И коей мерой меряете. Часть 2. Глава 3. Обман

Что происходило с ней, Геля не могла объяснить. Вроде как из нее вынули всю серединку, тщательно перебрали, отсеяв все лишнее, пустое и ненужное, остальное промыли, натерли до блеска и вставили назад. Она чувствовала себя свежей, юной и совершенно другой. И еще ей казалось, что он - Володька, был всегда с ними. С мамой. С Иркой. С бабкой Пелагеей и с дедом. Ну и с Борькой и Галиной. Короче они - все были всегда вместе, близкие, родные, а все остальные как-то отодвинулись, исчезли, их образы стали неверными и зыбкими. И еще Геля вдруг очень начала скучать по дочке. Засыпала с трудом и просыпалась ночью, оттого что слышала смех-колокольчик. Даже интернатские стали меньше занимать ее, отвлекать от этих мыслей, и Аля поняла, что пора брать отпуск и ехать в деревню.

С Володей все получилось очень странно. Уже через несколько дней, он, с небольшим чемоданом переехал в их небольшую квартирку. А еще, спустя недельку, когда они вечером пили чай на маленькой кухне, а он рассказывал про свой ИЛ-18, нежно, как про любимого ребенка, Геля всматриваясь в его лицо, вслушиваясь в такой родной голос, поняла что он - тот, которого она так долго искала.

Единственное, что омрачало их нежданно свалившуюся любовь, это то, что Геля скрыла от него свое прошлое. Да он и не спрашивал, их жизнь вдруг покатилась сама собой, а та, Алина, шла рядом и чуть в стороне. Выдать ее было некому, отчим уехал на свою родину, Верке настрого было запрещено намекать на это даже неловким взглядом или движением.

Геля сама не понимала, почему она это делает. Но каждый раз, когда она вдруг решалась наконец рассказать о муже и об Ирке. на нее накатывал жуткий страх потери. И она молчала. Это стояло между ними стеной, вернее только она чувствовала эту гладкую холодную поверхность.

Незаметно пролетел месяц. Потом еще пару недель проскочило, cловно два последних, предрассветных часа и Геле надо было ехать брать билеты, ее уже отпустили в интернате.

Тихим вечером, когда через раскрытые окна уже веяло ароматом раннего лета и по комнате летал легкий тополиный пушок, от которого у Гели вечно чесался нос, Володя сидел за столом и что-то писал в толстую тетрадь, внимательно рассматривая сложные чертежи в большой, но тонкой синей книге. Вдруг он положил ручку и повернулся.

- Гель, может мы вместе в отпуск с тобой махнем? У нас сдача модели, и мне путевку дают в санаторий. Я могу поговорить и про тебя, ты же невеста, дадут. Пусть за деньги, не страшно, денег хватит. Это на море, Гельчонок, в Крыму. Поедем?

Геля посмотрела на Володю, в его глазах была такая нежность, что на душе у нее разлилась теплая волна. Как бы она хотела поехать... Но Ирка, этот кучерявый цыпленок, маленький и родной...

- Вов, мне маму с бабушкой надо поехать навестить, помочь им, я обещала. А ты в этот раз отдохни сам, от путевки не вздумай отказываться, а то больше не дадут. А потом, я обещаю, всегда вместе будем, я тебя ни на минутку не отпущу. Правда.

- Неее . Я без тебя не поеду. Вместе к твоим махнем, а потом моих навестим. У меня тоже в селе мать с отцом. И братья с сестрами, там нароооду. Весело, и ты понравишься им, точно. Особенно отцу. Он любит таких, настоящих. Больших. Сильных.

Геля не знала, что ей делать. Ей было так стыдно перед чистым, как стеклышко, парнем. Володя был совершенно, патологически, нездешне порядочен, честен, старомоден даже. Она сначала даже стеснялась перед ним раздеваться, в такие моменты ей казалось, что она слишком опытная, даже развратная, где-то. А он был деликатен настолько, что Геля поражалась, как совершенно деревенский парень может быть таким...

- Там, у меня в пОртфеле картинка есть, ребята снимали, глянь, Море. Ты море видала?

Геля подошла, обняла, потерлась как кошка щекой о щеку.

- ПортфЕль, Вов. Запомни. ПортфЕль… Нет, море никогда не видела, по телевизору если только. Ну и на фотках.

- Море надо видеть, меня четыре года болтало. Ну ты поправляй уж меня, ладно. А то ребята тоже смеются.

- Да ладно. Пусть это будет самым большим твоим недостатком... Я подумаю, Вов, маме напишу. Она кстати позвонить должна, мы договорились, с телеграфа. Она там разговор по субботам заказывает.

