В общем, я вышла из книжной лавки с пониманием того, что влипла не на шутку. Побродив, еще полчаса, я убедилась, что это не маскарад и не розыгрыш. Нигде не было ни одной машины, люди перемещались в колясках, каретах или верхом на лошадях, одеты все были разношерстно, но отнюдь не современно, говорили все на старинный манер, чувствовалось, что я попала в совершенно другую эпоху. И особенно я в этом убедилась, когда немного отойдя от Красной площади, увидела троих повешенных. Я хоть и медичка, все равно на рвоту потянуло, висели они тут похоже недели три, их наполовину съели вороны и муравьи и запах стоял такой, что словами не передать, да и не нужно. Отойдя от Красной площади, я сразу же испачкала платье в грязи, кругом были кучи навоза, тротуаров нигде не было, где-то были деревянные, но такие же унавоженные, как и грунтовые дорожки. Прохожие на удивление, не особо обращали на меня внимание, я порадовалась, что не успела постричь свои длинные волосы, иначе бы смотрелась тут, как идиотка или, как бесстыдница. Меня явно принимали за иностранку, потому что проезжавший мимо молодец на лошади что-то крикнул мне по-немецки. Я учила в школе как раз этот самый немецкий, но познания мои в нем были слабоваты, не смогла понять, что он крикнул. Я была в шоке, но взяла всю волю в кулак, моей задачей было, как можно сильнее затеряться среди местных людей и не попасть в беду, не стать четвертой повешенной на столбе. Я лихорадочно думала, что мне делать, как выходить из такого чрезвычайного положения. Глянула на подареный мне календарик. На дворе стоял 1699 год, месяцы на календаре были написаны на немецком, это был европейский календарь. Получается, даже летоисчисление еще поменять не успели, считали года от сотворения мира, а не от Рождества Христова. И только сейчас я вспомнила, что это самое летоисчисление поменял Петр I, сделал на европейский лад, он любил во всем подражать европейцам. Так я попала как раз в его правление! "Надо было Люсе на мое место, она бы счастлива наверно была, особенно когда увидела бы повешенных" - подумала я со злостью. Я уже раз 10 обошла этот деревянный "Не до ГУМ", заходила не в одну дверь, но временной портал так и не отыскала. Оказалось, что в этом портале что-то типа казино и ресторана, или как это тут называется, харчевня и игральный дом. Подумать только, на Красной площади! А я думала, это в моем только времени безобразия сплошные. И повешенные никого не пугают, все равно игральный дом прям в центре Москвы. Меня из этого заведения вежливо попросили, на удивление культурно, причем на немецком языке. Сказали, что ничего против такой красавицы, как я, не имеют, и я бы стала украшением любой компании, но таков обычай, что дам в игральный дом не пускают. "Это клуб исключительно для мужчин, прекрасная леди" - закончил уже по-английски привратник, он видимо не мог понять по моему платью, англичанка я или немка. Я по его говору тоже не могла взять в толк, кто он, с незнакомым акцентом говорил. Но какая разница! Одно было ясно, что как попасть назад в XXI век я не знаю, даже никакой подсказки не вижу. Я приуныла. Стала думать, что же я в этой чужой эпохе могу, стала вспоминать все, что я умею. Надо было срочно найти работу с проживанием. Я могу быть гувернанткой или, на худой конец, горничной, могу как-нибудь применить свои медицинские навыки, только как же тут ищут работу? У меня нет денег, нет документов, нет вещей, а погода тут какая-то не летняя. Возможно, сейчас не июль, как был в моем 2016-м году, а какой-нибудь поздний сентябрь. Я совсем озябла. Я видела в торговых рядах продавали платочки, наверно теплые, я бы могла накинуть на плечи, но идти туда воровать или попрошайничать явно не вариант, не хотелось, чтоб повесили. А этот противный дворецкий с милой улыбочкой, не впускал меня, даже погреться. Мне и самой в это злачное место идти совсем не хотелось, но тут поблизости не было ни больших магазинов, ни библиотек, ни вокзалов, никаких общественных мест, где можно было бы просто посидеть погреться и подумать, как быть дальше. Ходи-броди на холоде, если у тебя дома нет. Хотя, может пойти по городу дальше, постучаться к кому-нибудь, авось пригреют? Из размышлений меня вывел твердый мужской голос, который раздался откуда-то изнутри харчевни.
