Я взрослая

- Мама!.. Мамочка!..
Сквозь паутину боли и страха пробиваются слабые всхлипы угасающего сознания.
- Мамочка!.. Прости... Но я взрослая!..

А рядом, отделенная только стеклянными дверями операционной, на больничной кушетке сидит эффектная женщина лет 36 в красивом красном платье, с элегантно уложенными волосами и размазанному по лицу макияжу. Она качается как маятник часов.
- Доченька… Доченька... Не уходи... Не бросай меня... Доченька…
Ее слова с глухим стуком разбиваются о бездушный кафель пола. Иногда женщина вскидывает голову и пытается осмыслить значение долетающих до нее слов: «Зажим», «Тампон», «Пульс», «Скальпель», «Еще зажим». А потом опять и опять, мерно качаясь, повторяет те же слова:
- Доченька... Доченька... Не уходи...

А в голове вихрем крутятся события того, последнего вечера. Всего полчаса назад ее дочь была жива и здорова. Ох, как она гордилась всегда, что дочка у нее - просто красавица, послушная веселая... А когда она стала девушкой, впереди обозначились притягивающие взгляд бугорки девичьей груди, ей стало страшно. Страшно, что вот ее красавицу возьмет кто-нибудь и опоганит, бросит, сломает жизнь.

- Мамочка!.. Забери меня!.. Мне больно!.. Мне страшно!..
Совсем рядом с женщиной прозвучал торопливый шепот. Она узнала ее голос. Женщина вскочила.
- Доченька! Я здесь! Мама здесь! Доченька!..
Женщина металась по коридору.
- Доченька!..
Но голос дочери исчез. Женщина посмотрела сквозь стекло двери на врачей. Они деловито сгрудились около стола. И опять только сухие ничего не значащие слова: «Зажим», «Тампон», «Давление»...
Женщина вернулась на кушетку, села, обхватила голову руками. Слезы, вперемежку с тихим стоном текли из нее вниз на красивое платье, на дорогие туфли...

Не получилась у нее личная жизнь. Она всегда была горда своей красотой, своим телом, горда собой! И воспринимала саму себя, как некий приз, как награду, которую надо добиваться, надо завоевывать. Так открыто и говорила ребятам:
- Чтобы меня получить, надо очень постараться! Ты попробуй, докажи, добейся, может я и соглашусь на что-нибудь...
И со смехом отказывала всем подряд. Пока не появился Он. У Него получилось. Она пошла с ним. Каким-то образом Он ее поразил с первого взгляда. А потом было все. И жар первого поцелуя. И сладостная боль первой постели. Она была счастлива. Ее сердце было полно любви. Ему она верила безоглядно. И когда, после очередной страстной близости, Он предложил связать ей руки, она послушно завела их за спину. Он туго перетянул руки веревкой и стал спокойно одеваться. Она с трепетом смотрела, как он застегивал пуговицы рубашки.
- Что ты хочешь сделать? – робко спросила она.
Он подошел, нежно коснулся губами ее губ.
- Доверься мне, - и повел ее в большую комнату.
Поставив ее на середине, он включил свет и сказал:
- Вот, пожалуйста. Обещал – сделал!
А вокруг стояли парни. Все, кому она когда-то отказала. Она закрыла глаза, закружилась, метнулась к двери, но его сильные руки удержали:
- Куда же ты? Останься.
Она ткнулась ему в плечо головой:
- Пожалуйста... Не надо...
А он снова нежно коснулся губами ее губ, потом резко бросил ее на диван. Крикнул: «Она ваша!» и с жутким смехом ушел. Этот смех до сих пор стоит у нее в голове. Страшно представить,  что было бы, если бы на ее пронзительный крик не сбежались соседи... И этот крик тоже навсегда впечатался в ее голову. Кажется, она слышит его, слышит…

Женщина вскинула голову. Это не ее крик...
- Доченька?..
И опять полустон-полукрик. И короткое «Ма...». Женщина упала на колени, потом уткнулась головой в пол:
- Господи! Да помоги же хоть ты ей! Прошу тебя! Господи!

И опять память услужливо подсказывало ей. Сцену за сценой. Как срочно продавали квартиру,  как уехали в другой город, как она пошла в другую школу, как ей казалось, что все всё знают, как она была одна в шумном и очень дружном классе, как любые попытки ребят заговорить с ней вызывали  у нее истерику... Как она почувствовала, что беременна... Хорошо, что класс был выпускной. Как экстерном сдавала экзамены, как всегда на «пять». Как за золотой медалью ходила мама. Как ей пришлось вместе с ребенком переехать в другой город. И как ради ребенка, ради ее любимой дочурки, она взяла себя в руки и постепенно обустроила свою жизнь, нашла работу, сделала карьеру, стала руководителем крупной компании. И жила для дочки, для единственной ниточки, державшей ее на плаву, державшей ее в жизни...

Суета за дверью привлекла ее внимание. Услышала слова: «Мы ее теряем». Закружилась голова. Она вцепилась руками в стекло двери.
- Нет! Прошу тебя! Не надо!.. Не уходи!.. Не бросай меня!..
Тянулись мучительные секунды. Не сразу до нее дошел смысл фразы: «Есть пульс», а потом жесткое «Работаем». А когда дошел, она безжизненно стекла вниз, как комок красной глины...

