Валентина тяжело разлепила свинцовые веки. Сквозь стекло бил яркий луч, он горячо припекал макушку, из-за чего в висках образовалась тупая боль. «Надо же, уснула на подоконнике», – горестно вздохнула женщина. Она подушечками пальцев начала растирать затёкшие плечи, на которых, уронив голову, уснула на рассвете. Этот короткий утренний сон принёс временное облегчение от жестокой бессонницы. И теперь надо было собирать себя в кулак и находить силы для того, чтобы успеть на работу – в швейный цех. Там, под жужжание машины, можно было отвлечься от тяжких дум и воспоминаний. А вспомнить было о чём…
… Ледяной ветер обрушивался с какой-то немыслимой злобой на голые кустарники и деревья, трепал с бесноватым усердием концы чёрного платка Валентины. Юбка, длинная суконная, облепляла ноги, как будто пыталась спеленать волю девушки. Последние слова прощания с усопшим, безвременно ушедшим молодым парнем, звучали глухо из уст ближайших родственников. Сознание Валентины отказывалось принимать то, что эта недвижная кукла в костюме кофейного оттенка, лежащая в гробу, была когда-то человеком – её любимым Виталькой, смешливым и робким.
Разноголосый плач женщин вводил в тупой транс, казалось, что всё, происходящее здесь и сейчас, нелепо и неправдиво, как в тяжком сне, от которого надо очнуться, стоит только захотеть. Девушка ущипнула себя за запястье, больно, с оттяжкой, чтобы вернуть вывернутое сознание, но сон не уходил – реальность была ужасной. Она стояла на сельском кладбище, а вокруг – кресты и памятники, целый мёртвый город. И только группа немногочисленных людей, одетых в тёмные одежды, как-то оживляла унылую картину. Вот сейчас каждый удар молотка, забивающего гвоздями крышку, звучал внутри тела девушки, как выстрел в её исстрадавшееся сердце. Четверо мужчин на полотенцах стали опускать бардовую домовину. Плач женщин усилился. А потом начали падать комья сухой земли тупым стуком, как будто кто-то планомерно решил свести Валентину с ума: «Стук, стук, стук…»
Её ноги вросли в землю, слёзы, такие непрошенные, застыли в широко раскрытых, немигающих глазах, никак не могли вылиться потоком, как будто что-то сдерживало их. Кто-то мягко обнял за плечи. Это была мать. Она помогла дочери пригнуться к земле, взять глинистый ком, а потом, сделав несколько шагов к ощерившей свою пасть могиле, разжать в судороге сцепившиеся пальцы, чтобы отдать последнюю почесть покойнику. На какое-то время Валентина зависла на краю, всматриваясь в ящик, покоящийся на дне. Ей захотелось остаться там, внизу, но крепкие руки матери удерживали дочь от отчаянного шага. Губы Валентины прошептали: «Прощай, любимый…» – и потоки слёз полились по щекам, жгуче-солёные, обильные. Прорвало…
Долго ещё обсуждалось досужими кумушками района то, как нелепо погиб Виталий – ночью ехал на велосипеде и был сбит грузовой машиной. Водитель грузовика уснул за рулем – устал во время осенней страды, битвы за урожай – став невольным убийцей молодого девятнадцатилетнего парня.
