Абрикосами пахла осень. Свидание в полночь

Светлой памяти брата Сергея Никитича Сушко
( 28 июля 1958- 29 сентября 1989)

Абрикосами пахла осень,
Этих запахов тьма ночная,
Никого ни о чем не спросим,
Просто жизнь до конца играем.
И в сиянье луны танцуем,
Как когда-то мы танцевали,
Абрикосами пахла осень.
Отчего же темно от печали?

Луна  пыталась спрятаться за тучами, но они расступались. И она показалась во всей своей серебристой красе и печали.
Мигнула самая яркая звезда.
Алина закрыла окно и огляделась, словно она была не в своей, а в чужой квартире.  Наверное, так воры пробираются куда-то и пытаются понять, что же там творится, что можно взять, что тут можно отыскать.
Но квартира и на самом деле выглядела как-то необычно, что же могло тут так измениться в эту лунную полночь.
Пахло абрикосами, она только мечтала о таком освежителе воздуха, но покупала неизменно «Хвойный»
Запах хвойного леса – единственный, неповторимый , даривший легкое  вдохновение, радость и грусть. Самые  лучшие стихи рождались именно когда в комнате парил аромат хвойного леса, а тут абрикосовый, терпкий, далекий запах восточного детства.
И полузабытые воспоминания снова появлялись в памяти.
- Осень, - неожиданно услышала она голос Сережки.
- Осень, - повторила Алина, словно она была его переводчиком с русского на язык поэзии и вдохновения.
Он выглянул из кухни – кучерявая голова, немного плутоватые глаза.
Сережка всегда готов был придумать что-то, чтобы развеселить ее, даже если родители  злились, и в доме что-то падало и ломалось, самое главное, чтобы она рассмеялась, закружилась по комнате, повисла у него на шее и сказала какие-то ласковые слова.
Ради этого он готов был на все. Никакая буря не страшна, если звучат волшебные чарующие слова, да так, как их умела произносить только Алина.
Одна поваленная новогодняя едка чего стоило, когда он подбросил ее на вытянутых руках к потолку, а она схватилась за елку, он, конечно, ее поймал, но она потащила с собой елку вместе со всеми игрушками, так они и оказались на мягком ковре, Сережка, она на его груди, и на них колючая елка, с осколками дорогих старинных игрушек.
В тот момент по закону подлости и вошли родители. Папа бросился к ней, бабушка к елке, она чуть не лишилась чувств, когда увидела осколки от своих птичек, а Сережку ругала мама, да так, что  поваленная елка шевелилась от ее крика. Его наказали, оставили без праздничного ужина, но когда взрослые куда-то ушли к друзьям, Алина принесла ему все, что удалось спрятать, и все, что еще было на кухне. Они сидели в том самом углу около окна, доедали все конфеты и шоколадки и веселились от души, вспоминая о недавних происшествиях.
№№№№№№№№№№
Если бы он не стал самым классным программистом, то обязательно стал бы самым лучшим поваром. Бабушка научила его готовить самые изысканные блюда, но больше всего Алина любила его пирожки…
Вот и сейчас,  на кухне пахло тестом и зелеными яблоками, и абрикосами, конечно. Так вот откуда был этот дурманящий запах.
- А что ты затеял? – спросила его Алина
- Пирожки с печенью и яблоками для меня и абрикосами для тебя.
На столе лежало уже разрезанное на дольки тесто.
- Давай сделаем их вместе.
Какое-то время они старательно лепили  пирожки.
У него получались ровненькие и аккуратные, у нее – самые разные, причудливые, с налетом творческого беспорядка, но уже шипело масло на сковородке и  они, наталкиваясь друг на друга и отклоняясь невольно в сторону от шипящего масла,  складывали их жариться.
Треск, шипение, смех.
Звезды за окном. Луна больше не пряталась за тучи, на кухне было как-то светло.
Алина пригляделась.
Как же он молод и красив. Ей почему-то стало страшно. Ведь за эти годы она так постарела. Хотя все знакомые ей говорили о том, что она совсем не изменилась, да и молодые парни  все еще обращали на нее  внимание. С некоторыми из них она появлялась на каких-то вечеринках и презентациях, отчего шипели ее подруги и жены ее знакомых и начальников.
Но ничего кроме загадочной улыбки не получали в ответ.
Только в этот вечер она поняла, почему так тянулась к молодым, ей хотелось каким-то чудом задержаться на цифре тридцать, когда было сорок и сорок пять.
Иллюзия, но кажется ей удавалось это, какое –то время. А он, почему он смотрит насмешливо радостно( он никогда прежде не врал, даже когда это было невыгодно ему самому) неужели он не замечает, как она изменилась, как постарела? Азазелло уже должен был предложить ей свой чудесный крем в обмен на услуги и сказать нечто не очень приятно о том, что было и что стало с этой женщиной.
Но Сережка  уже ловко извлекал пирожки и складывал их на большую тарелку, а потом сам один забрасывал новую порцию жариться.
Алина взяла в руки  первый абрикосовый пирожок, их не перепутаешь с другими, он заклеивал  их иначе, чтобы она сразу нашла свои, ребристые края пирожков говорили о том, что это для нее, с абрикосами.
Сколько разговоров по этому поводу было в детстве, насмешек старшего брата.
-  Это самое капризное создание, и ты делаешь его еще несноснее , - все чаще с умным видом повторял Женька.
Но он не обращал внимания, делал упрямо свое дело.
Алина обожглась, откусывая пирожок. Или ей только показалось, что обожглась?
Он порывисто взглянул на нее.
- Тебе не больно?
- Нет, радость моя, мне не больно.
Пока пирожки шипели на сковородке, и он незаметно их поворачивал,  не глядя, Сергей повернулся к ней.
- Скажи мне, что тогда  произошло, я пытался, но так и не мог вспомнить, что было тогда в том 1989 году, в сентябре.
Алина с самого начала ждала и боялась этого вопроса.
Она пыталась проглотить кусочек пирожка с горячим абрикосом и не могла.
Подавилась, стала кашлять.
Он легко  ударил ее по спине. Она не сразу поняла, что не почувствовала никакого удара, но ведь видела его руку, приготовилась ощутить его, но ничего не почувствовала.
И все-таки кашлять перестала…
Он стоял перед ней, за  спиной  его шипели пережаренные пирожки, и Сережка повернулся, чтобы достать их из раскаленного масла.
Когда последний пирожок оказался в  большой чашке он снова повернулся к Алине.
Она понимала, что не сможет сбежать от ответа на этот раз, она должна рассказать ему о том, что случилось тогда. Похоже, что он на самом деле ничего не ведал, наверное, поэтому не мог успокоиться.
- Я ехала в  автобусе в универ, за мной уселись две девчонки, одна рассказывала другой о страшной аварии, на перекрестке на улице Герцена.
Не знаю, почему я прислушалась к их разговору, но они говорили, что в «Жигулях» были четыре парня, высоких, молодых и красивых,  КАМАЗ без остановки  ехал на красный свет на всей скорости, он обогнул какого-то пьяного мужика и врезался в машину со всей скорости, он проехал по вашей машине. Водитель был мертвецкий пьян, милиционерам едва удалось привести его в чувства., он не стоял на ногах.
- И что дальше? –спрашивал Сережка.
- Ваш водитель был мертв в тот же миг, парень сидевший рядом с ним изуродовал, ты в коме. Я почему –то сразу поняла, что это ты, не знаю, почувствовала. Добежала до телефона автомата, начала трезвонить Коле, и он сказал мне прямо из дежурной части, что один из пострадавших в той аварии с нашей фамилией. Он пытался убедить меня,  что в   городе сотни людей с такой фамилией, но я знала, что там был ты.
- И что потом?
- Три дня в больнице, в сознание ты так и не приходил. Никого не пускали, я ночью забралась на второй этаж, парни нашли какую-то приставную лестницу, когда поняли, что легче помочь, чем остановить. Сестра куда-то ушла, тогда я и пробралась к тебе в палату.
Сережка посмотрел на свою  руку.
- Так это твои слезы капали мне на руку. Я вспомнил сказку, которую ты так любила в детстве,  и очень хотел  очнуться, мне казалось, что сказка должна спасти и оживить меня, но у меня не хватило сил. Но мне так хотелось на тебя взглянуть, я не поверил, что это была ты, потому что ты никогда не плакала, даже на похоронах отца, я это хорошо помню…
- Потом пришла сестра, пригласила молодого врача, ему удалось вытащить меня из палаты на время, тогда он и сказал, что травмы несовместимы с жизнью.
- Но ведь ты сидела там до конца.
- Да, конечно, они позволили мне это, кажется, тот врач был влюблен в меня, хотя какая разница, почему он все-таки разрешил, а что еще я могла сделать для тебя, только побыть рядом, ты ведь так не любил оставаться один.
- Мне так хотелось тогда пирожков с абрикосами, нет, сам я есть не хотел, просто чувствовал, что ты была голодна, и я все время думал, что, как только очнусь, сразу же испеку эти пирожки.. Но как же долго пришлось ждать этого часа. Вот и сейчас время пролетело незаметно,  мне уже пора.
- Не уходи, - встрепенулась всем телом Алина.
- Мне уже пора, они не отпускают нас надолго. Это моему хранителю удалось уговорить их отпустить меня сюда впервые за двадцать лет, он сжалился надо мной и позволил вернуться ненадолго, чтобы наконец испечь для тебя пирожки с абрикосами.
- Он сжалился надо мной, - улыбнулась Алина, -  еще немного и я стала бы древней старухой, а тебе все так же будет 31  год, каким же молодым и красивым ты останешься.
Он улыбнулся и прижал ее к груди.
- Ничего, все проходит, и старость пройдет, там мы снова будем прежними и у нас еще все впереди.
№№№№№№№№