Вернувшись с вокзала, и зачем-то припрятав купленный билет подальше, Геля достала чемодан. Она окончательно решилась на разговор, приготовила Иркину фотографию, и сотый раз перебирала в голове слова, которые скажет. Ее история казалась ей дикой, некрасивой и пошлой. Но самым страшным было то, что она врала. Геля вспоминала, сколько она всего навыдумывала, чтобы даже нечаянно не обмолвиться о дочурке. Прятала паспорт у Верки. Закрыла все детские вещички в комнате матери, сказав. что ключ отчим увез с собой. А про найденную под кроватью неваляшку придумала трогательную историю про подругу, сбежавшую от мужа. Второй раз в своей жизни она обманывала, без смысла, просто от страха и запутавшись...
Зачем?
Измучив себя мыслями, бросив чемодан полусобранным, Геля налила себе чай и достала баранки. Хотела закурить, но вспомнила Вовкин укоризненный взгляд и невольно сморщенный нос и спрятала сигарету. Посидела, в голове был ад. Достала из горки бабкин самогон, чуть плеснула в рюмку. Неприятно тягучий самогон обжег горло, Геля поперхнулась и вытерла слезы.

- Пусть все будет, как будет. От судьбы не сбежишь, Райка говорила. И молчать больше нельзя.

Она подперла по-старушечьи щеку и задумалась. Часы пробили полночь, в окна веяло свежестью, вокзальным терпким дымком, и почему-то запахом ландышей...

Дверь чуть заскрипела, почти не слышно, но Геля проснулась резко, так что даже что-то щелкнуло в голове, как лопнуло. В прихожей горел свет, вернулся Володька со сдачи своей модели. По какому-то наитию, может по непривычному сочетанию звуков, выдающих неловкость движений, она поняла, что парень пьян.

Вышла, прислонилась к косяку, наблюдая, как с трудом удерживаясь на ногах, опираясь попой о стену, Володя пытается снять ботинки.

- Тсссс. Гельчонок. Только не ругайся. Я сейчас, быстро, ребята попросили посидеть. Не обижайся, только, прости.

Язык у него заплетался, он с трудом собирал мысли в кучку, но старался держаться. Развязать ботинки явно не получалось, он сел на пол и виновато посмотрел ей в лицо. Геля присела на корточки, сняла с него ботинки, помогла встать.

- Хорош!

Володя почему-то на цыпочках прокрался в ванную, долго шумел водой. Когда вышел, ему уже было легче, взгляд стал яснее, и он достал из кармана коробочку,

- Тебе!

Геля отставила коробочку в сторону, усадила парня за стол, налила покрепче чай.

- Поговорить надо.

- Может завтра? Посмотри что принес. Мне премию дали.

Геля открыла коробку. Там, на черной бархатной подушечке, свернувшись змейкой, лежала тоненькая цепочка. Геля вытащила ее, она была почти невесомой, но в свете настольной лампы так сияла, как будто была соткана из солнечных лучиков. В коробочке лежала еще крошечная жемчужинка на кругленькой, граненой подвеске. Геля подскочила было зеркалу, у нее в жизни не было такой красоты. Но сразу потухла, сложила цепочку в коробку.

- Вов. Выслушай меня.

Она долго и путано что-то говорила, объясняла, плакала, потом снова объясняла. Володя молчал, только иногда чуть морщил лоб и как-то очень внимательно вглядывался в ее лицо. Потом тяжело встал.

- Я все понял, Гель, Давай спать. Утро скоро.

Геля уснула сразу, как будто ее выключили из розетки. Она не слышала, что Володя так и не лег, просидев до рассвета у окна.

...

Геля проснулась от звука мощного ливня, бьющего по подоконнику. Подскочила к окну, еле справляясь с ветром закрыла раму, сразу вся вымокнув и наступив босыми ногами в здоровенную лужу на полу. Обернулась, смеясь и увидела, что постель с ее стороны даже не смята. Вчерашнее разом нахлынуло и, предчувствуя беду, Геля подскочила к шкафу. Все Володины вешалки были пустыми, чемодана тоже не было. На неверных ногах Геля добрела до стола, села, вытащила записку, прижатую коробочкой.

«Гельчонок, мне надо подумать. Прости»

…

Степной ветер ворвался в поезд, который уже тормозил на станции. Забытый аромат уже чуть привявшей от жары полыни, начинающих распускаться флоксов и еще чего-то такого радостного, то ли парного молока, смешанного с легким запахом навоза, то ли вишневого варенья окутал, и на какую-то секунду заставил забыть о боли.

На перроне стояла мать, и держала за ручку кругленькую глазастую кудрявую девчонку в вышитом фартучке.

Слезы застилали глаза.