После ночного дождя снег у подъезда снова сошел, оставив после себя несколько пустых пачек от сухариков, желтый пакет-майку, разодранную поперек, и розовую детскую варежку. Грязная, вся в ямах выбитого асфальта, дорога напоминала полосу препятствий для автомобилей. От дальнего конца дома по ней, завывая изношенным двигателем, в мою сторону ползла темно-синяя девятка, ковыляя на ходу.
На удивление, тучи разошлись, и показалось солнце. Несмотря на грязь, кучи наваленного в палисадники буро-серого снега, на душе стало хорошо, и я, оглядываясь вокруг, заулыбался.
Внезапно, громко запиликав домофоном, дверь подъезда открылась, и на пороге появилась моя соседка, тетя Валя. Лет шестидесяти, но еще крепкая и, по-мужски, ухватистая, она, придерживая дверь, выпустила на крыльцо свою любимицу, неопределенной породы маленькую собачку по кличке Манюня. Крохотная вертушка тотчас ринулась ко мне, и заплясала вокруг, требуя ласки. Я, конечно, присел на корточки, и потрепал Манюню по шелковой шерсти на загривке.
- Слышь, Генка, что, опять этого урода не было?
Я оглянулся к соседке в недоумении.
- Какого урода, теть Валь?
- Да дворника же нашего, кого же еще? У всех дома, как дома, все вычищено, да выметено, а у нас снова бардак.
- Я не знаю, теть Валь, мне пофиг, - сказал я, дразня Манюню, которая с энтузиазмом наскакивала на мою хищно раскрытую ладонь.
- Как это пофиг, Генка! – снова воскликнула соседка, - да мы скоро из дому не выйдем, в мусоре утонем. Куда эта старшая дома смотрит?
- А я видел, позавчера, как она ему куртку теплую выносила, - наябедничал я, - и, вроде бы, еды какой-то.
- А он что?
- Да что, взял вещи, метлу свою, да пошел себе.
Дворник у нас был, действительно, странный. Молодой парнишка, лет девятнадцати – двадцати, родом со Средней Азии, он выглядел немощным и больным. Работать он, судя по всему, не умел или не мог. Небрежно помахав метлой, он закидывал ее на плечо, и исчезал, чтобы появиться на следующий день. И хорошо, если с утра. С метелкой и пустым пакетом для мусора он бесцельно бродил возле подъездов, и незаметно исчезал вновь.
Судя по окружающему нас мусору, дворник сегодня еще не появлялся. Зато появилась старшая дома, вышедшая из соседнего подъезда. Тетя Валя, словно коршун слетела с крыльца, и, забыв про собаку, устремилась к Зинаиде, как звали начальницу.
- Зина, доколь мы терпеть-то будем? – разорялась она, вздымая к небу внушительный кулак. – Где этот чурка? Почему у нас не убрано? Я его своими руками задавлю!
- Ладно тебе, Валя, - нисколько не испугавшись нависшей над ней соседки, устало ответила невысокая Зинаида, - мальчик на трех работах работает, не успевает.
- Да мне то что, хоть на десяти, - с новой силой воскликнула тетя Валя, - мне порядок нужен, а как он его наводить будет, мне пофиг, как вон Генка говорит.
- Тут видишь, какие обстоятельства, - спокойно, и чуть задумчиво ответила Зинаида, - он на калым копит. Девушка у него есть, там, в ауле. Или в кишлаке, вроде, да не все равно, что ли? Так без калыма ему девушку не отдают. А у них любовь!
- У них любовь, а у нас мусор. Зина, ну мыслимое ли дело, выгораживать его? Ведь сачкует он! Я же вижу!
- Нет, Валя, он хороший, приличный мальчик. Вот выздоровеет, все уберет.
- Так он что, на больничном?
- Да какой те на больничном, - отозвалась Зинаида, - кто его в больницу возьмет? Сидит вон, у меня на кухне. Не знаю, куда его и деть-то. Нас самих семеро в двушке, да еще и больной узбек.
- Так чего с ним? – жадно спросила моментально утихомирившаяся тетя Валя. – Гриппует, что ли?
- Нет, что-то с почками. Застудил, наверное. Они же, узбеки, к нашим морозам непривычные. Я ему медвежьих ушек заварила, пускай попьет, а я пока че-нить придумаю.
Тетя Валя тоже задумалась, не обращая внимания на Манюню, уже сделавшую все свои дела, и, в ожидании возвращения домой, прислонившуюся к ее ноге. Наконец, она вздернула подбородок, и уверенно заявила:
- Слышь, Зин, давай-ка его ко мне. Я одна в двушке с собакой. Он нам не помешает. Да и с больными я сколько лет провозилась. Хоть и санитаркой в больнице, да все ж что-то, да понимаю. Так что давай его мне. Я и полечу, я и обихожу.
- Да ты же его сейчас задушить собиралась, - воскликнула удивленная Зинаида, - или забыла?
- Так это ж я не со зла! Я же так просто, как положено! А так-то я всегда, – смущенно стала оправдываться тетя Валя,- да и больной, мальчонка-то. Что ж на нем зло-то срывать? Генка, иди, помоги ему до моей квартиры дойти, что стоишь, как пень с глазами. А я пока пойду, постель ему приготовлю.
Я усмехнулся, в который раз уверившись в женской доброте и жалостливости, подхватил под руку Зинаиду, и отправился за незадачливым дворником.