Она всегда старалась быть хорошей матерью. Уделяла дочке все свое свободное время. Ограждала ее от того, что с ее точки зрения, может навредить. Каждый год они выезжали куда-нибудь, причем куда именно – решала дочь. А когда маленькая девочка стала превращаться в очаровательную девушку, мама по привычке стала ограждать ее от посягательств всяких ухажеров. Для нее дочка всегда была ее маленьким чудом, ее маленьким счастьем. Она упорно не замечала, что дочь выросла, стала взрослой, что она хочет пробовать жить самостоятельно. И ей очень хочется гулять после девяти, хочется обниматься с мальчиками... Но на все ее просьбы мама по привычке отвечала «Нет!» И каждый раз добавляла:
- Подожди, вот вырастешь...
- Мама, я уже взрослая!
- Ну какая же ты взрослая? Ты моя крошка, моя любимая девочка! Нам же хорошо вдвоем?
И опять любовь к милой мамочке одерживала верх. Опять дочка тыкалась в грудь маме и сквозь слезы шептала:
- Мамочка, я тебя очень-очень люблю!
И молча уходила в свою комнату. А мама, глядя на ее понурую спину, по привычке шептала:
- Пройдет!..

Женщина беззвучно застучала кулаками по кафелю пола:
- Зачем? Зачем? Почему я не увидела? Она же взрослая! Моя доченька взрослая!..

А тот вечер... Она пришла с банкета, посвященного открытию нового филиала. Пришла пораньше – торопилась к своей дочурке. Настроение было чудесное! Жизнь била ключом! Она не шла – она летела, едва касаясь туфлями асфальта. Мужчины восхищенно провожали ее взглядами. Как бабочка, вспорхнула в свою уютную квартирку и … застыла: ее дочурку, ее единственную, ее красавицу целовал в губы какой-то мальчик. Она подбежала, схватила его за ухо и стала отчитывать:
- Ах ты паршивец! Ах ты негодник! Я тебе покажу, как целоваться! Ты у меня получишь!
И даже не слышала умоляющие крики дочери:
- Мама! Не надо! Мама! Ну что ты делаешь?! Пусти! Ему же больно!! Мама!!!
Только выкинула ошарашенного мальчика за дверь, довольно повернулась и нежно произнесла:
- Доченька!..
Второй раз за этот вечер она оцепенела. Впервые она не узнала своей дочери. Перед ней стояла разъяренная кошка. Глаза горят, волосы растрепаны...
- Ты гадкая! Ты противная! Как ты могла?!! Я люблю его! Понимаешь, люблю!!!
Вся боль многолетней опеки лилась из юного обиженного сердца.
- Доченька... Маленькая моя...
И снова взрыв:
- Я не маленькая!!! Я взрослая!!! Я уже выросла!!! И хочу гулять! Хочу любить! Хочу ошибаться! Хочу боли! Хочу счастья! Я жить хочу!!!
Она резко вскочила на подоконник открытого окна.
- Мама! Мамочка! Я тебя очень люблю! Очень! Но я так больше не могу!!! Я не могу так жить! Пожалуйста, скажи, что я взрослая и верни его! Прошу тебя, мама! Мамочка! Я прошу тебя!
Еще не осознавая, что делает, женщина инстинктивно шагнула вперед, протянула руки и, по привычке, сказала:
- Доченька... Маленькая моя...
И ее дочь исчезла из проема окна. Только крик: «Я взросла...» А вместо «я» глухой удар.
Дальше все было как фотоснимки из хроники. Неестественно изогнутое тело дочери в луже крови. Какие-то люди, какие-то слова. Машина скорой помощи. Люди в белых халатах. Противный звук сирены. Закрывающиеся перед носом двери операционной.

Слезы лились из глаз женщины. Ее сознание судорожно искало зацепку. Хоть что-нибудь. Она уже не видела и не слышала суету в операционной: «Пульса нет», «Мы теряем ее», «Разряд», «Шприц»... Ее сознание устало искало угасающую жизнь дочки.
- Мама... Мамочка...
Тихий, как шелест травы, шепоток.
- Мамочка...
С каждым словом все тише и тише...
Женщина запрокинула голову и полузакричала, полузавыла:
- До-оче-енька-а-а! До-оче-енька-а-а-а-а! Жи-иви-и-и! Жи-и-иви-и-и-и-и-и-и!
Этот вопль понесся по тихим больничным коридорам, пугая своей мощью милые цветы, уютно живущие в своих горшочках, отдаваясь эхом в палатах. И этот святой крик был услышан! Он своей силой схватил Душу дочери, тонущую в омуте Смерти и потянул... потянул...
Женщина устало ткнулась затылком в стену. На ее измученном, грязном, заплаканном лице появилась счастливая улыбка.

Молоденькая медсестра посмотрела на лицо пациентки и увидела, как уголки губ вздрогнули и слегка потянулись вверх, а из глаз вытекли две слезинки и потекли по вискам.
- Она улыбается, - удивленно произнесла медсестра, - и плачет.

ВАН © 14.11.2008