Шина,старый будильник и ещё кое-что...

Если бы какому-нибудь писателю вздумалось бы описать Галку в детстве, то он бы не смог избежать слов «озорница», «проказница», «веретено», а так же не обошёлся бы без сравнений Галки с «чертёнком в юбке», «вечным двигателем» - иными словами, с чем-нибудь таким, что постоянно прыгает, поёт, кружится, куда-то убегает, залезает и так деле. Короче говоря - не знает покоя.
И действительно, Галка была егозой, каких мало: неустанно работающий моторчик внутри и ноги, не знающие устали, были нескончаемыми причинами разного рода выдумок и изобретений со стороны Галки, а так же поводом для причитаний и жалоб со стороны соседей:
«А Ваша Галя вчера забросила мячик моего Стёпы в мусорный бачок, а потом ещё залезла в него и вылезла оттуда вся грязная!»
«А Ваша Галя вчера залезла на второй этаж по пожарной лестнице!»
«А Ваша Галя…»
«А Ваша Галя…»
И этим восклицаниям не было конца-края.
«Ну что тебе понадобилось в грязном бачке?» - всплеснув руками, в очередной раз спрашивала Галю тётка.
– Так тётя Ира! - нисколько не смущаясь,  отвечала Галка, - я же мячик Стёпкин туда закинула! А раз я сама закинула, я сама и должна была его оттуда достать! Стёпка-то ещё совсем маленький, он бы не дотянулся. Не лезть же ему самому в ящик, раз он туда мячик не забрасывал!»
В таком же беззаботном духе произносились объяснения о покорении второго этажа их кирпичного дома с помощью пожарной лестницы, которая находилась с торца их трёхэтажного дома, о царапинах, появившихся на руках , «потому что кошка оказалась бестолковой и не хотела, чтобы на неё надели платьице», которое кто-то из детворы пожертвовал Галке, сняв с любимой куклы, и много ещё о чём…
Тётя Ира качала головой, надевала на Галку чистое платье, расчёсывала ей волосы и заплетала две жиденькие косички. Потом выпускала её во двор, который через какое-то время оглашался визгом, смехом вперемешку с  чьим-то рёвом, а так же  криком и топотом. И спустя час какая-нибудь соседка с багровым от негодования лицом уже стучала в окно первого этажа, и как только в нём появлялось лицо Галкиной тёти, начинала уже известную песнь: «Вы меня, конечно, извините, но Ваша Галя…»

***
Галке исполнилось восемь лет, когда  её записали в музыкальную школу. Отчасти это решение было принято потому, что тётя Ира сама немного умела играть, и бывало, музицировала на чёрном лакированном пианино, исполняя несложные пьесы под тиканье старинных настенных часов. Большей  же частью Галкино обучение нотной грамоте и пению в хоре было связано с тем, что где-то в глубине души тётушка – добрейшей души человек -  надеялась, что эстетическое воспитание подействует на Галку самым наилучшим образом и немного умерит пыл на изобретение проказ, которые в голове Галки рождались с завидным постоянством.
Если сказать честно, то стены музыкальной школы встретили Галку после того, как она пообещала показать дворовой малышне то, «как шипит змея, если её хорошенько разозлить». Сама Галка змей никогда не видела; она просто знала, что есть на свете такие скользкие ползучие пресмыкающиеся.  Они были ей знакомы с экрана чёрно-белого телевизора «Старт», а кроме того фигурировали на фотографиях журнала  «Юный  натуралист», который тётя Ира иногда покупала для Галки в близ лежащем киоске «Союзпечать».  И теперь, раз Галка пообещала ребятишкам, что они услышат шипение «самой злой на свете змеи» – надо было хорошенько подумать над вопросом, как это осуществить. Остальное  – было делом везения. Ну, и, естественно, Галкиной фантазии.
