Странная штука – память.
В круговерти дней вспомнить былое и времени нет.
А тут, фраза, брошенная, чтобы задеть, уязвить, помогла оглянуться назад. Вспомнить.
«Ты еще расскажи, что воевал за идею и в органы пошел, чтобы с преступностью бороться».
Человечек, с гнилой душонкой, судя всех по себе, искренне считал, что в силовики идут в погоне за властью, а на войну попадают только те, кто от призыва, или от командировки увильнуть не сумел.
Память.
Справедливость штука тонкая. Особенно тяжело тому, у кого это чувство обострено. Он и в армии во время срочной службы имел проблемы, даже со своим призывом.
- Ты че духов не чморишь?
Шипение за спиной:
- Да он сам – «дедушка» не настоящий.
А он действительно не находил удовольствие в унижении более слабых. И «переводить» себя из «духов» не позволил.
- Вам нравится друг-друга по жопе ремнем лупить, вот и лупите.
Белая ворона.
У пролетарских писателей, несмотря на их политизированность, иногда попадались здравые мысли.
«Человека формирует сопротивление окружающей среде».
И срочку пошел служить, сам. Хотя мог просто развернуться и уйти. Зажравшиеся военкоматские потеряли его личное дело призывника. Когда бы про него вспомнили… Кто-то посчитал бы это подарком судьбы. В разгаре – Афган, цинки.
Общевойсковое командное.
Как там говорили «курсант должен стрелять, как ковбой и бегать, как его лошадь».
Он поступил туда, никому не говоря об этом. Никому из родных и близких. Поступлю – тогда скажу. Как же… Отец – офицер, дед – офицер, прадед – офицер.
«Буду династию продолжать».
Сложностей особых не было. Рапорт написал и все дела. Ведь поступал он уже со срочки, отслужив почти год.
Экзамены сдавали даже не в самом училище, а по округам.
Командование так придумало, чтобы на абитуриентов денежки казенные не тратить, катая их туда-сюда.
Картинки памяти, как цветные фотографии. А может, в силу молодости, восприятие ярче было?
Экзамены сдал. Прибыл на место, а в училище его с ходу назначили заместителем командира взвода абитуриентов. Только гражданских. Строя не знавших, портянок не нюхавших. Хотя командовать ими было легко. Ведь они сами сюда рвались. И даже интересно. Еще бы не интересно.
Как вам в свободную минутку – поединок на зеленой лужайке?
Мастер спорта по самбо против мастера спорта по дзю-до. Зрелищнее, чем в любом голливудском боевике.
И прочие невинные развлечения.
Сильно удивил его отец, приехавший на КПП и оравший во весь голос:
«Нахрена тебе армия?!! Я за себя и за тебя давно отслужил!..»
Чем поверг в шок весь состав дежурного наряда.
В одном отец был прав, его выслуги – двадцати восьми лет, с лихвой хватало на срок службы офицера и солдата срочной службы, вместе взятых.
Хотя это его не сильно впечатлило. Разругавшись с отцом, он остался.
Это было покруче, чем любые тусовки.
Марш-бросок, километров десять каждое утро. Ротный, с небрежной гримасой на лице, прибегавший в казарму в красных атласных спортивных трусах и чистеньких белых, жутко дефицитных кроссовках.
Последние стрельбы, когда с полигона за грузовиком на веревке тянется елка – следы заметать.
Выпускников, сдавших госэкзамены, считали практически офицерами. Они щеголяли в ПШ – обмундирование полушерстяное с офицерскими портупеями. И ждали со дня на день приказа Министра Обороны СССР о присвоении первого офицерского звания. Свободный выход в город… ну, выпивали некоторые, не без этого.
Курсант-выпускник – истинный служака, с вбитыми намертво рефлексами. Вопли среди ночи, поднявшие половину училища.
Прибежавший наряд, обнаружил одного из выпускников, повисшим головой вниз, зацепившимся прочной портупеей за прутья решетки высоченной училищной ограды. Пьяный-пьяный, а помнил, что нетрезвым через КПП – низь-зя… Вот и полез привычным путем, сил не рассчитав. Хотя, кто б его выгнал – без пяти минут лейтенанта…
Прикладное плавание. На гражданке про такие развеселые забавы и слыхом не слыхивали.
