Параллели сознания. Часть 2. Глава 3

Холодный пронизывающий ветер швырял в окно опавшую листву. Скрипели ставни нового господского дома, натужно, надрывно. А за дубовой тяжёлой дверью в родовых муках истошно кричала баба. Повитуха то и дело приоткрывала дверь и давала короткие указания дворовым девкам – принести ещё один таз горячей воды, так как роженица истекала кровью, а плод всё не шёл.

В рабочем кабинете за массивным столом в кресле, обитым алым бархатом, сидел, весь согнувшись, пожилой помещик. Он заламывал руки и просил Господа, чтобы тот помог Серафиме разрешиться от бремени. Вопли женщины уже было слушать невмоготу. То и дело он вскакивал, приоткрывал дверь в надежде, что ему доложат о том, что всё кончено, но дверные створки спальной комнаты были закрыты, а за ними – голоса да суета, крики и всхлипы Серафимы.

Леонтий Акимович похоронил год назад жену, которую, наверное, никогда и не любил. Просто надо было прирастать имением, потому и сосватал ему папенька богатую невесту. Не сказать, что Елена не обладала красотой. Юность всегда красива, а Леонтий был старше невесты на десять лет, но в браке всё же сумел привязаться душевно, возможно, полюбить супругу, которая родила четверых дочерей. Что и говорить, Леонтий всегда мечтал о сыне, который занял бы место в управлении имением после того, как Леонтий, состарившись, отойдёт от дел. Но, видно, не суждено было тому случиться – рождались одни дочери, которые, впрочем, души не чаяли в своем папеньке. А он-то их баловал, в шелка одевал, исполнял все прихоти. Нанимал гувернёров, чтобы дочери росли умными и образованными.

Шло время, стали его девоньки красавицами всем на загляденье – замуж повыдавал. Разъехались его кровинушки по соседним имениям после замужества, и остался Леонтий с супругой Еленой коротать свой век, да вот чем-то прогневал Господа. Слегла его Елена после одной из прогулок, попала под дождь, воспаление лёгких подхватила. Долго болела, билась в горячке, а потом и отдала Богу душу. Погоревал Леонтий, схоронил супругу. Часовню выстроил, под ней сделал усыпальницу. Там и место оставил для себя подле её гроба, который подвесил на массивных цепях.

Тоскливо стало жить, невмоготу одному мерять шагами коридоры дома. Потихоньку стал прикладываться к бутылке, но вдруг остепенился, потому что однажды увидел… её – бабу пышную, дородную, глаза, как огонь. Чародейка да и только! Стал увиваться за ней, она и не сопротивлялась. Сразу пошла в дом к помещику экономкой. Тут всё и сладилось у них. Леонтий души в ней не чаял, глаз радовался, когда она, румяная и свежая, просыпалась на его плече. А как была горяча в постели, ни в какое сравнение не шла с умершей манерной супругой. Всё обучала Леонтия восточным интимным практикам, да таким, от которых дух захватывал у стареющего помещика – вторую молодость почувствовал, прилив богатырских сил. Да и Серафима сама подносила ему отвары, подхлёстывающие желания и повышающие мужские способности в делах любовных. Правда, Леонтий особо и не отказывался от травянистых настоев, принимал с удовольствием.

Всем была хороша Серафима, но вот только не ровня ему. Баба и есть баба, хоть и гордая. Много мужиков вокруг неё увивалось, да не находился тот, кто мог приструнить гордую казачку. А вот он смог, тому и был рад безмерно. Полюбил Серафиму крепко, хоть и несли про неё невесть что, будто обладает она силой колдовской. Не верил Леонтий, поскольку ничего такого за ней не замечал – была ему верна, как собака, и на сторону не бегала. Где ей ворожить? Вон и в господский дом перебралась. Хоть и судачили соседи, что живёт он со своей бабой в блуде, да кто безгрешен? Нет таких. Авось, на старости лет отмолит разом все грехи, а покаяться было в чем.

Жестокосердным хозяином слыл Леонтий. Не раз шкуру спускал с беглых крестьян. Те, которым терпеть было невмочь, подавались за лучшей жизнью в соседние Воронежскую, Ставропольскую да Астраханскую губернии. Много крови осталось на руках помещичьих приспешников-слуг: догоняли в степях беглых,  убивали, чтобы не доносилась хула на беззаконие, не передавалось изустно о бедственном положении, в котором находились крестьяне, принадлежавшие Леонтию.
Вот и ближайший сосед Павел Петрик был пущен по миру за карточные долги. Выкупил векселя Леонтий, да предъявил  их бывшему дружку юности. Разорил начисто. Зато имение приросло новыми землями. Можно теперь и виноградники разбить, небольшой завод поставить, да отстроить винные погреба, чтобы добро сохранялось. Прибыль будет, станет богаче, а после смерти поровну всё любимым дочерям оставит. А может сын родится у него?  Вон, повитуха говорит, что плод большой, то-то  Серафима не может разрешиться от бремени. Никак, мужик на подходе, сын. Дай-то Бог…

В какой-то момент в доме воцарилась полная тишина. Перестала истошно вопить Серафима. Неужели, конец настал родам?
Леонтий вскочил, скорым шагом направился по длинному коридору к спальне, где находилась роженица. У двери вдруг остановился, потоптавшись на месте, выдохнул, чтобы снять напряжение и раздвинул створки двери.