За гранью

За гранью
Ободранный зверь, истерзанный, уставший, тащил свое тело скошенным пшеничным полем.
Через грязное стекло ритмично раскачивающейся старой электрички женщина увидела его смерть. Томительную и страшную. Воронье жадно поклевывало полуживого, смертельно раненого волка. С криком, с шумом, с нетерпением.
Куски свежего мяса, вывалянные в грязной траве, вызвали приступ тошноты. Проехали.
Светлана погладила свой округлившийся живот. Плод активно зашевелился. Только не сейчас. Позже. Пожалуйста, позже. Такой долгий путь… Такси, метро, электричка.
Усталость навалилась на плечи. Голова отяжелела. Сомкнулись веки. Ребенок притих.
Через три шага – пропасть. Страшно остановиться и повернуть назад. За спиной чудовища – бегущие, нагоняющие. Они протягивают длинные острые щупальца, стараясь дотянуться до живота и проткнуть его. Они смогут…
Электричка резко остановилась. Светлана вздрогнула и проснулась.
Еще не вечер, еще только сумерки. По телефону ей велели приехать до заката. Она успела. Золотое солнце только зевнуло, накрываясь плотными низкими облаками. Легкая дрема перед долгим сном. Через час оно скроется за ближним лесом, и большую деревню обнимет северная ночь.
Светлана быстро нашла дом цыганки. Удивилась. Красивый, добротный дом. Постучав в высокие ворота, приосанилась. Ей открыла суетливая горничная. Бесцеремонно оглядев гостью – впалые щеки, бледные губы и живот, – провела за собой.
Комната, куда вошла Светлана, оказалась круглой. Посреди нее сонно мерцал очаг. У очага спиной к Светлане сидела немолодая женщина. Не оборачиваясь, цыганка произнесла: «Ты родишь девочку. Родишь в срок».
Светлана поклонилась хозяйке дома, после чего та поднялась и спросила:
– Ты принесла?
Шуршание в сумке. Фотографии и записная книжка.
– А волосы?
Светлана виновато пожала плечами.
– Это плохо.
Голова цыганки сердито качнулась.
Языки пламени бесновались, прыгали, кусали. Словно не чувствуя его жара, цыганка протянула к нему смуглые морщинистые руки и принялась укрощать огонь.
Вскоре образовался круг размером с монету. Где-то за стеной в предсмертном крике зашелся жертвенный петух. И затих. Горничная внесла на подносе птичью голову. Свежая кровь закапала на выжженный пятак.
Старуха принялась монотонно нашептывать под нос странные несвязные слова.
Огонь, жертвенный петух, старая цыганка, дорогие крупные серьги, вынутые из оттянутых ушей, высокие витражные окна – все было похоже на странный сон. Сон, который невозможно прервать усилием воли.
Вдруг время сжалось и остановилось. Тело Светланы, словно маятник, стало ритмично раскачиваться из стороны в сторону. Мозг, все еще активно деятельный, потерял над ним всякий контроль.
– Теперь закрой глаза, – приказала цыганка.
Светлана послушно закрыла глаза и провалилась в прошлое. Мыслями и ощущениями.
В том прошедшем дне, ее муж, широко шагая, шел недалеко впереди, а она, семеня, бежала за ним. Мешали высокие каблуки. Она кричала, чтобы он подождал, но он не останавливался. Она споткнулась и упала. Разбила колено. Поцарапала локоть. А он все шел и шел.
Они поругались. Она была виновата. Есть слова, которые нельзя произносить вслух.
Он не видел груженой фуры, стремительно летящей на него. Он продолжал идти вперед. Она успела выкрикнуть: «Прости меня!»
Светлана очнулась. Поблагодарила и вышла. Ее время побежало вперед. Скоро она родит девочку. Через каких-нибудь четыре месяца.
Высокие ворота закрылись на засов. Сегодня цыганка Вера не примет больше никого. Солнце село. Ночь пришла.

