Не встречались с ней много лет, хотя живём в одном городе, но вот как-то…
В «Круглом сквере» она сидела рядом со мной на скамейке и изливала душу после обычных фраз: как ты?.. а как ты? И уж не помню, какой мой или её ответ подтолкнул Ирину на это откровение, - да теперь это и не столь важно, - но почему-то жил во мне тот наш разговор и, наконец, захотелось «реставрировать» услышанное и смонтировать из её слов и фраз монолог, дополнив его своими воспоминаниями.
- Демократы, демократы*… И твой, и мой. А что было толку нам от их демократии?.. Ну, может, твой и добился чего-то за эти годы, но мой так и остался до конца нищим… Да недавно Димка умер, в прошлом году. (Помолчала, словно паузой поминая его, вздохнула, махнула слегка рукой.) Да понимаешь, работать в журналистике он уже не смог, ведь теперь надо выискивать что-то остренькое, каверзное, чтобы людей цепляло, а он был очеркистом, аналитиком, вот и затосковал, затосковал… Да и с сердцем у него всегда было не всё в порядке, вот и ушёл сразу, в одночасье… А дети? Дети уже большие, старший учился в Москве да так и остался там, работает в хорошей фирме, зарабатывает неплохо, женился, семья, дети… Да и моего младшего взял к себе, так что молодец, думает только о семье, не то что мой демократ… (Махнула рукой, отвернулась, окинула взглядом витрину киоска, обернулась ко мне.) Ведь Димка о заработках и так мало думал, а уж в девяностых, когда на сходки да на митинги стал ходить, то и совсем… Да нет, разве я осуждала… осуждаю его? Ты же знаешь, что именно за это и бросилась за ним… как в омут, но… (Порылась в сумке, достала мобильник, заглянула в него, сунула в карман.) Но, может, таким борцам не надо жениться? Помню в те годы*… Помнишь, как перебивались с продуктами?.. То-то ж. Так вот, выстояла я получасовую очередь за колбасой по талонам, прихожу домой, а он сидит, прижав к уху ВЭФ* и слушает, что ему из-за рубежа нашептывают. И такое меня зло взяло! «Да лучше б по магазинам побегал… может, чего и принёс в дом! А то всё я, да я должна искать, чем бы вас накормить!» Ну и пошла, пошла… А он выключил приёмник, оделся и ушел. Как ты думаешь, разве не обидно было? Да и каждый раз так же… знал, что, накричавшись сама с собой, обойдусь, успокоюсь. (Вынула мобильник… снова сунула в карман.)
Да, изменилась Ирина. И не столько внешне, сколько… Словно погас в ней тот самый огонёк, которым светилась в годы нашего знакомства. Тогда, в конце восьмидесятых, пришла она к нам из газеты и как-то быстро освоив азбуку телевидения, стала моим хорошим ассистентом. Да, мне было интересно не только с ней работать, но и взгляды наши во многом совпадали. Помню, когда её будущий муж, нисколько не сдерживаясь и даже отчаянно, стал в моей передаче нападать не столько на первого секретаря Обкома комсомола, сколько на «систему», - «Да ваша система губит в людях всё живое, не давая им свободно дышать, расправить плечи!» - то Ирина, сидя рядом со мной за пультом, вскочила и так громко захлопнула в ладоши, что моя рука, сорвавшись с нужной кнопки, нажала соседнюю, где оператор как раз сменял план, картинка была размыта, отчего и получилась накладка.
