В начале дальний горизонт вдруг как то незаметно приобретает размытый оттенок и постепенно
начинает окрашиваться во всё более тёмные тона дымчатой голубизны.
Ничего серьёзного это пока не предвещает.
Но когда тёмнеющий проём неба начинает охватывать целый угол и продолжает стремительно
забирать всё оставшееся пространство, только тогда проявляется беспокойство предстоящей
стихии.
Такие минуты самые торжественные, в воздухе уже витает апофеоз приближающейся грозы.
И хотя вокруг ещё совсем тихо, и солнце вовсю палит, нехотя опускаясь к вечернему закату,
нависшая на полнеба синь уже накрыла собой всю разлившуюся на весь горизонт гладь
широченной реки.
Должно быть будет хорошая гроза.
Всё начинает быстро меняться, даже звуки теперь другие. И ухо начинает улавливать далёкие
шумы, какие обычнее бывают в первые утренние часы, когда взбирающееся солнце, приносит
от куда то из далека проснувшуюся действительность.
Но теперь ярче и объёмнее звучит самый передний край, с нескончаемым зудом травы от цикад
и отчётливо наполняется мухами воздух. Слышится всё, и как пролетел и удаляется в сторону
воды крупный слепень, и как где то далёко громыхает гулкая канонада, всё это вдруг цепенеет
из за опустившейся вокруг тишины.
И как хорошо бывает наблюдать за начинающей летней грозой, успев в самый последний
момент заскочить к себе на веранду и уже от туда с тревогой всматриваться в неспокойную
панораму предстоящего небесного действия, погрузившего теперь всю округу во мрак.
Всё представлено здесь как на ладони.
И набежавший порыв шквалистого ветра, с прохладной свежестью со стороны всклокоченных
дождевыми струями туч, на фоне зияющего чернотой неба.
И полыхающие совсем близко разряды молний, с первыми, крупными дождевыми каплями по
стеклу. И при этом находиться на самом переднем пути у быстро приближающегося и во всю
громыхающего грозового фронта.
Смиренно смотреть отсюда, с высоты самого верьха крутого правого берега, над пространством
огромной раскинувшейся реки, на степенно проплывающую мимо родину, с кораблями и
баржами. Невольно в страхе жмурится и втягивать голову от каждого саданувшего по тебе
небесного пламени. И мелкими частыми глоточками запивать густым, ещё утрешним молоком,
увесистый ломоть деревенского, хорошо поднявшегося белого хлеба.
