Мам, ну хватит, голова уже отваливается, так дергаешь!
Еженедельная экзекуция подходила к концу.
Посредине кухни, на ножках перевернутой табуретки был установлен таз. На плите бурлила здоровенная кастрюля с водой, правда воды в ней уже осталось немного.
Геля стояла на коленях перед тазом, а мать, вся потная и распаренная стирала так, как стирают бельё дочкины волосы хозяйственным мылом. Все пробы нормально помыть голову оказывались неудачными, Геля совершенно не справлялась со своей гривой и промыть ее не могла.
Потом мать в ковшике развела уксус и шарахнула в таз, окатив многострадальную дочь. Кое-как отжав рыжую массу, завернули ее в огромную простыню, а потом еще долго отжимали полотенцем.
Обе красные, как раки, устало плюхнулись пить чай.
Прихлебывая с ложечки бабкино вишневое варенье с вязкими вишенками и сплевывая косточки в блюдце, Геля говорила матери раздраженно и уверенно:
- Мам, я косу отстригу!
-Чтооо? Ты сдурела, что ли? Да в ней вся красота твоя, чуднОе созданье! Не вздумай, смотри!
- Сейчас это не модно совсем. У меня платье... Ты представь, как с ЭТИМ платьем и новыми сережками будет выглядеть твоя дурацкая коса.
-ТВОЯ коса! Отлично будет выглядеть! Платье пышное, косу мы поднимем, сделаем ракушку на затылке, а потом туго заплетем, уложим на шее, завитки выпустим. Серьги на виду! Красавица будешь, глаз не оторвать. Геля, добром прошу, не трогай волосы. Не дури!
- Идиоткой я буду выглядеть. И деревней! Мне вчера Лилька журнал показывала, так там ни у одной манекенщицы нет волос длинных. Максимум - бабетта. Ты знаешь, что такое бабетта?
- Дуррета! Это я знаю - вот, напротив сидит. Дочка, отрежешь косу -прокляну!
Обе надулись. Молча доев варенье, умяв целую вазу, пили чай, задумчиво смотрели в окно, на стекло ложился снег, заметая окно почти полностью, отражение елки, стоящей в углу комнаты, становилось все более нереальным и смутным. Оно пропадало, теряло блеск в белой массе. А снег на стекле почему-то не таял...
...
Пожилая парихмахерша устало посмотрела на Гелю, усевшуюся в кресло. Тугая корона и волнистый хвост, чуть не до попы, такой цвет... Потрогав хвост, скорее, погладив его и пристроив поровнее на стройной спине девушки, она, тоном, которым разговаривают с неразумными, тихо спросила
- И что ты делать собралась?
- Стрижку ! Такую, знаете, что бы сзади пышно и ровно, кончики от ушей остренькие вперед, и челочка. И бантик мне приколоть, чтобы спереди видно было, вот, я принесла.
Геля выложила из кармана бантик из блестящего газа, который они вчера с Лилькой мастерили почти всю ночь.
- ну, давай посмотрим. Только иди, сядь вон на соседнее кресло и сама все расплети, я инструмент помою пока.
Геля вытащила шпильки из своей короны, расплела косу. Подошла к парикмахерше и мотнула головой, окончательно выпуская волосы на свободу...
Тяжелый искрящийся в свете ярких ламп темно-рыжий водопад упал вниз, закрыв спину почти до пят.
- Ты что? ЭТО отрезать хочешь?
- Мне стрижка нужна, пожалуйста, давайте побыстрее, я еще к подруге должна заскочить, за платьем. А бантик сегодня прямо сделайте, я косынку повяжу, в косынке буду спать. Да. Мне еще покрасить надо волосы, светлее намного.
- Мать знает?
- Конечно знает! И вообще! Я взрослая уже.
Женщина посмотрела на задорно вздернутый конопатый нос и покрасневшие в запале щеки, тугие , налитые. Белая, почти до бледности кожа и очень яркие губы. Красивая девочка...
Постояла, подняла прядь, взвесила зачем-то на руке. Потом пробралась рукой через всю шелковую, упругую толщу волос, подняла их. Помолчала и отошла.
- Нет, детка!
-Что нет?
- Не буду я их стричь. Я просто не могу, это похоже на убийство. У меня рука не поднимается! Пойди поищи еще кого. Равнодушных много. И не проси. Не могу.
Геля наспех заплела косу, путаясь в прядях, и выскочила на улицу, в сердцах хлопнув дверью.
Быстро взбежав по лестнице, подскочила к дверям, прислушалась. Тихо. Мать была еще на работе, отчим тем более. На всякий случай, осторожно, чтобы не щелкнуть, повернула ключ в замке и на цыпочках прокралась на кухню. Положила на табуретку доску, взяла топор, которым мать рубила мясо, и одним взмахом, как можно ближе к голове, рубанула по косе. Голове стало непривычно легко. Коса толстой тяжелой рыжей змеей сползла на пол...
- Теперь сможете? Геля сдернула платок и мотнула головой. Неровные, обгрызанные по краям волосы все равно были красивыми. Они легли тяжелыми волнами вокруг нежного лица.
Парикмахерша вздохнула...
- Вот глупая то!
И взяла ножницы...
... Анна с ужасом смотрела на косу, валяющуюся на полу.
- Что наделала. Дрянь!
Она поймала себя на том, что разговаривает с колонкой, которая в ответ ей подмигивает синими газовыми огоньками через эмалевую прорезь.
- Теперь на кого похожа? На этих...как их. Которые задницей крутят, сигареты тушат ногами. Я что теперь с ней делать буду? Небось тоже курит! А и пьет? И этот, кока..., так его что ли?
Анна сама испугалась своих мыслей, ей стало даже жарко.
- Все! Хватит. Заканчивает училище, отправлю на год в деревню. Работает пусть!
Мать резко распахнула дверь в Гелину комнату и обмерла.
У зеркала, вся в золотых искорках, чуть покачиваясь на непривычно высоких каблучках, в пышном, как пачка платье, туго стянутом у талии стояла девушка. Незнакомая и необыкновенная. Она стояла вполоборота, пышные светло - рыжие волосы чуть прикрывали тоненькую шейку.
Девушка обернулась. Знакомые глаза, длинные ресницы, курносый нос. В граненых под настоящий бриллиант огромных серьгах странно преломлялись лучи, перечеркивая пространство.
Анна прислонилась к стене, слезы защипали глаза, но не пролились.
...Господи...Какая же ты взрослая, Алюся. Какая же ты стала взрослая....