- Вот скажи ты мне, как человек пишущий… Да читала, читала твои воспоминания в Интернете. Хорошо пишешь. Всё правда, как и было… Да ладно, не бойся, не перехвалю, но хочу спросить потому, что ты больше над всем этим думаешь. Скажи, откуда в таких людях, как наши мужья, это беспокойство, потребность чего-то добиваться, за что-то бороться? Может, надо было жить, как и большинство… ну, как те, кто умеет приспособиться к любой власти и думать только о семье, растить детей, лелеять жену… Ну, не лелеять, так хотя бы заботиться о том, как помочь ей. (Махнула рукой, вынула из сумки бутылочку с водой, глотнула.) Вон, у подруги моей… Муж, как муж. Ни за свободу не боролся, ни за справедливость, а всегда умел зарабатывать деньги, и особенно после того, как для этого возможность появилась… Ну да, когда разрешили заниматься предпринимательством… ага, после того, как такие, как наши отвоевали это разрешение. Так вот, открыл тогда её муж небольшое кафе, нанял нескольких человек и пошло дело. Через год - еще одно, потом – еще… а уж когда и продуктов стало вволю, то и вовсе зажили они припеваючи… Да нет, проблемы с этими кафе у него всегда были, частенько Нюська рассказывала и жаловалась, но Сергей умел… умеет и теперь выходить из положения, поэтому ей с ним… Конечно хорошо, а как ты думаешь? И не нуждается ни в чем, и по свету поездила, в бассейнах и морях покупалась-позагорала. (Отпила еще глоток.) Вот пишут в романах, что, мол, женщина… ну, настоящая женщина должна быть опорой мужу… Ага, но при этом рожать детей, нянчить их, готовить завтраки-обеды-ужины. Скажи, есть в этом справедливость?.. А-а, пожимаешь плечами, молчишь. Вот и я зачастую молчала, хотя не раз и… Но ладно, что теперь – о прошлом, я тебе о настоящем хочу спросить, раз встретились… встретила такую умную и рассуждающую. Скажи ты мне, а может, стремление к сопротивлению… ну, борьба за свободу передается в генах?.. А вот в чем дело. (Закрутила пробку бутылки, зачем-то взболтнула её и спрятала в сумку.) Казалось бы, со свободой теперь всё в порядке и говори, что думаешь, пиши, что хочешь… Ну да, я – о себе, да и тебе не запрещают этого делать?.. Вот то-то ж. А мой младший… (Умолкла, проводила взглядом прошедшую молодую пару.) Коля мой… ни-икак не успокоится и всё ищет, ищет какую-то справедливость, слушает всякие и разные радиостанции, которых теперь хоть пруд пруди, затесался в партию таких же борцов, как и сам, ходит на сходки, митинги, а я… (Выхватила из кармана мобильник, включила, полистала странички.) Вот, послушай, что вчера написал: «Я удивляюсь тебе. Умные люди, которых я слушаю, читаю и с которыми разговариваю, указывают на недостатки нашей системы, которая больна и тянет общество назад, в брежневские времена с отсталой экономикой и отсутствием свободных выборов, судов и прессы. И очень близоруко не замечать этого тебе, ведь батя всегда слушал «Радио Свобода»* и, страдая от режима, был его противником его». (Опустила руки на колени, взглянула озабоченно.) Ну скажи ты мне, какое он, такой молодой имеет право… (Поперхнулась, опять выхватила из сумки бутылочку с водой, отпила глоток.) Ведь ел-пил вдоволь, говорил, что думал, ничего плохого в жизни еще не видел, образование получил… получает какое хочет, а недоволен! Откуда в нём это?.. Да, конечно, у нас пока не всё делается так, как надо, но ведь из советских времён столько перетащилось, что разгребать эти завалы нужно десятилетиями, а мой Коля этого не понимает, ему надо всё и сразу! (махнула рукой, сунула бутылочку в сумку, встала, сделала несколько шагов от скамейки, возвратилась, села.) Душа болит. Болит душа за него. Боюсь, что на каком-нибудь митинге начнётся потасовка, а он горячий! Вот и схватят, посадят… Ну да, да, знаю, что в начале двадцатого века тоже экономика развивалась, и свободы народ получил, Думу избрали, а всё равно против царя боролись, так что? Это закономерность или с жиру бесятся?.. В какой-то мере, говоришь. А остальная мера в чём?.. А-а, и ты точно не знаешь… Да-да, молодым присуще сопротивляться, искать новые пути, согласна. Но разве не главный путь в том, чтобы найти свою профессию, научиться зарабатывать деньги, жениться, растить детей… Ну да, и я ему пишу: если чем недоволен, то не надо бунтовать на площадях, а пробивайтесь своей партией в Думу, а он - опять… Как-то написал… где тут у меня? (Задрожавшими пальцами полистала в мобильнике, нашла.) А, вот: «Подлецы и мерзавцы мастерски вскружили голову большинству, зомбируют его, и самое главное открытие для меня в том, что наши люди с радостью окунаются в ложь по горло, предпочитая обман правде. Наверное, русскому народу, как хорошей собаке (плохое сравнение знаю, но не нашел мягче) нужен крепкий хозяин, которого надо любить и которому надо поклоняться. И в этом и есть корень наших проблем.» Ну?.. (Взглянула, и в глазах мелькнули слёзы.) Ну, скажи ты мне, откуда он знает за весь народ? Откуда он, не экономист, знает, что надо делать в экономике, а что нет? Ведь еще толком не жил, а уже… (Отвернулась, вынула из кармана носовой платок. Собирается заплакать?.. Нет, только встала, подошла к киоску, стала что-то спрашивать у продавца.)
