Похлёбкин с Похмелкиным – односельчане, к тому же дома рядом. Соседи, получается. С детства. Заскакивают на минутку друг к другу. Чаще Похмелкин, чем Похлёбкин. Потому что у того потребность возникает каждым субботним утром – традиция.
Вот и сегодня. Только-только Похлёбкин петух оторался, возвещая деревне о наступлении нового дня, как на пороге – он, Похмелкин, стало быть.
— Привет, соседушко! – излишне бодро выкрикнул Похмелкин. Не дождавшись чего-нибудь ответного, прошел вперед, к столу, сел и сложил руки на коленях. Жена Похлёбкина, баба неприветливая к таким гостям, покосилась, хмыкнув, отошла к печи, где неоправданно демонстративно загремела посудой.
В молчании прошло минут пять. Мужики сидели по разные стороны стола и смотрели друг на друга.
Паузу оборвал все-таки гость.
— Вчерась, слышь-ка, всенародный праздник труда был.
— Это, понимаете ли, не повод, - по-свойски проворчал хозяин, - по утрам шляться.
— Радуйся, слышь-ка, соседушко…
Похлёбкин проворчал.
— Радости, понимаете ли, полные штаны.
— Радуйся, слышь-ка, соседушко, - упрямо повторил Похмелкин и закончил присловьем. – Ранний гость, слышь-ка, – до обеда.
— Утешил, понимаете ли… Чего приперся в такую рань-то, а?
— Так… это… Сказал: праздник вчерась, слышь-ка, был.
— Набуздырялся, понимаете ли? – коротко хохотнув, несколько злорадно спросил Похлёбкин.
— И, слышь-ка, хорошо так… Теперь, - он постучал кулаком по башке, - трешшыт-гудыт. Будто тыща чертей шабаш устраивает… Может… Это… Слышь-ка, найдешь чего-нибудь, а?
Похлёбкин отрицательно мотнул головой.
— Э, милый: такое добро, понимаете ли, и у меня надолго не застаивается.
— Да?.. Беда, слышь-ка… Значит, не полечишь? По-суседски…
— Нет.
— Жаль… А головёнка-то трешшыт… Может, слышь-ка, плеснешь хоша бы капустного рассольчика? Хороший у тебя рассольчик… лечебный…
— Тыщу раз говорил: наваристая и густая, на мясном бульоне похлёбка – вернейшее, понимаете ли, средство борьбы с главным мужицким недугом. Выхлебаешь чашку – как рукой снимет. Может, налить?
Похмелкин резко отрицательно замотал головой.
— Не хочу! Не надо! Дай лучше рассольчика и побольше.
Похлёбкин принес полнёхонький литровый ковш и поставил перед гостем. Тот дрожащими руками схватил и одним махом выпил. Облизнувшись, крепко крякнув, встал.
— Хо-ро-шо!.. Я, слышь-ка, пойду, что ли… Баба, пожалуй, обыскалась.
— Иди с Богом. Но насчет похлёбки все-таки подумай, понимаете ли.
ПЕНЗА, май 2014.