* * *
Южные женщины умеют молчать. Они молчат с достоинством – от этой тугой, тянущейся тишины дрожат стены и колышется воздух. Своим молчанием они уничтожают все вокруг себя – и правду, и ложь. Потом они начинают жизнь заново. С чистого листа. С первого поцелуя.
Южные мужчины чтят и почитают своих женщин. Но он родился на севере.
Жизнь поделила людей на сытых и голодных. Боясь оказаться в бесконечной шеренге голодающих, я стала прозорливой и разглядела в толпе молодых и красивых его.
Он умел зарабатывать. Он был на плаву. Видел дальше других, чувствовал лучше остальных. Покупал, продавал. Я так поверила в него! И в наступившую демократию, легализовавшую спекуляцию.
Спасибо ловким и хитрым, подхватившим руль ослабевшей власти. Смешные девяностые.
Он купил завод. Я родила детей. Мы построили дом.
Она вошла в наш крепкий дом маленькой тенью. Исполнительной и непритязательной секретаршей. Однако со временем у нее вырос аппетит.
Чего-то я не доглядела. Где-то пропустила. Не прислушалась к интуиции. Погрязла в глянцевых журналах, в которых – соперницы, дышащие в спину, пышногрудые красавицы.
Свои отношения с молодой секретаршей он долго скрывал. Врал, извивался, откупался. А она позвонила – возбужденная, возмущенная:
– Это нечестно, что вы не знаете всей правды!..
Черт бы подрал такую правду! Черт с ней самой!
Я не устроила скандала и не рассказала ему о звонке. Зачем?
Мы уехали отдыхать. На юг. Море, солнце, дикие танцы аборигенов под полной островной луной. Счастливые, веселые дети. Наши дети.
Ранним утром позвонили. Звонок разбудил спящих детей и заставил мужа наспех собрать свой чемодан.
– Что случилось? Что произошло? – спрашивая взволнованно, я знала все.
А что мне оставалось делать? Разве она оставила мне выбор? Нет! Никто не застрахован от бесславного конца.
Страшная автокатастрофа. Ее тело нашли на дне реки, около затонувшей машины. Бедная Катерина, она недалеко успела отплыть.
Мой муж улетел хоронить секретаршу (смешно!), а я и мои дети остались догуливать отпуск.
Вернувшись домой, думала, что все пойдет как раньше. Но кто-то будто сглазил нашу жизнь. Ее смерть словно подкосила удачу, всегда сопутствующую нам.
Как оказалось позже, мелочей в жизни не бывает, но все посыпалось не сразу, а постепенно. Шаг за шагом.
Я не верю в божье наказание и проведение. Просто произошел дефолт.

* * *
Станция. Электричка остановилась. Из ее дурно пахнущего брюха вывалилась крепкая тетка, державшая в руках тяжелые авоськи и худосочный мужик, обнимавший тонкое горлышко пивной бутылки. Проселочной дорогой супружеская пара ушла в сторону ближайшей деревни.
С нескрываемым интересом Катерина через мутное окно электрички разглядывала людей.
Здесь и сейчас она тоже может сойти. Или уехать далеко. А там начать все сначала. Купить домик в деревне и козу. Выйти замуж. Стереть из памяти все.
Забыть страшную аварию. Беспамятство. Пробуждение. Шрамы от ожогов. Его предательство. Ее преступление.
Он похоронил другую. Молодую. Обгоревшую. Опознанную. (Случайность? Знал ли? Неважно. Теперь.)
Поезд качнулся и уплыл в ночь. Она отправилась вслед за людьми.
Родной дом. Любимый дом. Глухой забор, надежно хранящий тайны. Постучалась.
Горничная открыла и громко охнула.
– Да, я вернулась, – тихий жалкий шепот.
Цыганка Вера вышла навстречу гостье. Обняла уставшую женщину и ласково произнесла:
– Я знала, что сегодня увижу тебя. Моя девочка! Худенькая такая!
Катя улыбнулась. Теперь мама будет ее закармливать…
Ничего нет страшнее, чем проклятье цыганки. Оно догоняет и уничтожает.
Две женские головы склонились над столом. Свечи горят. Нечеловеческая тень передвигается по стене. Ускользает. Спешит слиться с мраком. Отстукивают часы полночь. Громко. С боем.
Старая цыганка что-то быстро проговорила, а молодая, проткнув острой булавкой указательный палец, окропила даму червей капелькой густой крови. Успели.

* * *
В городе душно. Воздух колышется будущим дождем. Скоро он ливнем, как проклятьем, обрушится на человеческие головы.
Жажда. Пересохло в горле. Спазмы мешают продвигаться вперед. Остановиться. Отдышаться. Куда-нибудь зайти. Глотнуть воды. Переждать надвигающуюся грозу.
Красивые двери, ведущие в уютное кафе. Там можно выпить воды. Внутри люди. Они шумно разговаривают и громко смеются. Но двери не открываются. Закрыты!
Двери другого кафе так же закрыты! И следующие! И дальше!..
Что происходит в этом городе? Что случилось со мной?!
Пройдя не один квартал, заметила, что брожу по пустынным улицам, а жители города – мужчины, женщины, их дети – закрылись в своих домах. Спрятались за прочными дверьми, на каждой из которых крупными буквами написано: «счастье», «любовь», «покой»…
В ожидании неминуемой грозы, медленно передвигаюсь по пыльным улицам. И задыхаюсь.
Очнулась. Отдышалась. Удивилась. Господи, какой дурной сон… Он не сулит мне ничего хорошего.
С каких пор я стала верить в сны? С тех пор, как умерла Катерина? С того момента, как осталась без дома и семьи?
Проснувшись, нашла на грязном кухонном столе (коммуналка) старую газету. Она была потрепана и изорвана. Кто-то что-то заворачивал. Но нужная мне страница сохранилась. Объявление. И телефон.
Мне больше не к кому обратиться за помощью, как только к старой цыганке. Все ушли от меня.