Произведение «Отчаяние» автора Vorobjev

Сообщение о пожаре в Кемерово потрясло Матвея Давыдовича. На его комоде будто от этого скорбного известия остановились настольные часы. Видимо, кончился завод пружины. Только ярко-гнедая лошадка на комоде, неизменно выражала своё игривое «настроение». Шея и хвост мягкой игрушки гуттаперчевые, как пластилиновые. Всякий раз лошадку можно переделывать на новый её вид. То Гнедко с опущенной головой щиплет траву на лугу. То с поднятой головой и вытянутой шеей как бы парит в воздухе. Вчера Матвей Давыдович оставил игрушку с задиристым «выражением». Голова повёрнута назад к выгнутому хвосту: «А догони, попробуй!». Так любили фантазировать давно выросшие и поразъехавшиеся два сына Матвея Давыдовича.
- Что делается! Ах, что делается! – не сразу дошла до старика суть сообщения. Он засуетился от скорбного известия по телевизору. Захотелось непременно бежать куда-то, чтобы прижать к груди гибнущих на пожаре детей, спасти их. Матвей Давыдович не находил себе места в квартире. Только бежать, только непременно что-то делать…
Тревожное чувство беспомощности давило старика. Если бы, например, по телевизору обращались родители к людям за помощью на лечение ребёнка, Он, Матвей Давыдович, всегда тут, как тут. Последнюю копейку пожертвует, поможет. А чем помочь детям в этом адовом пекле?! Разум старика метался, как языки всепожирающего пламени пожара, сердце разрывалось на куски, душа заходилась от бездеятельности. Это чувство, когда хочется помочь, но никак ничем нельзя помочь, когда хочется действовать, но словно связаны руки и ноги и парализован ум, - называется отчаянием?!
А подробности из Кемерово о прощальных звонках детей по мобильникам, их SMS о любви к родителям вовсе повергли Матвея Давыдовича в уныние. Расслабилась воля, отяжелели руки, ноги. Хоть волком вой. Хоть ложись и умирай. Но не таков Матвей Давыдович. Он обратил своё пагубное безразличие и бессилие к бунту души. Вспомнил Пермскую «Хромую лошадь». Бурно запульсировала кровь в висках. Оживились мысли. Всё, что неудачно называется людьми – клуб, город, предприятие – несёт в себе карму трагедий. «Чернобыль». «Хромая лошадь». Да и «Зимняя вишня» - небывальщина. Две ягодки красовались на торгово-развлекательном центре, как две алые гвоздики надгробья.
«Хотя ерунда - названия, - тут же прогонял свои несообразные мысли старик. - Вина катастроф не в названиях, а в людях».
И в Чернобыле, и в «Зимней вишне» были отключены сигнализации. Да и сама система оповещения в торгово-развлекательном центре была устаревшая, ненадёжная. Теперь за деньги всякий контроль можно ослабить, любой документ подписать. Деньги – важнее всего! Ах, как они нужны некоторым служителям власти! Кровь из носа – лишь бы купить особняк за бугром; лишь бы заиметь сотню Швейцарских наручных часов! Запасные выходы в душегубках, как в Кемерово, здравоохранение страны, образование и даже строительство космодрома «Восточный» для них – дело пятое.

Матвей Давыдович положил в пакет свечу, вазочку от задувания пламени ветром, милого Гнедко и поспешил в город.
На площади у Дворца культуры «Центральный» народа собралось уймища. Казалось не город, а вся Россия собралась почтить память погибших на пожаре. В тишине сумерек звучала скорбная траурная музыка. Она рвала в клочья истрёпанную душу Ветерана. Не было для старика спасения. Возложив цветы и игрушку, он статуей застыл у «алтаря». Только мысли его беспокойно теснились в седой голове.
«Неужели и на этот раз начальство вставанием почтит безвременно усопших детей и взрослых, а церковники помолятся о Вечной Памяти, и всё будет продолжаться по-прежнему. Распахнуть бы двери всех детских кафешек, театров и клубов и устроить по русскому обычаю поминки. Всё самое сладкое и вкусное – бесплатно и вдоволь детям. Там, на поминках, и вспомнить бы главный девиз человеческой жизни: «Всё лучшее – детям». Булочка в школе в невероятно урожайный год пшеницы в стране стоит 20 рублей. В хоре позаниматься ребёнку – 3000рублей в месяц. По-другому – никак: бизнес. Слово-то забугорное какое противное скользкое, как удавка на шее…».
Вдруг дыхание Матвея Давыдовича спёр непонятный тяжеленный запах. То ли это был запах гари с пожара в Кемерово? То ли запах гнили и плесени Российских застоев, и запах потных жирных человеческих тел. А может начались новые катастрофы? В стране много чего с негативной кармой названий. Ансамбль «Ногу свело», выселки «Чернодыровка», село «Обвал» … Будто смердящий запах особняков, то есть мышиных и крысиных нор в подвалах особняков смертельно стискивал горло.
- Проветрите Россию! – одними губами шептал старик. А казалось ему, что он громко кричал на всю необъятную державу.
Когда Матвей Давыдович пришёл в себя, очень сильно пахло нашатырём. Доктор ватным тампоном развевал перед носом этот резкий невыносимый запах.
- Как вы себя чувствуете, папаша? – спросил врач. - Вас домой отвезти или в больнице полечитесь?
- Что вы – в больницу! Мне домой надо, доктор. У меня часы стали. Плохая примета. Не может стоять время. Время должно идти. Я заведу часы…

Март 2018