– Можете встречаться у меня, – предложил Андреоло ошеломлённому Сильвано. – В конце концов, разве не Господь учит нас любви к ближнему? Возможно, меня это несколько стеснит, но я не могу допустить, чтобы столь малая причина влияла на счастье моих друзей. Ибо с тех пор, как тебя полюбила Агнесс, я тоже числю ее в своих друзьях.
– А как же твоя семья? – робко воспротивился Сильвано.
– Я все обдумал, – успокоил его Андреоло. – Отец, занятый коммерцией, месяцами не бывает дома. Его легче застать в Лигурии или где-нибудь за границей. Моя почтенная матушка не выходит из домашней молельни в надежде уговорить Бога не наказывать отца за его грехи, которых у него столько, что их не отмолить за две её жизни. А прислуга так вышколена, что не посмеет совать нос в дела, ее не касающиеся. В моей комнате, имеющей к тому же отдельный вход, вам будет полное раздолье.
– Чем я расплачусь с тобой за твою доброту?! – со слезами на глазах воскликнул Сильвано.
– Ты уже расплатился со мной верной дружбой.
В порыве благодарности редко рассчитываешь замыслы благодетеля, а потому условная щедрость не кажется преувеличенной. К тому же благородный друг спокойно отверг восторги Сильвано и даже клятву в вечной дружбе.
–Вечного ничего нет, – услышал Сильвано, не уловив намёка, над которым следовало бы задуматься.,– ни в любви, ни в дружбе.
– А что же тогда есть?
– Удача.
Молодые люди иногда выражаются выспренно, но под горячим солнцем Аппенин быстрословие, переходящее в быстродействие, у многих, особенно у молодёжи, в крови.
Между тем, хитроумный добряк отнюдь не дремал, а тайно установил в комнате записывающую аппаратуру высокого класса и, после ухода любящих, жадно наслаждался увиденным. Несчастный Андреоло только слюнки пускал, и горечь оттого, что везение Сильвано было столь полным, превращало, и без того злые, мысли в злокознённые. И всё, чего жаждал, оказаться на месте счастливца.
Теперь образ обнаженной и радостно отдающейся Агнесс не покидал его ни на мгновение. Особенно поразили Андреоло, смелость и предприимчивость, проявленные девушкой в любовных играх. По молодости лет Андреоло не подозревал, что может позволить себе ошалевшая от страсти женщина, и узнанное произвело на него ошеломляющее впечатление. Образ, пребывающей в чувственном экстазе Агнесс, преследовал, как наваждение. И смятая после ночных кошмаров постель, могла бы послужить лучшим доказательством сказанному.
Но Агнесс, понимал он, была для него недостижима. А объятия других девушек, отнюдь не проституток, но очень схожих с теми, что дарила Агнесс Сильвано, казались всего лишь плохой копией оригинала. Униженный, и я бы даже сказал, уничтоженный Андреоло, снова и снова запирался у себя в комнате, из которой еще не успевал выветриться дух, пропахших эротическим потом тел, ломая в отчаянии руки и сжимая кулаки, пристально вглядывался в мелькающие перед глазами кадры, знакомые до мельчайших подробностей.