Такой случай представился, причём очень скоро! Приехавший как-то раз к соседке Людмиле её знакомый дядя Дима, опрометчиво оставил свой недавно приобретённый белый «Жигулёнок» не перед окном, откуда он смог бы за ним периодически наблюдать, а за домом. Заперев передние  дверцы на ключ, дядя Дима решил, что этих мер безопасности будет вполне достаточно, тем более, тащить из машины, по его мнению, было совершенно нечего. Затем, подхватив перехваченный «шпагатом» торт «Золотая осень» в квадратной коробке, он направился к Людмиле пить чай, совершенно не подозревая о том, что наблюдавшая за ним с дерева Галка,  «засекла»  и его «Жигулёнок», и торт, и даже обратила внимание на  то, что он был в хорошем настроении, потому что насвистывал какую-то весёлую мелодию.
Смекнув про себя, что раз, периодически появлявшийся в их дворе мужчина, скрылся в подъезде с тортом, стало быть, вернётся назад  он теперь нескоро. По крайней мере, Галка никогда не видела, чтобы целый торт, да ещё такой большой, можно было съесть за пять минут. Спрыгнув со своего «наблюдательного пункта» и подозвав братьев-близнецов Ваню и Мишутку, которые строили в песочнице «самую настоящую железную дорогу», Галка подвела их к машине дяди Димы. Получив согласие близняшек на то, что они действительно хотят услышать, «как шипит злющая - презлющая змея», Галка присела перед передним колесом на корточки и стала откручивать пластмассовый колпачок, который удерживал ниппель. Ваня с Мишуткой какое-то время с интересом наблюдали за всеми этими действиями, как вдруг вырвавшийся из колеса воздух действительно зашипел так, словно на свободе оказалась не одна змея, а целое змеиное семейство. Причём то, что это семейство было изрядно разозлено, доказывал свист, стремительно вылетающий из худеющей на глазах шины. До ужаса перепугавшиеся Ваня с Мишуткой  с рёвом бросились сначала назад в песочницу, а потом, когда поняли, что страшный звук долетает и до неё, сиганули в подъезд своего дома. Галка – наоборот, совсем не испугалась ни свиста воздуха, ни вида шины, которая через пару минут больше напоминала большую половую тряпку, которой Людмила периодически мыла подъезд.  Поначалу Галка удивилась прыти удирающих братьев. Не поняв, почему это Ваня с Мишуткой так быстро убежали – ведь они же сами дружно закивали, отвечая на её вопрос о «злющей-презлющей змее» -  Галка снова опустилась на колени, пытаясь привинтить колпачок обратно к ободу колеса. Но после того, как  эти старания не увенчались успехом, она встала на ноги и выпрямилась.  И в то же мгновение увидела дядю Диму, рубашка которого (видимо из-за жары) была расстёгнута,  и который бежал к ней, что-то крича и размахивая руками. Моментально сообразив, что делать около машины ей больше нечего, Галка пустилась наутёк, бросив на асфальт ставший ненужным чёрный пластмассовый колпачок. Подбежав к деревянному забору школьного сада, Галка в несколько секунд перелезла через него и скрылась в кустах акации, которая росла по периметру всего пришкольного участка. Оттуда она наблюдала, как дядя Дима сначала искал брошенный  колпачок, а затем, найдя его, вместо того, чтобы обрадоваться, ругался какими-то непонятными словами. Потом, достав из багажника машины ручной насос и не переставая ругаться, он стал накачивать шину, в которой, как правильно предположила Галка, не осталось ни капельки воздуха.
…Вылезла Галка из своего укрытия, когда дядя Дима уже уехал. Подходя к дому, она услышала через закрытое окно голос  Людмилы, которую, как видно, торт совсем не порадовал. Этот вывод Галка сделала потому, что говорила Людмила громко и с раздражением. Прислушавшись получше, Галка поняла, что та выговаривала тёте Ире о её, Галкином, плохом воспитании. Когда же Галка переступила порог их небольшой квартиры, Людмила встретила её возгласом: «Вот, поглядите, вернулась маленькая нахалка!»  При этом злое лицо её раскраснелось так, словно она часа два провела в мартеновском цехе (про мартеновский цех ребятишкам из Галкиного класса рассказывал приглашённый в школу рабочий с завода). Тётушка же, которая, по мнению Галки, должна была, по меньшей мере,  отвечать Людмиле таким же громким голосом или вообще разругаться с ней, стояла и молча краснела, совсем как Мишутка, который с таким же красным лицом совсем недавно стоял около своего отца, потрясавшего перед носом сына длинным ремнём.