-С кем ты там любезничаешь, Антуан? - спросил низкий голос по-немецки, но с русским акцентом.
- Какая-то девица настойчиво пытается сюда зайти, видимо думает, что это магазин кружев – смеясь, отвечал этот дурень в парике.
- Ну так пусти ее сюда! Она хороша хоть собой?
Я поняла, что надо спасаться бегством, ситуация принимала не тот оборот и мне где угодно будет лучше, чем в харчевне с пьяными мужиками. Но тот говоривший уже вышел на улицу. И я остолбенела! Он был огромного роста, черные кудри до плеч, пронзительный взгляд темных глаз прожигал как насквозь. Этот человек показался мне знакомым, я где-то видела это красивое лицо и не только видела, кажется я даже его когда-то рисовала по Люсиной просьбе, если я все правильно понимаю, это сам царь Петр! Ну или конечно его двойник. Что-то подсказывало мне, что это он и есть, настоящий. Не знаю почему, но мне стало горячо изнутри, не смотря на усилившийся холодный дождь. Я думала царь меня примет либо за проститутку, либо за нищенку. А он вдруг, ничего не говоря, снял с себя кафтан и одел мне на плечи. Я опешила! Не ожидала такого. Его кафтан был теплый, и если Петру он доставал до колен, то мне был почти до пола, как длинное пальто. Вдруг куда-то исчез мой страх. Я видела перед собою могущественнейшего человека из совершенно другой эпохи, отличавшегося жестокостью и необузданным нравом, о нем говорили, что он собственноручно рубил головы и спокойно смотрел на пытки людей, но мне не было страшно, сердце подсказывало, что он не причинит мне зла. Достаточно было просто взглянуть на Петра и возникало чувство, что он человек очень незаурядный и выдающийся, может и жестокий, но вполне адекватный, не показался он мне таким страшным тираном. Он одел меня в свой кафтан, даже не зная, кто я такая, как будто прочитав в моих глазах отчаяние. Прошло мгновение, а я уже успела вспомнить о Петре все, что мне Люся о нем когда-либо рассказывала, она много всего о нем знала, мельчайшие подробности, не факт, что все достоверно, но все же получается мне Петр уже не совсем незнакомый, если можно так сказать.
- Откуда будешь? И как тебя звать? - спросил он по-русски.
Теперь надо было лихорадочно решить, какой версии придерживаться, меня подмывало вывалить всю правду и в довершение показать мобильный телефон и плеер, но не хотелось, чтоб меня сочли умалишенной, даже Петр вряд ли поверил бы, что перемещения во времени возможны. "Но вряд ли он решит, что я колдунья" - пронеслось у меня в голове, и я решила показать ему еще, слава Богу, не успевший сесть телефон и как нельзя более удачно оказавшийся в моей сумочке аудиоплеер на новых батарейках. У меня за секунду созрел план, сказать, что я как раз-таки разыскивала царя для того, чтобы показать ему удивительные изобретения, но показать могу их только ему лично, так как опасаюсь, как бы их потом у меня не отняли, когда буду добираться до дома. Я назвала царю свое настоящее имя Надежда Стоянова, но откуда я прибыла не ответила, и царя так заинтересовало, что же за изобретения я хочу показать, что он не уточнил. Я поблагодарила его за кафтан и сказала, что невероятно польщена такой его милостью.
- Не по погоде ты одета - только и заметил царь.