- Не уходи, - шептала Алина, и никак не могла пробудиться.
В комнате  было темно, только серебристый лунный свет пробивался сквозь плотные шторы.
И вдруг ударил гром, и сверкнула молния. Она метнулась от нее куда-то в даль.
Сколько раз просила она Перуна об этом свидании, а случилось оно так неожиданно.  За окном зашуршал дождь, она распахнула окно.
На журнальном столике лежали три больших темных абрикоса.
Откуда они могли появиться здесь. Что это, все еще странный сон или реальность.
И снова сверкнула молния. Абрикосы оставались на том же месте.
Какая грозовая, печальная и счастливая ночь. Сон – продолжение яви, явь – продолжение сна….
Мне к тебе дотянуться сквозь время
Наступила, Сережка,  пора,
Вот и верю уже не и не верю,
Что ты снишься, иллюзий игра,
Абрикосов восточная сладость,
И забытого детства мираж.
Это боль за улыбкой и фразой
Наша встреча, печаль и шантаж.

Твоя детская дивная радость,
И моя вековая печаль.
Я не знаю, что нынче осталось.
Эта осень и больше не жаль
Тех летящих отчаянно листьев,
Звуков музыки, слез и тоски.
Пусть летят в тишину мои письма,
Ты за осенью снова лети.

Эту жизнь проживая устало,
Я тянулась сквозь время и сны,
В наше детство, как было там мало
Дней твоих, все они сочтены.
Небеса распахнули объятья.
На прощанье сказал мне: «Живи,
Ухожу, но вернусь я обратно
В мир Надежды, Мечты и Любви»…