Всё что было не со мной - помню!

  ВСЁ ЧТО БЫЛО НЕ СО МНОЙ, ПОМНЮ…

                                        Светлой памяти Марии Александровны и сестры её Александры.

  Удивительно, но у памяти есть свойство ретушировать всё самое страшное. И это правильно. Ни одна психика не выдержит такого испытания, чтобы жить в постоянном ужасе близкой смерти.  Любая боль со временем становится размытой.  Но вдруг ветерок донесёт знакомый запах   или звук, и всё!  Память, словно лента кинохроники стремительно прокручивает назад кадры воспоминаний далёкого прошлого.
  Июльское солнце плавило асфальт. От разогретых шпал тянуло запахом горячего битума. Время в ожидании пригородного поезда застыло в своей бесконечности. И только стрёкот кузнечиков да трели жаворонков в бездонной синеве неба оживляли знойную пустоту перрона.
  Тётя Маша, весёлая и говорливая старушка, глядя на шпалы, вдруг разом погрустнела и, казалось, сделалась ещё меньше ростом. Толи запах, исходящий от шпал, толи сама обстановка, но кинохроника памяти безжалостно вернула её в такой же летний день 41ого.  
Состав с беженцами, лязгнув вагонами, резко затормозил. Гул самолётов, вой  падающих бомб, вопли раненых и плач детей. Глубокая воронка с торчащими из неё рельсами, словно жирная точка в конце мирной жизни. Головные вагоны занялись чёрным дымом вперемешку с пламенем.  Люди в панике бежали подальше от насыпи, пытаясь спрятаться среди ржаного поля. Но юнкерсы, прилетевшие на смену бомбардировщикам, методично стреляли по живым мишеням, пока не был израсходован весь боезапас. Маша не могла бежать до ржаного поля. Видимо это и спасло. Прижав свёрток с шестимесячной Лидочкой, а другой рукой подталкивая двухлетнего Эдика, они инстинктивно полезли прятаться под свой последний вагон.   Шестилетняя Миля и сестрёнка Шурка, девочка подросток, шустро пристроились рядом.  Уткнувшись в горячие шпалы и прижимая к себе детей, Маша словно окаменела от нереальности событий.  Казалось, ещё вчера её муж Василий Лахтионов работал учителем в Красавино.  Ещё    вчера она едет вслед за мужем в Ленинград, куда его направляют на учёбу в Военно медицинскую академию. В 40оковом году   военврач Лахтионов с женой и двумя детьми отбывает  на новое место службы. Там , в украинском городе Мариуполе, родилась Лидочка. Там и застала их война. Обвешанную детьми, а из вещей лишь документы, Василий сумел их посадить в переполненный эшелон. Поцеловал в светлые, похожие на подсолнушки , головёнки старшеньких.  Знал ли он, что видит их в последний раз? А вот сегодня лежат они под вагоном и, кажется, не с ними это происходит, не в этом мире. Маша словно впервые разглядела травинки, пробившиеся сквозь каменную насыпь. И  любопытную  ящерку, юркнувшую под камни, где можно спрятаться более надёжно, нежели им. Заплакала Миля.  Плач ребёнка вернул женщину в реальность. Был ли страх? Наверное. Но это был страх за детей и постоянное чувство опасности. По- цыгански, привязав спереди  Лидочку и Эдика  на спину, а сестрёнка с Милей на закрошках, Маша с Шуркой убегали от войны. Ах, если бы не Шурка! Навряд ли Маша добралась бы до родительского дома.  Приехав перед самой войной к сестре понянчиться, Шурка никогда не теряла оптимизма.  То в толпе беженцев найдёт место на подводе, то в какой -нибудь хатке отыщет  угол для ночлега. И снова вороньём налетели юнкерсы.  Толпа беженцев рассыпалась по придорожному полю.  Лёжа среди колючих колосьев , Маша боялась лишь одного. Убьют её и Шурка просто физически не сможет спасти троих племянников.  Басом ревела Миля. Эдик, поскуливая по щенячьи, спрятал белобрысую головёнку к маме в подол. И тогда Маша, резко перевернувшись на спину и, не выпуская свёрток с Лидочкой,  приготовилась вместе с малышкой встретить смерть. Но лётчик, пролетевший так низко, что женщина увидела его холодный взгляд, почему -то не стал стрелять. Почему?  Увидел облик мадонны с младенцем? Пожалел? Или кончились патроны? А может и на этот раз спасла их горячая  мамина молитва, долетевшая с милого севера?  Трижды кружил немецкий лётчик над этим местом, но улетел, так и не сделав ни одного выстрела. А взгляд его Маша помнила всю жизнь.  
Лишь где -то после Ярославля прекратились воздушные обстрелы. Как добирались до Котласа, одному Богу ведомо. А дальше пароходом до Ёлкино. Была такая пристань на реке, в районе Коряжмы.  Там их давно поджидал старенький отец на телеге с лошадью.  И  какое же это неописуемое блаженство за полтора месяца скитаний  помыться в горячей воде!  Хотя дети, покрытые коростами, отчаянно плакали. Истлевшие платья разъехались при первой же стирке.
Слушая горькие воспоминания, невольно поймала себя на мысли. Как же мы, избалованные комфортом цивилизации, далеки от тех событий.  Отправляясь на два часа в гости, наш малыш будет упакован памперсами  и смесями.  А у них вся еда зависела от расторопности пострелёнка Шурки. То краюху хлеба выпросит у солдат, то несколько картофелин варёных  притащит. Но и люди тогда, надо отдать должное, добрее были.  Последним куском делились. И хотя дети быстрее забывают невзгоды, но ещё долго под подушкой у Мили находили припрятанные корочки хлеба. А маленький Эдик, заслышав протяжный гудок парохода на Вычегде, бежал прятаться в поле.  
В конце войны пришла долгожданная весточка от любимого. Попал в окружение, был ранен.  Сражался в отряде Ковпака. Снова действующая армия. Сейчас умирает от застуженных лёгких. В том же госпитале где начинал работать. Просил привезти сына, чтобы попрощаться. Прилетела на крыльях и успела застать в живых. Эдика, заболевшего скарлатиной, везти не рискнула. Где берут силы, сгорающие дотла от невозможности помочь любимому, женщины? Наверное, в детях.
  Дальнейшая судьба Марии Александровны созвучна тысячам после военных женщин. Хваталась за любую работу в Коряжме, в Харитоново.  В одиночку поднимала детей, ухаживала за старенькой свекровью. А её подсолнушки всегда тянулись и следовали за своей мамой. Дети, опалённые войной, выросли стойкими, как большинство того поколения. И талантливыми, как их отец. До сей поры преподаёт русский язык и литературу Миля.  И до сих пор, там же в Подмосковье, востребована и работает  талантливый архитектор Лидочка, Лидия Васильевна. Жаль, Эдик не сможет положить свои гвоздики к обелиску Славы.   До обидного   жалко, так рано ушедшего, Эдуарда Васильевича, не сумевшего дожить до героической даты –дня победы. Но коллеги энергетики и друзья по шахматному клубу наверняка помянут и его добрым словом, в этот праздник со слезами на глазах.
 Стремительно уходит поколение, захватившее войну. «Успеть бы всем им поклониться, за их тяжёлые годины. За стойкость их, за их тяжёлый труд. Ведь в горе и беде – мы все едины!  Успеть прощенья попросить, что недостаточно любили.  И помнить их.  И расспросить.  О чём ещё не расспросили».

            Наталья Бахтина. г. Коряжма.  Архангельская обл.