Я что-то потеряла. Или – кого-то. Это – точно. Ощущение такое, словно недоставало части тела. Возможно стоило посмотреть на себя в зеркало? Только какое выбрать из сотен, повисших на застывшей в атаке чёрной волне? Это, где мрак закручивается в тугую спираль, подобную глазу? Или - это, где морская гладь рябит тенями, напоминающими шустрых зверушек?
Я коснулась пальцем холодной гладкой поверхности и медленно ступила между скользящими призрачными прядями. Каждый раз, когда одна из них скользила по лицу в глазах, танцевали огненные вспышки, подобные лучам светила, упавшим и на тёмную воду через сплетение густых веток.
Что я могла утратить? Или, всё же, кого? Кого-то очень близкого? Родителей, мужа, ребёнка? Слова казались пустыми, словно кувшин, где прежде хранили воду, но уже давным-давно не возобновляли запас. Представилось, будто я – этот самый опустевший сосуд. Так меня следует наполнить, чтобы память могла подсказать, что именно требуется найти.
Ответ должен находиться в одном из неисчислимого множества зеркал. Если бы они ещё не перемещались так быстро по неподвижной чёрной волне! Остановитесь, чёрт вас побери! Ты, треугольное, отражающее далёкий горизонт, с мрачными верхушками гор. И ты, овальное, с бездонным звёздным небом. Замрите на миг, дайте всмотреться в ваши образы.
В отчаянии я села на берегу и запустила пальцы в раскалённый песок. Или это – не песок, а полчища огненных муравьёв, которые жнут руки и ползут всё выше, пока не начинает пылать голова. Прекратите, прекратите!
Я попыталась сбросить отвратительных насекомых, но обнаружила, что запястья связаны за спиной, а сама я лежу в каком-то мрачном помещении с низким потолком и и крохотным окошком в самом дальнем углу. Комната очень напоминает монашескую келью. Над головой качнулись смутные тени, отдалённо напоминающие человеческие силуэты и в ушах тут же раскатился гром, рассыпающийся на непонятные слова.
Что происходит? Голова продолжала пылать и видение тесной комнаты вновь сменилось зрелищем вздыбившейся чёрной волны и берега, где мириады жужжащих муравьёв ползли со всех сторон, чтобы спалить меня дотла.
Мне показалось или волна немного сдвинулась? Вроде бы зеркала принялись мерцать по-иному…Жгущие твари тоже прекратили ползти и вновь притворились обычным песком. Захотелось проверить, дотронувшись до огромных блестящих песчинок, но запястья снова ощутили прикосновение чего-то, напоминающего кожаный ремень, и я открыла глаза.
Какая-то смрадная горячая жидкость хлынула в рот, и чтобы не захлебнуться, пришлось делать глоток за глотком, пока лысый старец не убрал от губ деревянный кубок. На морщинистом лице читалась заинтересованность, словно старый пердун препарировал забавную зверушку. Второй стоял чуть дальше, и я не могла разобрать его лицо сквозь колышущуюся пелену в глазах. Когда пыталась сосредоточиться, затылок пронизывала резкая боль.
- Ты помнишь, кто ты такая? – скрипучим пронзительным голосом осведомился старикан и поставил кубок на стол, рядом с кроватью, где лежала я. – Слышишь меня? Отвечай.
Кто я? Чёрт возьми, откуда мне знать? Я не помнила ни имени, ни прошлого, ни хрена. Помнила берег, застывшую чёрную волну и зеркала, отражающие всё, что угодно, кроме меня самой. Ещё эта боль в башке и руки, связанные за спиной. Я пошевелилась, попытавшись освободить конечности. Тщетно.
- Может развяжем её? – неуверенно спросил старик и второй тут же бросил нечто, неразборчиво отрицательное. О, а этот голос я уже когда-то слышала. – Тогда что, ещё одну порцию? Предупреждаю, это может отрицательно сказаться на её умственных способностях.
