С Николаем Татьяна познакомилась на турбазе, куда она приехала отдыхать. В городе было скучно. Все её подружки весной разъехались: кто замуж, а кто-то и на учебу...
Тогда Танча собрала рюкзак и отбыла на турбазу. Николая она заметила сразу. Он был самым высоким и спортивным из мужчин. И одевался хорошо: спортивно и стильно. Да он и был тогда уже известным спортсменом.
Понравился он ей сразу: ночью Тане приснилось, что она в белом платье бежит ему навстречу, размахивая фатой, а он ждет, раскрыв объятия…
«Ловила и охмуряла» его Татьяна по всем правилам кокетства, а он, казалось, не замечал этого. Нет, Николай не был груб или невнимателен, напротив – вежлив, галантен, приветлив. Но... дальше танцев и улыбок дело не шло!
А Танче очень хотелось за него замуж! И, когда до отъезда оставалось три дня, и она решилась!
Момент был подходящий – в эту ночь Николай оставался в домике один. Его бесшабашный сосед Алик нашел в деревне пассию и умотал к ней.
Танча надела кружевной пеньюар, который ни разу не надевала, но зачем-то прихватила с собой, взяла свечу и пошла по тропинке к домику Николая.
Сверху она накинула легкий плащ и сунула в карман спички. Осторожно обойдя дом, девушка заглянула в открытое, но затянутое марлей окно. Видно было плохо, однако, силуэт мужчины на кровати угадывался. Танча стала отцеплять марлю от окна, но тонкая «сетка» не поддавалась. Тогда девушка метнулась к двери: «Постучу, а там будь что будет!»
Но стучать ей не понадобилось – дверь под ее рукой подалась внутрь. Осторожно, стараясь ничего не задеть, Танча вошла в комнату. Николай спал на спине, заложив за голову сильные руки. На животе белела раскрытая книга. Танча решительно зажгла свечу, поставила ее на столик и сбросила плащ и пеньюар. Луна, светившая в затянутое марлей окно, заливала комнату молочным рассеянным светом, а маленькая свеча давала солнечные теплые отблески. Стройная фигура девушки в таком причудливом освещении выглядела волшебно-прекрасной. Татьяна собралась с духом и позвала: «Коля… Коля»!
Спящий открыл глаза и замер, пораженный картиной…
... Свадьбу сыграли через месяц. А еще через месяц Танча поняла, что забеременела. До этого времени молодые жили у Татьяниной матери в трехкомнатной «хрущевке». А тут, опираясь на грядущее прибавление в семействе, разменяли ее на две однокомнатные. И объясняли спрашивающим, что делают это ради блага матери, чтобы ребенок не мешал ей отдыхать.
А на самом деле, молодым давно хотелось уехать от матери и тещи. Уж очень дотошна была Раиса Дмитриевна, выспрашивая зятя: где его родня, где он работает, какая зарплата...
Молодой муж о себе рассказывал неохотно и мало… Говорил, что сам он — из дальней деревни; приехал учиться, но не поступил; работает на закрытом заводе электриком; родители умерли, а другой родни нет.
Но Таня была счастлива и лишних вопросов не задавала. А потом родился Митенька, и стало не до вопросов. Мальчик был крупный, крикливый, беспокойный. Молодая мать все руки себе оттянула, укачивая его по ночам, чтоб не мешал Коле спать. Но Николай часто просыпался, брал сына на руки и ходил вокруг стола, напевая песенки. Так и шла жизнь: Митенька рос, Татьяна хозяйничала, Николай работал и ездил в командировки...
Супруги купили стенку, холодильник, два ковра и, наконец, им поставили телефон. Татьяна несколько раз на дню поднимала трубку сверкающего аппарата и слушала звонкий гудок.Танче давно хотелось, чтоб у них был именно домашний телефон.Она считала сотовые телефоны несерьёзными...А теперь красивый аппарат стал для неё чем-то вроде символа незыблемости семейного благополучного мира... Телефон ее радовал, но именно он и принес ей горе.
...Пока молчащий аппарат вдруг ожил ночью. Звонки заполнили всю комнату. Таня опрометью спрыгнула с кровати и схватила трубку:
«Таня, я арестован, все узнаешь потом, сиди дома, к тебе придут. Жди! Прощай!»
На этом голос мужа оборвался, словно у него отняли трубку...
Всю ночь Таня плакала, хватала Митеньку, пугая его, снова ложилась в постель и снова вскакивала и смотрела в тёмное окно…
Лишь под утро она задремала...
