Далеко до весны. Глава XVI

Это произошло в ноябре. Небо было серо, над землёй низко нависали седые облака, и в полях за Тремонтом стоял густой туман. Деревья уже почти растеряли свои листья и теперь голо чернели по всему городу на фоне пастельных домов и серого неба. Время от времени моросил холодный и противный мелкий дождь. По улицам, мостам и аллеям веял сырой, холодный ветер. В городе уже ощущалось дыхание зимы. Всё жило ожиданием зимы и снега, под покровом которого вот-вот должна была укрыться стынущая, будто осиротевшая земля.

Новая зима приближалась к Тремонту тихой и неотвратимой поступью. По мере её приближения в городе нарастала тревога, и в проносившихся время от времени по улицам завываниях сирен слышалось нечто, заставлявшее вспомнить времена войны. Да, никто не говорил об этом открыто, потому что над страной были простёрты железные крылья диктатуры, приказывавшей разуму спать, а совести умереть. По стране, подобно обугленным и рассыпающимся клочкам бумаги, которые ветер гонит по земле и по воздуху, ползли слухи, от которых становилось не по себе. В Тремонте возобновились аресты, людей забирали по ночам, а потом они исчезали в неизвестном направлении. Услышав где-то у себя под окнами ночью звук мотора, жители Тремонта замирали. «Что, если это за мной?» думал в такие секунды каждый. Некоторые возвращались назад, но с каждым, кому повезло снова оказаться дома, происходила какая-то странная перемена, как будто незримая печать ложилась на чело. Все видели, все понимали, все чувствовали, но словно какое-то мертвенное оцепенение охватило всё и всех… безумие, оцепеневшее безумие, тихое сумасшествие и дыхание, леденящее дыхание близкой зимы. Но было во всём этом ещё нечто, пока ещё смутно улавливаемое лишь отдельными душами, как неясное ещё предчувствие нового времени, нового грозного века, в образе которого сквозило нечто странное, запредельное, нездешнее…

В этот день занятия в университете закончились рано. Райн вышел из дверей факультета, поговорил немного у входа с Георгом и выкурил сигарету. Двери факультета выходили на оживлённую мостовую, по которой двигалось множество разноцветных зонтов. Иногда по тротуарам проезжали велосипедисты в куртках с капюшонами. Моросил холодный дождь, на дорогах и тротуарах были лужи, отражавшие тяжёлое серое небо.

Попрощавшись со своим другом и пожав ему руку, Райн пешком поплёлся домой сквозь моросивший дождь. Молодой человек был подавлен, и этот бесконечно-серый ноябрь лишь усиливал это мрачное состояние. Прошло много томительных дней с тех пор, как Райн видел Келли в последний раз. Отцвело и закончилось холодное лето, которое Райн проводил, читая книги и слоняясь в одиночестве по улицам. Самое страшное было в том, что он ничего не знал о судьбе девушки, и зловещим было молчание деревянного дома, на втором этаже которого они когда-то встречались.

За прошедшее лето Райн сильно изменился, это было неудивительно. Теперь молодой человек понимал, что по-настоящему реальны только две вещи - любовь и смерть. Ему казалось, что он уже чувствует дыхание смерти, хотя Райну был всего двадцать один год. Иногда, шатаясь без всякого дела по городу, он забредал на кладбище, окружённое каменно-металлической серо-голубой оградой. Райну нравилось бродить по кладбищам, разглядывать старинные надписи на холодных надгробных камнях и ржавых железных крестах. И всё же Райн боялся увидеть однажды надгробный камень, на котором будет высечено: «Келли Реймс, 19-- - 19--». Но такого камня он нигде не видел.

Отправившись после занятий бродить под дождём по городу, Райн почему-то вновь решил пройти через это кладбище, находившееся над обрывом. Внизу была река, которая медленно несла вдаль свои мутные воды, а вдоль реки были аллеи из высоких голых тополей, над которыми носились и орали чёрные вороньи стаи. Казалось, что медленные воды реки, текущие мимо кладбища, уносят с собой воспоминания. Может быть, души людей, лежащих в земле над этой рекой, когда-то пролетали над её ленивыми водами.

Оказавшись у ворот, Райн издали заметил каких-то людей возле маленькой деревянной часовни с бледно-синим куполом и тёмными узкими окошками. Подойдя ближе, он увидел недалеко от часовни свежевыкопанную яму. «Чей-то земной путь закончился», подумал Райн, и ему стало неловко, что он оказался здесь в такую минуту. Вдруг он увидел, что люди у входа в часовню начали расступаться. Выносили лакированный коричневый гроб. Молодой человек прошёл мимо, направившись к выходу. Но всё же что-то не давало ему покоя и звало обернуться – из чистого любопытства посмотреть на лицо покойного.

Обернувшись, Райн встал, как вкопанный. Молодой человек вначале не мог поверить своим глазам. Он видел, что в гробу лежала молодая и очень красивая девушка. Лицо девушки было прекрасно и безмятежно, пусть оно уже и было овеяно дыханием того страшного и неминуемого, что уравнивает всех – дыханием, гасящим всякий огонь жизни.

Внезапное осознание сходства поразило его, ему казалось, что это она. Но у умершей на щеке была родика – у Келли такой не было. Образ Келли уже начал стираться из его памяти, у него не было даже ни одной её фотографии, но теперь он совершенно ясно увидел её внутренним взором. Отвернувшись, Райн побежал прочь. А ведь когда-то она была с ним… Келли Реймс, любившая танцы, сирень и вечерние прогулки. Келли Реймс, жившая когда-то по соседству с Райном. Келли Реймс, руку которой он держал в своей руке прошедшей весной. Был поздний вечер, и в небе проносились чёрные облака, которые рассекал огненным мечом летевший в грозовом вихре мятежный ангел…

Райн думал, что умереть должен был он, однако оказалось, что у его судьбы были иные намерения. Вскоре он оказался за воротами кладбища. Здесь он упал, угодив коленом прямо в мутную лужу, но потом, поднявшись, вздохнул свободно. Находиться там, где находят последнее пристанище тела умерших, было невыносимо.