Второй внезапно сделал пару шагов и оказался рядом. Точно, я знала, помнила! И это высокий лоб под курчавыми тёмными волосами и ровный нос с небольшим утолщением в месте давнего перелома. И чувственные губы, так чётко очерченные, словно их обладатель пользовался для этого косметическими средствами. И зелёные глаза, в которых так легко утонуть.
Я попыталась что-то сказать, но из глотки вырвался только каркающий всхлип. Кажется, туман перед лицом стал плотнее и почему-то щиплет глаза.
- Она вас узнала, - констатировал старики заперхал.
- Не уверен, - пробормотал мужчина и отёр мне глаза белым платком, пахнущим цветами. Этот запах я тоже помнила. – Дар, ты помнишь меня? Меня зовут Кирион, но ты всегда называла просто Кир. Помнишь?
Дар, точно. И Кирион, Кир. Помню. Я закрыла глаза и отключилась
Второй раз меня приводили в чувство не так, как в первый, но так же неприятно: пару раз сильно хлопнули по щекам. Попытались приложить и в третий, но я перехватила невесомую старческую руку и сжала запястье, ощущая необычную слабость во всех членах. Попыталась понять, почему, однако тут же сообразила нечто иное: руки больше не скручивал кожаный ремень, и я могла делать всё, что пожелаю.
Или, не совсем. Попытка подняться показала, что ослабела я значительно сильнее, чем казалось по первым впечатлениям. Я отпустила руку назойливого дедугана и схватилась за края кровати. Сейчас оттолкнусь и… Ладони соскользнули, и голова упала на жёсткую подушку. Перед глазами заполыхали разноцветные вспышки.
- Не всё сразу, - закудахтал дрожащий голос.
- Кирион, - пробормотала я, чем вызвала ещё один приступ петушиного веселья.
- Он приказал привести тебя, когда сможешь удержаться на ногах. Чем быстрее, тем лучше.
Всё та же монашеская келья. Да нет, точно монашеская: на стене висит потемневшая от времени шестиконечная звезда с ликом Отдавшего Долги. Такие можно увидеть лишь у монахов, да изворовавшихся торговцев. А вот обстановка намекала скорее на первый вариант: дряхлый шкаф, койка и стол. Ну и дедуган в поношенной серой хламиде.
Как я тут оказалась? В памяти – сплошные дыры да провалы. Кирион…Последний раз я видела его на балу у герцога Чанна и мы обсуждали… Кир казался встревоженным, это – точно. Возможно он ввязался во что-то опасное, как это случалось не раз, а я не успела вовремя отреагировать? Ощущения подсказывали, что дела обстоят несколько иначе.
Старик принёс тот же рассохшийся кубок, варево в котором смердело не менее отвратно, чем предыдущее, но по-другому.
- Пей, - я позволила вонючей жидкости обжечь губы. – Это поднимет тебя на ноги, но, - он мерзко захихикал, - заставит просраться через пару часов.
Плевать. Те микстуры и зелья, что доводилось пить, вызывали последствия и похуже. Много хуже.
Старик не обманул. Через очень короткий промежуток времени (я успела досчитать три раза до пятидесяти), по мускулам пробежали неприятные судороги, смеявшиеся сильным сухим жаром. Потом судороги вернулись, да с такой силой, что тело изогнулось дугой и затрещали кости. Появилось смутное видение тёмного вала, пытающегося поднять меня над безбрежной океанской поверхностью.
Спокойно! Не сейчас. Выдох, на счёт четыре – вдох. Видение поблекло, но не исчезло полностью. Перед глазами возникло квадратное зеркало с хаотически ползающими мухами. Выдох, - на четыре – вдох. Успокоиться. Вот так.
- Дай руку, - сказала я и кудахтающий дедуган придержал меня под локоть, пока я ставила ноги на пол. Тело казалось совершенно чужим, и по ощущениям, и по виду. – Сколько я валялась в отключке?
- Лорд Кирион сказал, что на все вопросы он ответит сам, - я заметила, что на шее старика болтается серебристая пластина, где в одну звезду вплетена другая. Помощник аббата, стало быть. Надо же! Выходит, келья, где я валялась, принадлежит не ему.