Когда первый раз он, отплевываясь, еле-еле смог всплыть у бортика, практически в том же месте, где и нырнул. Чуть не утонув, на самом деле, в стандартном пятидесятиметровом бассейне, глубиной до шести метров.
А взводный с секундомером ему:
- И хрена ли ты выныривал? Сказано же в наставлении «проплыть дистанцию любым способом». Ну и шел бы себе по дну – туда-обратно, мы бы тебе время засчитали. Х-хе.
Хохма была в том, что практически никто этот норматив с первого раза сдать не мог. А надо было всего-то проплыть на время сто метров… в обмундировании и с автоматом. Плавали в подменке. Правда, чтобы боевое оружие не полоскать – вместо «Калаша» использовали давно списанные, засверленные ППШ, что, в общем-то, плавучести курсанту не прибавляло. И тренироваться надо было поэтапно. Сначала просто в гимнастерке, потом засовываешь сапоги за ремень, и уже, как заключительный аккорд – автомат.
Разочарование при известии, что на неопределенный срок курсантам запрещены официальные тренировки по рукопашке.
- С какого хрена?
- Да, мы тут, это… морячков, в общем, наши в увольнениях лупят постоянно. Вот генерал и запретил.
Жизнь в курсантской казарме не сильно отличается от жизни бойца срочной службы. И привыкший к вольной воле, он в какой-то момент просто заскучал. Одно дело срочка – отслужил и живи, как хочешь. А тут – столько лет слышать команду «Рота, подъем!»
Написал рапорт и ушел назад в войска. Даже проситься не стал – дослужить в каком-нибудь батальоне обеспечения. Что он – маменькин сынок, что ли?
Через много лет, когда они тихо, по-семейному обмывали очередные звезды, мать с грустинкой улыбнулась:
- Вот так сынок. От судьбы не уйдешь. Все равно ты стал офицером. Да еще и воевать пришлось…
Восьмидесятые.
Они смеялись - «все мы вышли из подвала». Там была качалка, официально – секция по гиревому спорту. Приходилось выступать в соревнованиях по гирям, чтобы тренер не выгнал. Мало кто знает, что танцоры работают со штангой. А ты партнершу потаскай, хоть в ней еле-еле три пуда.
Он серьезно занимался танцами. Преподаватель готовила его к поступлению. Хотя классика ему не очень нравилась. Та-акая нудятина. Станок-зеркало. Плие… гранд плие…де ми плие…
Вот характерные – это да! – мазурка, вальс, чардаш. А еще зажигательней – рок-н-ролл! Когда партнерша все умеет и может! Когда порхает, как бабочка, невесомо прокручиваясь на руке! Когда зал ревет в экстазе! Волейбол поставил в этом точку. Разрыв и растяжение связок голеностопа.
Только потом он понял, что надо было через это пройти. Боль, гипс, разработка ноги, закачка. Да и кем бы он был после Института культуры?.. Зато танцы помогли. Ненужных знаний не бывает, а растяжка и пластика очень пригодились в другом.
Каратэ под запретом. Приснопамятная статья 219-прим. Если к сэснсэю попадали, то только через очень хороших знакомых с кучей проверок и предупреждений. Секции маскировались под группы ОФП – общефизической подготовки. Или уж если еще экзотичней – оздоровительная китайская гимнастика. Лапша для лохов. В этом виде, если реального результата добиться хочешь, надо лет двадцать всяческие «тао» крутить. Комплексы тайцзи, похожие на медленный танец. Он даже легализовался, съездив в Москву, где прошел обучение на семинаре у чемпиона Китая по ушу. Корочка так и пылится в столе, вместе с другими. Зато официально – тренер-инструктор по китайской гимнастике. Кто чего стоит, по настоящему, выяснялось совсем в другой обстановке. Договаривались – секция на секцию. Бывало, бились наставники. Ученики уходили к победителю.
