Смерть зовется – Красный берег
Шел декабрь 1943 года, Красная армия освобождала Советскую Белоруссию, и группа армий "Центр" уже трещала под ударами Русского оружия. У немцев увеличилось количество раненых и в госпиталях стало ощутимо не хватать крови для переливания. Генерал-оберштабс-арцт, приказал ликвидировать недостачу, и на помощь камрадам из Вермахта, пришли партайгеноссен из эСэС.
Еще в 1942 году, на оккупированной территории, немцами была организована сеть донорских детских концлагерей. Там у детишек от 8 до 14 лет, выкачивали кровь, для раненых героев Вермахта. И был отдан приказ, максимально активизировать проект и унтерменшей не жалеть.
На Востоке Белоруссии, был детский дом, вернее его остатки. Там жило двадцать ребятишек от десяти, до одиннадцати лет, которых не успели эвакуировать в 1941 году, с ними была медсестра и пожилой завхоз. И тут подпольщики узнали, что этих детей должны отправить в самый страшный детский концлагерь «Красный Берег», о нем было известно, что оттуда еще никто живым не возвращался, а слухи ходили самые страшные и в том числе о том, что у детей там кровь выкачивают полностью.
На самом деле, у немцев там был фильтрационный детский лагерь, через который прошли тысячи местных детей. Практичные немцы, прежде чем отправлять маленьких узников в донорские концентрационные лагеря, брали у них анализ крови, определяли группу и состав, и только после этого, негодных угоняли на работы в Германию, а годных отправляли в Донорские концлагеря под шприцы палачей со значками «эскулапа» на погонах. Так что слухи, были не далеко от истины.
Детей надо было спасать, но у партизан в этих местах остался только небольшой гарнизон «Маяка», всего семь человек, и они взяли все на себя. Организовав несколько запряженных саней, они рассадили ребятишек, укутав их чем могли и закопав в сено, отбыли в сторону партизанского аэродрома. Медсестра Ольга поехала с ними, а завхоз остался, сказав, что в свои семьдесят пять, он уже не путешественник.
Когда в детский дом прибыли полицаи, там уже не было никого, кроме завхоза, который встретил их огнем из старой двустволки. Он успел выстрелить четыре раза, и всадил по волчьему жакану в трех полицаев. Он был уже мертв, но полицаи еще долго стреляли в его сторону, боясь подойти. А потом приехали Гестаповцы, расстреляли старшего полицая за идиотизм и организовали погоню. В городе, как раз присутствовал на переформировании 118 Batalion Schutzmannschaft, подразделение состоявшее в основном из коллаборационистов и националистов разных окрасов, повязанных кровью Советских людей.
Комендантский шутц-взвод отправился в погоню, но нагнал преследуемых, только у леса. Короткая колонна розвальней втянулась в просеку ведущую в сторону партизанского аэродрома, а двое партизан с ручным пулеметом и автоматом, отойдя немного в глубину леса, залегли за деревьями, и подпустив карателей на пистолетный выстрел, открыли огонь.
Когда лесное эхо от выстрелов прекратилось, еще один партизан молча спрыгнул с розвальней и занял позицию за толстой сосной на изгибе просеки, и снова обоз нагнало эхо выстрелов, и снова оно замолкло, и снова еще один партизан, остался прикрывать обоз. Когда карателей третий раз встретил огонь, они резко замедлили продвижение и дальше уже шли осторожно, высылая вперед вдоль просеки разведку. Последней партизанской заставой стала медсестра Ольга и один из старших мальчиков. Розвальни продолжили свой путь, так как ребята каждое лето помогали в местном колхозе, и умели обращаться с лошадьми. Их встретил партизанский патруль из охраны аэродрома, который оставив с ребятами одного бойца, двинулся в сторону стрельбы, и подоспели бойцы очень во время. Ольга была ранена, а ее помощник Ванечка, плохо справлялся с большим для него автоматом ППД, и каратели уже начали смелеть. Но тут по ним ударил массированный огонь подоспевших партизан и враг отступил.
Оставив секрет, партизаны и вырученные ими товарищи, направились к аэродрому, где кипела работа. Как на зло, прошел хороший снежный заряд и взлетную полосу, надо было срочно чистить, чем и были заняты все наличные силы. А ведь к карателям наверняка, должно было подойти подкрепление. Начальник аэродрома, отправив всех пулеметчиков на просеку, велел сажать детей в самолет и прогреть моторы, и сам взялся за деревянную лопату.
Надо сказать, что в Дуглас, он же Ли-2, он же ПС-84, вмещал по инструкции ровно двенадцать пассажиров. Двадцать детишек, более менее, разместились в салоне, но когда бортмеханик увидел медсестру Ольгу, с перевязанной рукой, он молча спрыгнул на снег, снял у нее с плеча автомат, забрал сумку с запасными дисками и подсадил девушку в самолет. Второй пилот сделал вид, что ничего не заметил, только желваки у него заходили, и кулаки сжались. А бортмеханик Лешка, махнув самолету рукой, зашагал в сторону просеки, неловко придерживая, не привычный для себя автомат.
Каратели ворвались на аэродром, через пять минут после взлета самолета, и за пять минут до Нового года. Партизаны растворились в лесу, погоня захлебнулась, попадая под засады и гибнув на минах ловушках. Тем более, вдруг снова густо пошел снег, скрывший следы партизан.
А с просеки не вернулся никто, и снег споро укрыл белым Новогодним саваном тела погибших.
Когда «Дуглас» приземлился на Центральном аэродроме, и из него стало выгружаться в два раза больше народа, чем положено, американский пилот с такой же практически «Дакоты», удивленно спросил, а как это, мол, получилось, Второй пилот хмуро ответил, что это Длинная модель Дугласа.
Официантки, вытирая слезы, повели детей в Аэродромную столовую, что бы накормить горячим.
А на Москву, кружась, падали Новогодние снежинки, наступил 1944 год, предпоследний год войны…
И долго после этого, среди американских пилотов, ходили легенды о Длинном русском Дугласе.
|
