Хорошо летом в деревне. Вольготно. Ребятишкам сплошное раздолье: озеро да лес . Вот и Егорка задумал на утренней зорьке на рыбалку сходить. Накануне вечером срезал прутик по росту и леску приладил с крючком, да спрятал в сенях за старым бабкиным пальто. Отпрашиваться у нее не стал: шибко бабка Егорку недолюбливала. При каждом удобном случае шпыняла. То стоит малец не так, то сидит не эдак, да по имени редко обращалась, все больше иродом приблудным звала. Егорка не обижался, сам-то он тоже бабку не любил: чужая она и есть чужая, нового маминого мужа бабка. Придирки ее словно семечки: кроме шелухи и нет ничего. Но чтобы там шлепнуть мальца или еще как обидеть бабка себе не позволяла, а ворчанье можно и не слышать если очень захотеть. Одна радость ему тут: на рыбалку сходить. В городе много не находишься: речка далеко, берега круты пока для пятилетнего мальчугана. В свои года умел Егорка радоваться малому, не от мудрости великой, а больше от скудости жизни к нему на любовь и ласку. Уж если за день не обидел никто — это радость великая! А рыбалка так совсем счастье! Жизнь была бы совсем не плоха, но объявился у него враг, самый что ни наесть настоящий. Житья от него не было. У вражины этого звучное имя - Петька , хвост шикарный, разноцветный. Вышагивает он по двору важно, гордо несет свой красный гребень и потряхивает бородой. Иногда крючковатой лапой поворошит что-то в земле, повернет голову и сверкнет желто-черным глазом :
-- Ко-ко-ко – ласково так выводит, курочек зовет.
Только Егорку такой манерой не обманешь, он-то знает, что вся доброта петушиная испаряется как летняя роса- быстро и незаметно, стоит только этому коварному желтому глазу узреть его где-нибудь во дворе. Уж малец старался и задворками обойти обидчика и огородами, но петух словно шестым чувством его угадывал.
Тогда Петька поднимался во весь петушиный рост, вытягивал шею, и потряхивая головой, расправлял крылья и выдавал боевой клич:
– Ку-ка-ре-ку!
Начиналась погоня. Петька, так и не складывая крылья бежал, обнажив шаровары, и тут в пору бы и посмеяться, но грозное раскачивание гребня и бороды отбивали всякое желание. Егорка спасался изо всех сил, пытался защитится, швыряя все, что под руку попадалось, но это еще больше распаляло петуха. Успокаивался он только клюнув мальчишку в любое место, после этого сразу медленно, с достоинством, возвращался во двор. Иногда Егорке снились странные сны: как будто заходит он в курятник, а все куры говорят человеческим голосом и смеются - потешаются над ним, называя совсем уж обидными словами, намекающими на трусость. Он просыпался среди ночи и горько плакал от обиды на себя и на глупых кур. Бабке он ни за что не пожаловался бы, а больше поделиться своей бедой оказалось не с кем. За думой не заметно и время подошло вставать, а сна у него ни в одном глазу. Так-то оно и легче: не надо себя ломать, сразу бодрым в туман идешь, не поежившись. А на месте - то его заветном оказалось кто-то сидит. Расстроился Егорка, но рыбак его окликнул:
– Эй, малец, иди сюда! Нам тут места на двоих хватит, и поклевка обещает хорошей быть, не обидит озеро-то рыбкой, всем достанется.
– Меня Иван Кузьмич зовут, а тебя как величать?
– Егорка я …
– Будем знакомы , Егорка! Ты никак Степаниды внучек? Или как? Отродясь у нее внуков — то и не было, а тут вон какой молодец объявился!
– Может теперь внук... не знаю пока, мамка замуж вышла. – насупился мальчишка, тема эта для него была не из приятных.
– А...ну да...ну да... – Кузьмич почесал бороду и занялся рыбалкой. Егорка тоже не за разговорами в такую рань вставал. Через некоторое время он уже довольно посматривал в ведерко, где плескались жирные караси и довольно щурился на солнце: скоро поднимется жара и на смену рыбалке придет другое удовольствие - прохладная озерная вода, купайся на мелководье сколько хочешь. Кузьмич тем временем тоже смотал удочку и вытащил из рюкзака термос и пирожки. Махнул рукой мальчонке приглашая к трапезе. Хотел было гордый Егорка отказаться, даже головой уже отрицательно махнул, но очень уж приветливой была улыбка деда и безумно вкусно пахли пирожки. Вот так и началась дружба Егорки и Кузьмича. И однажды, но уже на вечерней рыбалке, рассказал он деду про свою беду и заплакал от стыда за свою трусость. А дед снял котелок с наваристой ухой, разлил по тарелкам и отломив ломоть хлеба вложил его в тоненькую ручонку и ободряюще погладил по голове.
– Н-да, не простая у тебя проблема, внучек... – враг у тебя серьезный... тут надо все хорошенько обдумать. Петух, ежели сварливый попался и боевой, птица опасная. А главное — настырная. Он ведь даже если без сознания брыкнется , в нокаут значит, то боевого духа не теряет, как в себя придет, сразу опять нападает, вон какое дело, милок.
У Егорки и слезы высохли. Оказалось, что не так просто сладить с петухом, раз даже Кузьмич признает его серьезным противником. По всему выходит, не последний он трус. А дед вроде как услышал эти его мысли и продолжил:
-- Что я подумал, надо идти на бой, ты же не трус. Просто не знал, что тебе делать надобно. Не подсказал же никто. Вот. А теперича выходит знаешь и противостоять супостату надобно. Лето- то оно большое, что же так и бегать поклеванному? Не годится это, совсем не годится... А в битве, внучек, надо стоять до последнего, даже если много раз клювом достанется, ты терпи, а все одно – давай сдачи и спиной не поворачивайся. Должен он значит понимать, что ты его больше не боишься. Понял?
Егорка только и мог что кивнуть с набитым ухой ртом. После разговора и сытного ужина сморило его совсем, сквозь сон чувствовал как заботливо укрывает его дед фуфайкой.
Утром, возвращаясь с рыбалки, он все думал над словами деда Кузьмича. За думой не заметил , как мелькнул вдоль забора переливчатый сине-зеленый хвост. Петька уже поджидал жертву. Только потянул на себя Егорка створку калитки заднего двора, как петух сразу выскочил на него грудью. При наскоке, с вытянутой шеей, он ростом догонял мальчишку. Тот в первые секунды растерялся : выронил ведерко и удочку, хотел уже было повернуть назад, в бега, но потом передумал: « Зачем к битве готовиться, когда вот она, сама к нему просится!»
Егорка сообразил быстро: оттолкнув в грудь руками петуха, выплеснул карасей прямо на траву и со всей силы ударил петуха ведром по туловищу. Петух, не ожидая сопротивления, захлопал крыльями и с утроенной яростью накинулся на него. Дальше последовательность действий малец не помнил, но ран да царапин клювом и лапами получил прилично, все руки и ноги саднило сильно, петух уже вяло наскакивал на него, потеряв приличное количество перьев из хвоста и крыльев. Когда же Петька остановился измученный боем, Егорка, засучив окровавленные рукава рубашки пошел на него. Тут Петька упал в траву, шея его беспомощно распласталась по зелени и глаз закатился на половину прикрытый морщинистым красным веком. Егорке было не жаль петуха. Он прошел мимо, гордый победой, расцарапанный, но довольный. А когда шаги победителя стали не слышны, голова Петьки приподнялась, желтый его глаз полностью открылся, но взгляд уже не был таким уверенным и боевым как прежде.