Или так. Автобусная остановка. Подъезжает мотоцикл, подбирая одинокого парня. Двое выезжают за город. Разминаются, исподволь оглядывая полянку на предмет как бы обо что не споткнуться. Бой. Не как в кино. Просто поединок, до сдачи, или до крови. До сих пор дружат, хотя прошло лет двадцать пять.
Его многие поначалу не воспринимали всерьез. Рост – сто семьдесят, боевой вес – шестьдесят семь. Сломанные ребра-пальцы в спортзале – не в счет. Они и тогда были странными ребятами на общем фоне. Уютный южный город. Веселая, хохочущая компания, переходящая из одного кафе в другое. Только если б кто повнимательнее пригляделся – девчонки пьют шампанское, парни – сок, чай, редко – кофе.
Он не лез в откровенный криминал, но по краешку прошел. Как и многие в то время. Сопроводить, купить-продать, хотя статья за спекуляцию вполне действовала. Вовремя понял, что торгашество – не его, не интересно. Тогда же осознал – и с бандюками не по пути. Дело даже не в том, что криминал и влететь можно в любой момент. Практически все – жадные, за копейку удавятся. Слово «Честь» рядом не стояло. Воровская романтика – фуфло.
Впрочем, как и торгашески горящие глаза – тоже.
Память. Девяностые. Стоило учиться в институте, без единой тройки и получать диплом, чтобы работать официально за копеечную зарплату…
«За одну смену ты получишь столько, сколько получаешь за месяц... Что конкретно? Да за ларечками на вокзале присмотреть».
Картинки, как одномоментно застывшие живые фигуры, высвеченные вспышкой стробоскопа.
Ночь. Разборки на том же вокзале. За длинной линией торговых павильонов. У него - цепь. Хорошая такая, никелированная, кусок растяжки от гимнастических брусьев. Сам снимал со списанного спортивного снаряда в своей альма-матер.
У оппонента – ножик, тоже неслабый. Клинок сантиметров двадцать. И свет фар, сполох мигалки!
Высветил патруль обоих, во всей красе, застывших в боевых стойках друг против друга. В патруле оказался знакомый сержант. И не было ничего.
- У вас обыск. Вот постановление.
Жена друга, выбрасывающая из окна пятого этажа револьвер и гранату… Ствол – чистый, для самообороны, «шоб було». Кто-то сдал. Хорошо, двор старый, кусты густые, а на стволе не было отпечатков.
Проехали.
Некоторые из бойцов легализовывались, устраиваясь к силовикам инструкторами по рукопашке. Кто-то уходил в криминал конкретный. Вышибание денег, стрельба, гонки на раздолбанных бэшках и вертких восьмерках.
Да, он кое-что умел, даже любил. Хотя никогда не считал себя супербойцом. Но! Заднюю включать нельзя. Никогда! Проигрывать, так в бою, пока тебя не вырубят. Любимый книжный герой, с детства – киплинговский Рикки-Тикки-Тави.
Охамевший, поддатый чел, думающий, что рост сто девяносто и вес за сто – делают его королем улицы. С ходу, в темпе, зарядим ему маваши в голову – покачнулся, но устоял, схватился за куртку. Оба валятся в осеннюю кашу, снег вперемешку с грязью. Ну, эт мы проходили. В падении, извернувшись и оказавшись сверху, оседлал здоровенного детину и методично в табло – левой-правой, левой-правой.
Нежный девичий голос за спиной с неописуемым изумлением:
- Виктор Евгеньевич?!!
Две третьекурсницы, мл-ля! – проездом домой к мамам… глаза в поллица, привыкшие видеть его вежливым-культурным, дипломат-костюм-галстук…
Или – так. Средь бела дня. Улыбчивый, белозубый чеченец.
- Девочка, деньги из кассы достань. Только тихо.
За спиной еще двое, обманчиво спокойные, напружиненные. Серьезные и готовые ко всему. Первые ласточки - залетные бригады, приезжавшие грабить, как на работу.
- Доставай, доставай. И не шуми, а то вот это прилетит.
А в ладони кое-что – зеленое, ребристое.
А
Деми - слитно.