морали, согрешил только тем, что начал думать, размышлять. В чем его вина? В том, что он выбрался из тьмы невежества, осознав умом и сердцем, что хочет света и справедливости? В том, что взял за руку всех вас, слепых и несознательных, обманутых и обокраденных, и хочет вывести из тьмы на свет? В чем вина этого человека?
— Он богохульник! — раздалось из толпы.
— Разве господин магистр отрицает Бога? Нет. Разве он призывает не верить в Бога? Нет, нет и еще раз нет! Он более верующий и нравственный христианин, чем кто-либо из вас! В то время как все вы закрываете глаза на пороки и несчастья, на страдания ближнего и беды, стараясь ложной добродетелью откупиться от всех проблем, он не молчит. Он искренне страдает со всеми и обо всех, потому что не хочет прикрываться ложной верой. Истинная вера не в том, чтобы ходить в храм и читать молитвы, а в том, чтобы помочь умирающему, защитить слабого, поднять падшего. А если согрешил, не откупаться «прощением» из уст священника. Он, священник, делает это от имени Бога, но обманывает и вас, и Бога. Сделайте, как Гус, перестаньте совершать зло, грешить, но не из страха быть наказанным гневом божьим, а по своим личным глубоким убеждениям, что так делать нельзя, боясь суда своей совести, и тогда вся эта церковная система окажется ненужной. Не надо путать веру и обрядность, Бога и церковь. Бог должен быть внутри каждого человека, в его сердце, а не в церкви и на иконах. Ян Гус это понял и возмутился против паразитирующей системы. Системы, которая печется не о Боге, не о вас, а о своем благополучии. Так за что вы хотите судить его? За любовь к честным людям, за правду, за сострадание, за справедливость? За что? Я знаю, церковь просто так не отдаст свей власти. Побороть ее можно только тем, что вы сами перестанете ее поддерживать, платить мзду за иллюзию веры, за обман. Знаю, что не смогу переубедить вас, знаю, чем закончится это судилище над человеком, который нашел в себе смелость стать Homo sapiens. Но я мечтала высказать слова защиты в адрес этого великого человека, хотя участь его, увы, предрешена.
Лена сошла с кафедры и направилась к ошеломленному Гусу. Она подала ему руку и мысленно пообщалась с ним: «Мужайтесь, ибо судьба ваша в руках злодеев и умалишенных».
После выступления Лены, даже Анахарсис не смог бы защитить ее от разъяренной толпы. Она всей мощью надвигалась на нее, но в тот миг, когда первые дотянувшиеся кулаки готовы были обрушиться на беззащитную девушку, Анахарсис подал ей руку, и они аннигилировали.
— Слуги дьявола пришли защищать этого нечестивца, смерть еретику, на костер его, на костер! — ревела разъяренная толпа.
Глава Собора поспешил объявить результаты голосования, будто кто-то сомневался в его исходе. В результате вышло, что на первый вопрос подано пятьдесят один голос о том, что Гус — еретик; на второй — столько же; на третий — тридцать голосов откликнулись на то, что Гус не заслуживает никакого наказания, десять голосов — за наказание церковным покаянием, сорок пять — за смертный приговор в том случае, если он не откажется всего, о чем говорил на протяжении многих лет, открыто проповедуя против церковных постулатов.
Голосование проходило в таком порядке: сначала курфюрсты и их представители, потом князья, архиепископы, епископы, потом — представители городов.
Глава Собора огласил окончательные результаты:
— Подсчет голосов показал, что за смерть Яна Гуса подано сорок пять голосов из восьмидесяти восьми. Ваше императорское величество, каким будет ваше окончательное решение? Признаете ли вы Гуса еретиком, который заслуживает смерти?
— Продолжаю утверждать, что Гус — еретик и по праву заслуживает на смерть, если не отречется от ереси. Я не могу освободить его от наказания, такова воля Бога.
Гусу предоставили последнее слово.
— Ваше императорское величество! Неужели вы сделаете это, унижая свою корону и честь? Неужели собственными руками уничтожите охранную грамоту, закрепленную вашей печатью и подписью, беря на свою совесть преступление и вероломство? Речь идет не о моей жизни, а о вашем честном имени.
Тут на середину залы вышел чех, последователь Гуса, и зачитал текст охранной грамоты: «Мы, Сигизмунд, король римлян, принимаем высоко уважаемого магистра Гуса, бакалавра богословов и магистра искусств под наше и Священной империи заступничество и защиту, поэтому приказываем, чтобы ему было разрешено проехать до Констанцы, оставаться там и свободно вернуться, причем для охраны его и сопровождающих его особ должны давать проводников. 1415 год. Подано в Шпеера на 18 дней».
— Действительно, я обещал тебе безопасный проезд, — ответил Сигизмунд, — но только сюда. Обратного пути я не обещал, меня не просили об этом. Твое требование необоснованно.
Судьба Гуса была решена: 6 июня 1415 года его сожгли на костре в городе Констанца. Сохранился рассказ, что последними его словами были слова, обращенные к старухе, которая подкинула связку хвороста в пылающий костер, убежденная в том, что перед ней еретик и огонь очистит его душу: «О, святая простота!» Даже в эту трагическую минуту, объятый огнем, он не утратил чувство христианского прощения.
Лена с Анахарсисом наблюдали за казнью, затерявшись в толпе. Она была в отчаянии. Когда пламя охватило несчастного, они исчезли и появились в доме Ольгерда. На Лену жалко было смотреть.
