешил по делам, втайне упрашивая себя этой спешкой скрыть от мысли скуку; вдруг - голубые глаза девушки, кроткая улыбка и мелькнувший солнечный зайчик на ее щеке; формы такой милой, непосредственной, как комочек ванильки...
Она все ходила в нем, осторожно изучая его мир - то заглянет в зеркало шоколадного свойства; беспрерывно меняются мордочки – «грустно», «задумчиво», «страшно», «интересно»... "Не так уж тут и скучно» - с теплотой подумалось этому творению и белоснежные капельки, потешно торчащие из юбочки, ткнули в мордочку "радостно" - он улыбнулся; то покачается на розовых цепочках бубликов в середине длинного тоннеля в три, временами выпрямляющихся фантастично, изгиба с пятью развилками на конце - он нарисует розочку, как умеет, но с вниманием, как настоящий цветок, питая ее красками, какие видел у девушки (бледно-розовые губы, нежно-рыжие, как крем волосы, светло-зеленый костюмчик), штришками дополнил разливы солнца и неба, просачивалось в картину облачко, такого тона, что...
У ванильки покраснели махонькие щечки - то же вылитый ее цвет - тающе-притягательный, мягкий-мягкий, бежево-белый с розовым оттенком, поникший в едва-желтый; в приподнятом настроении она резво запрыгала в сторону лица, пирамидкой из леденцов возвышались беспрестанно шевелившиеся капельки, собранные в пучки, ловили все в сок, посылали изображения оттуда, что уловили или о чем догадываются; она тронула капелькой-ручкой один из них - перемотка изображений - "Необычный день тогда был, стояли так рядом и даже не хватило ума угостить ее пирожным, а ведь она тоже их любит, у нее аромат ванили..."
От этого настала тишина, прерываемая дальним рокотом, маленькая его исследовательница задрожала кремовым тельцем - "домой тянет" - всплакнулось ванильке, внутри зашевелились вспоминания, как изумительно расти, играть с другими, такими как она, большими и маленькими, разных оттенков (она была на них непохожа); было тихо и спокойно...
"Я хочу к ней!" - как будто услышал ее просьбу новый владелец и, наспех собравшись, пошел быстро к месту здания, где они впервые встретились, в надежде опять увидеть ту, чей отголосок был в малышке, пригнувшейся, втянувшейся в юбочку и выглядывающей оттуда на источник рокота - он приближался, что будет?..
Она не слышала слов, какими они обменивались, не следила больше, как летит и играет токами шоколада его настроение, как смотрят они друг на друга, как вдохновлено руки его подносят ей цветок, вместе они ловят бабочку, гуляют, это было отдельной Вселенной - из недр новой сказки рокот переходил во что-то огромное, что не остановить, опасное, быть может; "хочу д... нет, надо сначала остановить это рокочущее... Смогу ли я, я только одна, маленькая, и... смогла натворить такое?!" - мигнула глазками ванилька и помчалась навстречу источнику шума; вниз, краски края стали отдавать блестящим, как если бы родился новый неизведанный источник...
"Я же такой как вчера, а совсем новый!» - обдумывал он, глядя ей вслед, сам не ожидая, что внутри поднимется рокот; он боялся, что больше никогда не сможет вспомнить о ней так же, что нечто, вызвавшее его, отнимет у его рук способность посвящать ей рисунки с розочкой, хранить и бережно прижимать к сердцу простой лучик, что касался ее щеки; все это заменится на другое, в нем не будет уже такого умиления, ему стало совестно до боли и одновременного судорожного желания смириться с этой переменой, беспамятно отдаться ей, быть таким, каким суждено...
"Не хочу тебя винить - обратился он к ванильке, ощущая, как она с риском обходит шипучки-болотца, очень раздражающиеся на все, что не тронет их, - Ты - ее частичка, во мне, маленькая, хоть и не знаю, отчего ты тут, для чего… но... Что же ты наделала?! - Вернись в нее или не шали, не губи наш покой, не броди!.." (он закрыл глаза, чтобы не видеть, как отчаяние растет рокотом)...
Рой, издающий его, с дюжину орешков с кривыми рожицами, точно стая хулиганов, бесшабашно вырвался на волю, грозя подойти на опасное расстояние к хрупким синеватым озерцам, что над лицом укрывают мысли и поступки, вид у них был, что и они не ожидали проснуться; потому спешно, небрежно, даже сердито спешили пронестись, покрушить все на свой лад и утомиться, уснуть снова до следующего раза. Их банда четко летела, пересмеиваясь и галдя, ритмично стучали твердые их тельца...
Ванилька храбро выступила вперед, отлично понимая что, если свяжется хоть с одним из орешков, не примут ее больше свободные и далекие теперь сестрицы, не гулять на полях золотистых сердечек, навсегда остаться тут, жить внутри, новой, несколько другой... Помнется ее пышная юбочка, а она так ей гордилась, чистой, пружинистой...
Но оглянулась она назад - сбоку тревожно билось сердце с такими же голубыми глазами, как у нее и ее хозяйки, так скоро, что орешки разобьют его!.. Он, давший ей приют, никогда больше не вспомнит солнечного зайчика на щеке той девушки, не нарисует цветка и не будет от этого счастлив; она без сердца не сможет ему напомнить о них...
Взвесив все, она зажмурилась и шлепнулась вперед, на свору несущихся, как орда, орешков; миг - и рокот утих, все... рассеялось - орешки лопнули, кроме одного - он был как шапочка на ванильке, тяжелая, чуть покачивающаяся, тщетно пытаясь освободиться (немного провалившаяся в себя, но не потерявшая втягивающей силы, которой бесполезно сопротивляться, юбочка ее цепко держала коричневого круглого разбойника); появилась...
Луна, озарявшая спящее лицо юноши - ему снилась девушка; было странно, но он теперь не боялся мечтать ее встретить снова; сквозь дрему он слышал, как тихими капельками стучит дождь, в, мерцающих в синеве, звездах, они напоминали ему брызги-ручки крошечного существа, необычного мягкого света, снова оно тает дымкой и соединяет и погружает в себя их, как притяжением в светлом тумане, легкого сладкого аромата и вкуса ванили; немного робко, но он смотрит сквозь этот туман и видит ее лицо, тоненький лунный лучик затаился на ее щеке; и он касается его, осторожно, с изумлением как будто зримо обнаруживая...
Ванильку, что внутри...
Снова краснела щечками, опуская в юбочку глаза, не обращая внимание на капризы, впрочем утихающего в ней, орешка - это... ее дрема, на самом деле словно все еще мальчик тихонько целовал ее хозяйку, едва касаясь ее губами, точно боясь спугнуть спрятанное на ее коже и внутри ее магическое действие неведомого раньше чувства, некой сладости; вместе глядя на игру розовых, от рассвета солнечных зайчиков, как в сказке о...
