Кровь.

Кровь.

- Религия цивилизует человека, - говорил священник. – Это то, что делает из дикого зверя богоугодное существо.
Расхаживая по библиотеке, он касался тонкими пальцами книг в кожаных переплётах и бросал мимолетные, слегка насмешливые взгляды, на барона в кресле. Ликом священник смахивал на иконописного Христа, но живописней. Шёлковая сутана струилась от его прямых плеч к элегантным туфлям с серебряными пряжками, сапфиры серебряного наперсного креста дальновидно подчёркивали цвет его глаз.
Если бы Христа одели в сталь, слегка прикрытую алым бархатом, и научили небрежно покачивать носком сапога, - Он сошёл бы за копию барона, развалившегося в парчовом кресле.
Тёмные портреты предков наблюдали за сценой с библиотечных стен.
- Без сомнения, брат, - с ухмылкой, заметил барон. – Если бы я не научился подставлять левую щёку, когда меня ударили по правой, то никогда не стал бы коннетаблем. А ты, - епископом.
Расхохотавшись, барон коснулся эфеса меча.
- Ты никогда не стал бы коннетаблем, - губы священника тронула ответная усмешка. – Если бы не научился осенять себя крестом, входя в часовню короля.
- Наши предки, норманны, - барон вздёрнул подбородок. – Пришли сюда не с Евангелием, а с мечом. И сделали эту страну своей.
- Всё началось задолго до норманнов, - священник скользнул взглядом по корешкам книг. – А возможно, и до Христа тоже.
- Ты богохульствуешь? – С деланным удивлением, барон поднял бровь. – До Христа ничего не было. Мы живём от Его рождения.
- Ты живёшь, - снисходительно сказал священник. – Но человечество разделилось на овец и пастырей сразу после изгнания из Рая. Иначе, ему было просто не выжить «во тьме кромешной и скрежете зубов».
- Поэтому, - барон глумливо оскалил зубы. – Каин пришиб камнем Авеля, чтобы его сожрать?
- Не исключено, - спокойно ответил священник. – Даже наши, не столь уж далёкие предки норманны не брезговали человечиной в далёких походах, когда им становилось нечего жрать. Лишь христианнейшая Церковь ввела эту дикость в цивилизованное русло.
- Через вкушение плоти Христовой? – Цинично поинтересовался барон. – И распитие Его крови?
- А ты не подумал, насмешничая? – Священник бросил на него острый взгляд. – Что без ритуала, твои голодные крестьяне могли бы сожрать тебя самого?
- От этого их удерживает сила меча! – Резко возразил барон.
- От этого их удерживает Слово Божие, - вздохнул священник. – Ставшее плотью. Ты, охотник на человеков, понимаешь разницу между волком и собакой?
- И что? – Недоверчиво прищурился барон.
- Поясню на примере, - кивнул священник. – Собака, это сломленный  и прирученный человеком волк. Что произошло ещё тогда, когда человек, сломленный гневом Божьим, скитался по лицу земли, безвидной и пустой. Собака, - слуга, а иногда и пища человека, это у неё в крови. Волк не станет служить, даже если ты будешь рубить его своим мечом. Теперь ты понимаешь, что есть два племени человеков, - пастыри и пища? Разделённые в незапамятные времена. Так захотел Бог. Ты нобльмен, в тебе волчья кровь. Заповеди Божьи, - не убий, не укради, возлюби ближнего, - для тех, с кого ты снимаешь шкуру. Господь разделил Добро и Зло. Тебе досталось Зло. Так будь благодарен Господу, что ты не добр, как твоя собака, которая лижет тебе руку. Господь разделил землю и небо. Под небом правит Зло, а Добро, - у Бога. Церковь стоит на страже порядка вещей.
- Мой меч стоит на страже Церкви! – Возвысил голос барон.
- Даже если Церковь Христова падёт, - тихо сказал священник. – Закон Отца пребудет вовеки. Пусть царства рассыплются в прах, но придёт иная лихорадка с небес, воздвигнется другая Церковь, и ничто не закончится. Князь мира сего, - это отражение Бога на земле, разве ты ещё не понял? Полагать иное, - мерзейшее из богохульств. Ибо нет ничего, что может восстать на Всевышнего.
- Нет Дьявола? – Медленно спросил барон.
- Есть зеркало, в которое ты смотришь, - с усмешкой, ответил священник. – Созданный по образу и подобию Отца.
Тёмные портреты предков смотрели на сцену из своих золоченных лож.
Священник разлил в бокалы кроваво-красное вино:
                                Се кровь Христова!
Луч света из витражного окна упал в хрусталь и вспыхнул.
Барон поднял бокал к небу и встал рядом с братом.