— Я не сумела защитить его, не смогла! — кинулась она к Ольгерду, рыдая. — Я не смогла!
— Ну что ты, дорогая, все в прошлом, ты слишком впечатлительна. А не смогла потому, что нельзя повернуть время вспять. И что вас понесло туда? Анахарсис, не ожидал от тебя, это было рискованно. Твои эксперименты до добра не доведут.
— Анахарсис ни при чем, это все «Антихристианин...». Я читала Ницше, и мне пришло в голову, что с помощью Анахарсиса я смогу оправдать Гуса, который, как и Ницше в пятнадцатой главе, выступал против продажности церкви. Да, ты прав, я знала, что его участь предрешена. Волнует другое. Когда речь идет о темном средневековье, это можно понять и объяснить. Иллюзия в то время, в силу отсталости и засилья религиозного мракобесия, действительно была сродни действительности. Как сейчас СМИ превращают людей в зомбомассу, так церковь влияла на сознание темной массы человечества. Религия была тем стержнем, на котором зиждилась мораль, мировоззрение, жизнь. Церковь была авторитетом, матерью — всем. Одинокие изгои, плывшие против течения, беспощадно истреблялись. Что могли сделать отдельные индивиды, противостоя системе?
Поражает именно то, что век ХХІ стал ренессансом средневекового мракобесия. Мы проникли в глубины Вселенной, опустились на дно океанов, но действительность продолжаем воспринимать через призму иллюзии веры. Почему? Чем можно объяснить такие процессы?
— Ответ лежит на поверхности. Тяжелая жизнь, войны, болезни и осознание человеком своей беспомощности перед Высшей силой, которая якобы управляет всем. От ее законов зависит наше поведение, наше существование. Человек хочет верить в жизнь после смерти, а эта новая жизнь зависит от суммы прижизненных поступков. Как тут обойтись без веры?
Мы готовы обманывать себя и жить иллюзиями, потому что, во-первых, это помогает нам примириться с суровыми реалиями действительности; во-вторых, дает ощущение защиты, хоть и иллюзорной, вроде капсулы, в которой мы ограждаем себя от агрессивной внешней среды; в-третьих, дает нам право на оправдание не только перед другими, но и перед самими собой; в-четвертых, в-десятых и т.д. Без этой защиты мы голые и уязвимые. Как сказал Вольтер: «Если бы Бога не было, его следовало бы выдумать». Религия, по определению Маркса, — опиум народа, потому что действует на человека как обезболивающее и успокоительное средство. С религией человеку становится легче, он верит в то, что зло, происходящее в мире, прекратится для него с началом загробной жизни.
Ницше попытался вывести человека из мира иллюзий в реальность, выдернуть его из капсулы лжи. И что же? Он мог рассчитывать на благодарность? Ничего подобного. Это шок! Представьте себе, что вас вытаскивают из-под теплого одеяла на лютый мороз и окатывают ледяной водой. Кому понравится такая терапия? Мы будем пытаться поскорей спрятаться в свой уютный кокон и уповать на высшую силу, которая и дальше будет поддерживать в нас нашу иллюзию, с которой так комфортно жить! И хоть это напоминает сумасшедший дом, но что до того? Кто сказал, что умным жить легче, чем сумасшедшим? Наоборот! Да здравствует общее сумасшествие, которое заслоняет нас от этой проклятой действительности!
— Да, ты прав, — смирилась Лена, — именно такие мысли посетили меня после прочтения пятнадцатой главы «Антихристианина...». Боюсь быть побитой камнями, смытой течением, против которого все же плывут одинокие особи, но я против иллюзий и обмана. Мне больше интересна реальность бытия, какой бы неприглядной она ни казалась. В конце концов, за обман придется платить. Сколько веревочке ни виться...
Но что это? Я слышу возгласы возмущения, сомнения и неприятия, будто снова пребываю на Соборе в Констанце. Ах, как мне хотелось сказать им, тем, кто судил Яна Гуса, что неважно то, что они скажут, потому, что их существование — пребывание в иллюзии, поэтому иллюзорно все, что они говорят. Как хотелось сказать им — выбирайтесь в реальную действительность, имейте мужество жить без защиты обмана, смотрите на мир глазами правды, а не лжи! Сначала будет больно, трудно, не комфортно. Будет соблазн скрыться в ракушке и снова надеть розовые очки. Но зато те, кто возьмет на себя смелость принять действительность, какой она есть, станут теми, про кого Ницше говорил, что они родились postum. Его считали сумасшедшим, но кто более трезво смотрел на мир, чем Фридрих? Задумайтесь, и вы оцените всю прелесть пребывания в гармонии с действительностью, не искаженной призмой веры в мифы. Вы просто откажетесь от допинга, который делает вас больными, слабыми и зависимыми. Да, будет ломка, рецидивы болезни вас измучат, вы будете впадать в отчаяние и испытывать страх. Но когда наступит выздоровление, вами овладеет совсем новое ощущение жизни и окружающей действительности, свободной от страха перед некоей Высшей силой, Высшим Разумом, Богом, который держит вас в капсуле и грозит уничтожить каждого, кто выберется оттуда.
— Браво, — захлопал в ладоши Ольгерд, — ты выступаешь адвокатом не только Гуса, но и Ницше. Делая резюме из сказанного, хочется воскликнуть: «Выбирайтесь наружу, господа, выбирайтесь, мир прекрасен!»
