Зарисовка
В больничной палате люди становятся разговорчивее. Привычные трудиться весь день, они вдруг получают массу свободного времени. Особенно это относится к старикам, зачастую обделённых вниманием родных или ограниченных в общении узким кругом соседей. Конечно, рассказывая о детях и внуках, некоторые привирают об особенной заботливости своих потомков. Я не раз наблюдала подобные монологи. Понимаю, что эти фантазии им необходимы, чтобы чувствовать себя нужными, и не считаю их тяжким грехом.
Как-то, оказавшись в компании пожилых пациенток терапевтического отделения, я стала свидетельницей печальной сцены.
Женщина лет семидесяти, холёная и ухоженная, которую язык не повернётся назвать старухой, закатывая к потолку глаза, хвалилась дочерью и зятем и явно раздражала своих собеседниц. Одна из них её прервала:
– Всё правильно. Так и должно быть. Мать есть мать. Какой бы не была в старости, в болезни, да и по жизни. Так и в библии написано: «Почитай отца и матерь своих». Вот вам одну историю расскажу.
Работала я в стоматологической поликлинике медсестрой.
Как-то привёз мужчина свою мать с острой зубной болью. Заводит под руку в кабинет. Старуха грузная, краснолицая, с бегающим взглядом. Одним словом, неприятная особа. А он:
– Мамочка, сейчас, сейчас…. Садись, здесь тебе будет удобно.
И к врачу:
– Доктор, у мамы зубы болят. Всю ночь бедняжка промучилась. Сделайте что-нибудь! Только не больно чтобы. Пожалуйста! Укольчик сделайте. Я в долгу не останусь.
Он ласково погладил мать по спине:
– Потерпи немного, мамулечка! Тебе помогут. Всё будет хорошо.
Доктор его поддержал:
– Конечно, поможем. Сейчас обезболим и полечим. Бабушка, садитесь вот сюда!
Сын усадил мать в кресло, но уходить и не думал.
– Выйдете, пожалуйста, из кабинета! – строго поговорил врач.
Мужчина отошёл в уголок:
– Я не буду мешать, постою тут.
Врач только махнул рукой.
– Ладно уж. Больная, откройте рот!
Он приблизился к лицу старухи и отшатнулся:
– Так она у вас пьяная.
Сын смущённо пожал плечами.
– Сколько выпила-то?
– Пол-литра примерно.
Доктор сокрушённо покачал головой:
– Так никакой наркоз её не возьмёт!
– Ну, пожалуйста, полечите! – униженно просил мужчина. – Ведь это моя мама. И ей больно.
Я обратила внимание на старушку, что лежала напротив меня. По её щекам текли слезы. После слов «Ведь это моя мама», она заплакала навзрыд.
Мы бросились к ней. Старушка посмотрела на нас как-то затравлено и проговорила:
– А меня сын избил.
Она распахнула халат, и нашему взору предстал огромный синяк во всё бедро.
Вопрос был только один:
– За что?
– Да ночью я провалилась между стеной и диван-кроватью на пол и спросонья позвала его. Разбудила, конечно. Поспать не дала. Он меня вытащил и так шмякнул о кресло, что в глазах потемнело. Скорая сюда и привезла, я, правда, сказала фельдшеру, что упала.
Она вытерла платком глаза. Расправила на коленях халат и убеждённо произнесла:
– А так он у меня хороший.