А на рассвете к ней пришли… но не вестник от Коли, а милиция…
Суровый дядя средних лет предьявил ей бумагу на которой она прочла верхнюю строку:
«ПОСТАНОВЛЕНИЕ о производстве обыска в жилище в случаях, не терпящих отлагательства».
Таня спросонья не заметила двух заспанных соседок, которые стояли в дверях и таращили на неё глаза...
У неё потребовали документы, а потом предложили добровольно выдать деньги и оружие.
Татьяна удивилась и отдала старшему из милиционеров кошелёк…
Тот заглянул в кошёлёк, вернул его женщине и строго сказал:
«Прошу добровольно выдать награбленные деньги и пистолет.»
Танча услышала, как охнули соседки и охнула тоже…
Потом, глубоко вздохнув, хрипло сказала: «Но у меня нет… деньги … вот они… все здесь, а пистолета и не было… А кто награбил-то?»
Низенький милиционер язвительно сказал: «Не прикидывайтесь, гражданочка! Муженёк Ваш награбил! Он подозревается в нескольких грабежах!»
Снова охнули соседки… Татьяна смогла только сказать: «Не может быть!»
А пришедший с милиционерами высокий мужчина в штатском уже распоряжался:
«Ребята, начинайте обыск, двигайтесь вот отсюда, ничего не пропускайте! Гражданки понятые, смотрите внимательно за тем, что будет обнаружено…
Было удивительно, что, несмотря на шум, Митенька продолжал крепко спать!
Татьяна опустилась на стул и уже как-то равнодушно посмотрела, как милиционеры открывают шифоньер, выдвигают ящики старого комода. и даже открывают холодильник…
Она сидела не двигаясь и не замечала, что высокий в штатском внимательно за ней наблюдал…
Обыск длился и длился, и Татьяна потеряла ощущение времени… Очнулась она только когда закряхтел и потом заплакал Митенька.
Он сорвалась со стула и подлетела к кроватке… Митенька был мокрый. Татьяна ловко переодела сына и посадила к себе на колени...
Митенька, удивлённый тем, что по дому бродят незнакомые дяди и тёти, крутил круглой пушистой головкой, разглядывал их и не плакал…
Наконец, обыск завершился… Один из милиционеров сказал: «Владимир Сергеич, всё чисто...»
Дальше Татьяна не помнила, что было…
Ей соседки потом рассказали, что они увидели, как молодая мать заваливается со стула направо, и успели подхватить Митеньку с её колен…
Танька упала неловко, грузно и некрасиво: халат задрался, обнажая полные белые ноги…
Очнулась она в больнице, и несколько минут не могла понять: что она видит.
Рядом с койкой сидел Николай. Он заметил её открытые глаза и почему-то шёпотом спросил: «Ты как?».
Она попыталась сказать: «Хорошо», но у неё не получилось…
Николай догадливо поднёс к её губам поильник.
В пересохший рот полилась слегка кисленькая жидкость и освежила пылающее горло…
Поняв, что она может говорить, Танча приподнялась и вымолвила: «Митенька?»
Николай торопливо заговорил: «Всё хорошо, всё нормально… с ним всё в порядке...»
Татьяна шумно откинулась на подушку и выдохнула горячий воздух…
Потом сообразила и спросила сырым голосом: «А ты? Что это было?»
Глаза Николая заметно забегали… он старался не смотреть жене в лицо... Танча прокашлялась и снова спросила: «Коля… что это было? Неужели, ты…?!
Николай собрался с духом и зачастил: «Нет! Конечно, нет! Как ты могла подумать? И быть такого не может! Что за мысли? Ничего у нас не нашли! Я чистый!»
...И чем больше тратил слов муж, тем сильнее жгла Татьяну горькая догадка... Всё сложилось в ясную картину: и работа мужа на закрытом предприятии; его постоянные командировки, из которых он привозил деньги, и отлучки по ночам «на аварии», и ещё множество мелких штрихов, которые в больной голове Танчи вытянулись в одну чёрную жёсткую линию...
… Уже давно ушёл сыплющий заверения Николай, а Татьяна так и лежала без движения и думала о том, что выйдя отсюда, она возьмёт Митеньку и уйдёт из семейного гнезда, куда-то в другую жизнь…
Но на смену этой гордой мысли приходила другая дума о том, что у неё нет своей крыши над головой…
Танча даже не замечала, что по лицу её катились крупные слёзы, и что они уже намочили смятый воротник выцветшего больничного халата…
Она вспоминала ту, первую ночь, луну и свою дерзость… но не жалела о ней…
Наконец Татьяна решительно поднялась с кровати и направилась искать палатного врача: просить, чтоб её отпустили под расписку..
«Надо идти домой и жить!» — сказала себе она, — «А там... видно будет…»