Их роман с Дмитрием был стремителен, и она мне о нём ничего не рассказывала, но я видела, как менялась Ирина, приходя на работу то расстроенной, то светящейся. А довольно скоро, зайдя в мой тихий кабинетик, села напротив и с улыбкой сказала: «Всё.» «Что «всё»? - не поняла я. А она встала, подошла к окну, постояла, глядя на уже зазеленевшую березку, обернулась: «А то всё, что… Как и эта береза, - кивнула на неё, - я обновилась… обновила свою жизнь. - И, не ожидая моего уточняющего вопроса, со светящейся радостью договорила: - Развелась с мужем и вместе с сыном ушла к Димке.» Ну а потом у неё родился еще один сын, и жалоб на Дмитрия я от неё никогда не слышала, только теперь…
(Она подошла ко мне, присела, открыла пачку сигарет, затянулась дымком.)
- Понимаешь, теперь часто думаю: неужели обязательно гены отца должны передаваться сыну? Как ты думаешь?.. Да, да, согласна… Так, значит, не всегда? А вот мой Колька… ну, Димкин сын… (Затушила сигаретку, стряхнула пепел с куртки, взяла мобильник, нашла в нём портрет паренька. Наверное, её Коля?) Вот, посмотри… Красивый мальчик, да? (И, не отрываясь от фотографии, сказала тихо, словно только себе.) И самое страшное, что он уже не любит профессию, на которую учится, а вот ходить на митинги для него и есть «настоящее дело»... И что из него получится? Пойдёт за батей? (Кажется, не услышала, что ответила.) Конечно, в те годы наши демократы были правы, поэтому я и терпела, не устраивала своему громких сцен. Только так... иногда, когда терпение кончалось, а теперь? Ведь можно, можно жить с теми свободами, которые наши мужья отвоевали, а мой сын… (Снова взяла мобильник.) А он вчера опять написал: «Практически в нашей, недодемократической стране ничего не поменялось, поэтому часто и вспоминаю батю с приемником». О как! Скажи, разве прав?.. Говоришь, что повзрослеет и всё это от него уйдёт?.. Ну, если верить тому, что какой-то политик сказал... Как там у него? А, вот: кто в молодости не был радикалом, у того нет сердца… Значит, у моего Кольки есть сердце? Значит, всё нормально, да? Так чего ж ночами не сплю и всё волнуюсь за него? Вот завтра опять собирается на митинг, а чем закончится? Может… (Вынула из кармана платочек, но лишь развернула его… свернула, сунула в карман.) Вот и выходит, что вроде как батя вместе с генами передал ему свою эстафету. (Встала. Хочет уйти? Нет, села, выпрямилась, откинулась на спинку скамейки, взглянула на верхушки лип.) И вот бежит, бежит мой младшенький с этой самой эстафетой, а я – за ним… страдаю и мучаюсь. (Склонилась над мобильником, поискала.) Как-то написала ему: «Милый мой сын! Вот ты борешься против нашей недодемократии, как ты пишешь, а мы… как ты нас обзываешь, зомбированные, радуемся ей потому, что…» (И, оторвавшись от текста, глядя на меня, договорила.) Попробовал бы он в то... наше