Ноги своей худобой весьма напоминали две палки и руки выглядели ничуть не лучше. Появилось желание посмотреть на себя в зеркало. Желание мешалось со страхом увидеть в отражении нечто жуткое. Волосы, в которых мелькали серебристые пряди, не были такими уж длинными, но концы кто-то грубо и неумело подстригал не так уж давно.
- Отойди, - я отпихнула монаха и сделал попытку идти самостоятельно. Пол качнулся, но удержался под ногами. – Где мои вещи?
- Ты не выглядишь особо благодарной, - похихикивая старик подошёл к шкафу и принялся доставать оттуда пыльную одежду. При этом монах непрерывно чихал, всякий раз вознося благодарность Отдавшему.
- Сам знаешь, как мы к вам относимся, - буркнула я и приняла охапку вещей, едва не обронив всё на грязный пол. Потом разложила одежду на койке, единственным бельём которой оказался драный половичок и плоская жёсткая подушка. – Да и за что мне тебя благодарить? За этот свинарник?
Вещи были чистыми, но такими пыльными, словно пролежали в шкафу не меньше года. Год? Да быть того не может! Я сбросила на пол серое рубище и монах тотчас отвернулся к стене, осеняя себя шестиконечием. Ага, а будь тут кто-то поаппетитнее, нашёл бы способ сказать напутственное слово не отворачиваясь. Ненавижу серых лицемеров!
- Кто готовил эликсир? – с бельём я решила повременить, ограничившись длинной рубашкой, штанами и сапогами на шнуровке. Сверху набросила плащ-накидку с капюшоном. Всё – чёрного цвета, как и полагается.
- Ты же не думаешь, что это был я? – монах повернулся и я увидела на его тощей физиономии сардоническую ухмылку, делающую старика похожим на ехидного козла.
- Во-первых, едва ли помощник аббата, - он прищурился, а потом коснулся знака на груди и понимающе кивнул, - стал бы отягощать свою драгоценную душу столь мерзким грехом. А во-вторых, старик, ты явно никогда не сталкивался с зельеварами: от них смердит, почище чем от доброй свиньи. А ты воняешь только лицемерием да фальшивой святостью.
- Давненько я не сталкивался с такими, как ты, - он покачал головой. – Может, оно и к лучшему, что…Грех такое говорить и даже думать, прости меня Отдавший долги.
Слабость накатила удушающей воной и пришлось некоторое время стоять, опираясь рукой о стену. Самой худшее, что я никак не могла взять организм под полный контроль и сама себе напоминала медузу, которую швыряют беспощадные водные валы. И ещё, я по-прежнему не могла вспомнить, что произошло.
- Веди к Киру, - я скрипнула зубами. Потом вспомнила, что наша манера общения, часто шокировала посторонних. – К лорду Кириону. Давай, дед, тряси костями.
Место, где меня держали оказалось даже не самим монастырём, как я предполагала. Маленький лазарет при аббатстве. Сам монастырь блестел коническими крышами за кронами высоких деревьев и когда мы вышли на улицу я услышала звон далёких колоколов. Мне кажется или это очень напоминает тревожный набат?
Лазарет выглядел покинутым и только пара сестёр, своей комплекцией напоминающих дородных хрюшек, встретила нас у дверей. Обе тотчас прекратили визгливо выяснять отношения и уставились на меня так, словно к ним в гости заявился сам Вопрошающий во плоти. Потом переключили внимание на моего спутника и низко поклонились.
- Сестра Вара и сестра, - дед задумался, перебирая губами, но тут же щёлкнул пальцами. – Сестра. Подготовьте все вещи нашей гостьи. Скорее всего, она покидает аббатство в ближайшее время.
Глаза у толстух становились всё больше и мне очень хотелось сделать им «козу», чтобы посмотреть, сразу они удерут или ещё успеют осенить себя шестиконечием.
