Когда Аника проснулась, в доме у моря было тихо, лишь на стене её комнаты тикали старинные часы с маятником, да внизу слегка потрескивали в камине сухие дрова. С тех пор, как на пороге дома у моря появился человек в дорогом костюме, жизнь изменилась. Кто он был - девушка не знала. Не знала она и того, откуда приехал этот человек. Нет, за всё время человек ни разу не тронул её пальцем. Его интересы были иными. У человека был фотографический аппарат и вкусы утончённого эстета.
Всё началось в тот вечер, когда Аника была дома одна с госпожой Тилль. За окном был солнечный вечер середины весны, и ветер через открытое окно на первом этаже нёс в дом свежий аромат хвойного леса. Аника заварила свой любимый чай - зелёный с лепестками жасмина. Настоящие ценители прекрасного знают - сухие листья зелёного чая, похожие на мумифицированных зелёных гусениц, таят в себе чистое и изысканное наслаждение, а жасмин придаёт чаю аромат, противиться которому невозможно. Знал об этом и Фабриан - так называл себя тот, кто теперь наверняка был там, внизу.
Сделав несколько глотков ароматного чая, который девушка всегда пила у себя наверху, она почувствовала нечто странное. Сначала у Аники закружилась голова, потом она из-за внезапного недомогания решила прилечь на кровать, а потом... Потом, когда Аника, лежавшая на кровати, снова открыла глаза, она поняла, что почти ничего не видит. Ничего не понимая, она резко поднялась и села на край кровати, но вокруг всё было словно в густом тумане - таком густом, что в нём ничего нельзя было разглядеть. Сердце Аники стремительно билось в тюрьме грудной клетки, дышать было тяжёло. И всё, что было после этого, было скрыто темнотой, едва проницаемой для света.
Господин Фабриан не разговаривал с Аникой. Всё это время он разговаривал лишь с госпожой Тилль, с которой вместе колол по вечерам морфий. Аника нужна была Фабриану лишь для того, чтобы в обнажённом виде стоять или сидеть перед объективом фотографического аппарата. Фотографировал он сам, причём делал это всегда молча. Фабриан вообще отличался скупостью на слова. Иногда - Аника не видела, но слышала и чувствовала - в дом у моря приводили ещё кого-то, с кем Аника должна была находиться в кадре. После фотографирования госпожа Тилль уводила Анику в её комнату наверх.
Так продолжалось несколько дней, слившихся для девушки в один кошмарный сон. Но этот жуткий сон стал её явью, а ночи, когда Аника лежала в постели и пыталась уснуть, не становились для неё убежищем. В сновидениях, которые приходили к ней, она видела Фабриана, который прикасался к ней своими лапами чудовища, почти ощущала его дыхание, чувствовала омерзительный сигарный запах, которым его дорогой костюм насквозь пропитался, как губка... и девушка в ужасе просыпалась.
Так произошло и в этот раз. На дворе была ветреная майская ночь, когда двигавшаяся наощупь Аника, одетая в лёгкое светло-голубое платье и босоногая, медленно вышла из комнаты и, стараясь ступать как можно тише, спустилась по лестнице вниз, туда, где в камине горел огонь, а в кожаных креслах спали наркотическим сном Фабриан и госпожа Тилль. Дверь комнаты, где спала Аника, оказалась не заперта, хотя раньше её всегда запирали, несмотря даже на то, что Аника ничего не видела. Древний дверной замок накануне заклинило, и госпожа Тилль решила заняться его заменой на следующий день. Аника слышала возню за дверью, но не решалась пошевелиться, а потом тётя ушла вниз, и девушка больше не слышала её шагов.
У закрытых дверей, которые вели на улицу, Аника на мгновение остановилась, услышав за ними шум моря. Высокие ночные волны обречённо обрушивались на берег и, разбиваясь о камни, разлетались на тысячи брызг. Аника думала о том, что и её жизнь была подобна такой ночной волне, неумолимо движущейся по велению ветра к берегу, обречённой разбиться вдребезги.
Фабриан и госпожа Тилль не проснулись. Тихо отодвинув старый засов и открыв дверь, Аника вышла на крыльцо, и на неё приятно повеяло ночным ветром. В небесах над побережьем светила желтоватым светом луна и сквозь косматые клубы двигавшихся со стороны моря облаков кое-где проглядывали острые и холодные кристаллики звёзд.
Спустившись с крыльца, она прошла по влажной от вечерней росы траве к выходу за ограду. За спиной у неё был ветхий спящий дом, от стен которого отваливалась краска. Жутко и зловеще было молчание дорогого и в тоже время ненавистного дома, и по коже девушки пробежали мурашки, когда она подумала, что госпожа Тилль, быть может, уже проснулась и вот-вот обо всём догадается. Но дом у моря спал глубоким сном.
Вскоре Аника оказалась за оградой и стала спускаться к морю. С моря дул и гнал к берегу высокие волны сильный ветер, заставлявший клониться к песку осоку. Пустынен был ночной берег. Прошло ещё немного времени, и Аника оказалась у самой воды. Обречённо катившиеся навстречу огромные волны с шумом падали у её ног. На мгновение девушка почувствовала, будто кто-то смотрит на неё из дюн, а ещё через мгновение волна сбила её с ног.
В это же время какое-то недоброе красное свечение возникло неизвестно откуда в окнах дома у моря. Свечение это стало разрастаться, пламя охватывало мебель, перекидывалось на деревянные перила и стены, уничтожая всё на своём пути. Вскоре огонь добрался до крыши, и дом стал похож на факел, осветивший окрестность и раздуваемый ветром. Огненные языки и чёрный дым вырывались из окон дома.
Через несколько часов дом у моря, где когда-то жила Аника, сгорел дотла, оставив после себя лишь пепел и мрачное воспоминание. Ветер к утру утих, и море стало вновь спокойно, но серые тучи всё ещё покрывали небо. Всё светлее становилось на сером горизонте. Над Тремонтом вставало солнце.