Короче, закончилась эта история тем, что Галку записали в музыкальную школу, чтобы, как говорила тётя Ира, у той «оставалось меньше времени на всякие безобразия». А дядя Дима с тех пор в их дворе так больше и не появился. И Галка не могла понять, почему. Ведь пластмассовый колпачок он всё-таки нашёл. Да и шину через каких-то полчаса всё  же накачал. Видимо, его в тот день так жара утомила…  

***
Иногда к тёте Ире приходила в гости совсем старенькая женщина с необычным именем – Паша. Тётя Ира почему-то очень любила эту милую старушку. Когда та появлялась в их доме, тётя Ира всегда устраивала «праздничный обед» - готовила курицу с вкусным сметанным соусом или жарила котлеты, к которым неизменно подавалось картофельное пюре. А бывало и так, что тётушка и подавно изобретала какое-то такое необычное блюдо, которого в их с Галкой простом меню не было.
Галка как-то раз спросила: «Тётя Ира, а почему эту женщину зовут мужским именем?»  Тётя Ира сначала не поняла вопроса, потом засмеялась и ответила, погладив Галку по голове: «Да какое же оно мужское? Её и звать-то совсем не Паша, это мы её для краткости так зовём. Настоящее же её имя – Павлина».
- Павлина? – Галка захлебнулась от восторга. Вот уж имя – так имя! Не то, что у неё – самое обычное - Галя. Нет,  в будущем её, конечно, будут звать Галина, но когда это будущее наступит? А сейчас все, кому не лень её Галкой кличут. Ну, а галка, что? Самая обычная птица, чёрная, небольшая, даже вороны галок постоянно гоняют. А вот Павлина – Галка мечтательно улыбнулась – это имя, скорее всего, произошло от названия одной из самых красивых птиц на земле, которую называют «павлином». Галка как-то раз видела такую шикарную птицу в книжке. Ох, и хвост же у павлина! Яркий, большой, да и сам он такой важный - не то, что какая-то там невзрачная галка.
«И почему меня так не назвали?» - спросила она у тёти Иры. Тётя Ира сначала засмеялась каким-то невесёлым смехом, а затем на её глаза и подавно почему-то навернулись слёзы. Но Галка, занятая своими мыслями, не обратила на них внимания. А когда она, закончив сравнивать имена, опять взглянула на тётю, та уже опять улыбалась.
Приходила тётя Паша аккуратно в то время, о котором они с тётей Ирой обычно договаривались – как любила говорить тётушка, «с немецкой точностью».  Галка тоже любила, когда тётя Паша приходила к ним в гости. У неё были довольно старомодные платья, но каждое из них было со своей «изюминкой». У одного, например, был большой кружевной воротник, причём кружево было необычно красивым и всегда кипельно-белым. К другому платью прилагалась круглая брошка в обрамлении из жёлтого металла. Галка всегда считала, что это было настоящее золото – уж очень оно блестело на солнце, создавая вместе с переливающейся сердцевиной яркое  украшение.  И ещё тётя Паша, по-видимому, очень любила бахрому на рукавах. По крайней мере, добрая половина её платьев была именно с этой бахромой.   Галка просто обожала такие бахромчатые рукава. Когда тётя Паша – как теперь выяснилось – тётя Павлина – усаживалась на старенький диванчик и заводила с тётей Ирой одним им понятные, «взрослые»  разговоры, Галка пристраивалась где-то рядом, чаще всего, на низенькой, обитой дерматином, табуретке и заплетала бахрому, которая