- Благодарю вас обеих за самоотверженное служение Отдавшему долги, - продолжил старик и закончил так, что у меня самой глаза на лоб полезли. – Теперь можете покинуть обитель со спокойной душой. Знаю, что вы обе местные и надеюсь, что Отдавший поможет продержаться до наступления светлых времён. Да осияет вас свет звезды.
Толстухи важно покивали и бочком протиснулись мимо меня внутрь. Как ни странно, но румяные физиономии и сестёр теперь отражали явное удовлетворение. Монашки счастливы, потомучто им позволили покинуть спокойное сытное место, где у них не было особых хлопот? Где такое видано?
- Что происходит, старик? – обратилась я к сутулой спине и в этот раз не услышала знакомого петушиного веселья.
- После, всё узнаешь после, - мне показалось или его спина согнулась сильнее? – Неприятности, вот что происходит.
Неприятности – подробная история моей недолгой жизни. Так что, всё в полном порядке. Тем не менее, двигаясь по дорожке между старыми могучими клёнами и тополями я и сама обратила внимание на необычную тишину. Раньше, когда приходилось забредать за стены какой-нибудь обители, всегда раздражал этот постоянный гомон, словно угодила в гущу огромного городского рынка.
А сейчас – тишина. Чёрт, даже птицы не орут свои истошные трели. Что же могло произойти? Моё пробуждение быстро обрастало ворохом вопросов, на которые никто не торопился давать вразумительные ответы. Ничего, Кир здесь, а значит – всё не так уж плохо. Точнее – даже хорошо. Может, это – особенности моей памяти, её избирательность, но всё, что касалось Кира, представало в розовом свете юного светила.
Внезапно по коже прошла волна липкого холода. Знакомое ощущение – предвестник какой-то гадости. С предвидением в своё время не задалось, однако обрубки нерождённого позволили ощущать отблески грядущих бед. Почему именно сейчас, когда я вспомнила о Кире? Неприятности у него?
Дорожка свернула, и мы поли вдоль домиков сугубо мирского вида. Похоже, здесь жила обслуга, охрана и прочие дармоеды, из тех, что подвизаются на почве философических рассуждений, выдавая себя за научников. Все домики выглядели опустевшими. Причём так, словно их покидали в дикой спешке, роняя вещи и оставляя то, что не смогли увезти. Я уже видела подобное прежде.
- Война? – поинтересовалась я у согбенной спины и сутана встопорщилась, обозначая недовольство. – Старик, ты что, поклялся хранить тайну чьей-то исповеди исключительно от меня?
- Уже недолго, - проворчал монах и мотнул головой в сторону лестницы, поднимающейся к двухэтажному белому зданию, на плоском холме. У начала ступенек стояла парочка вооружённых парней и ещё двое – наверху, у закрытой двери. – Нам – туда.
Особняк - определённо резиденция высокопоставленных гостей аббатства. Те, хоть и любили распинаться о близости к простым паломникам-простолюдам, однако предпочитали привычные удобства. Странно, вообще-то. Кир имел титул баронета, но прежде я не замечала за ним обыкновения проживать в апартаментах, предназначенных для членов монарших семей.
Стоило нам приблизиться к лестнице, и солдаты предприняли попытку извлечь мечи из ножен. Монах тут же буркнул нечто успокаивающее и парни вновь стали по стойке смирно. Зелёные они совсем, вот что. Каждому – едва по двадцать, а значит, в качестве охраны могут выступать лишь в сугубо мирное время. Вон, увидели кого-то в чёрном плаще и уже побледнели, почти до синевы.
Впрочем, я отлично понимала, что в своём нынешнем состоянии едва ли смогу оказать сопротивление даже мыши, вздумай она на меня покуситься. Слабость продолжала терзать тело, а в ногах, время от времени появлялась предательская дрожь. Даже лестница в пять десятков ступеней оказалась серьёзным испытанием.
- Не спеши, старик, - он остановился и оглянулся, - дай отдышаться.
Он терпеливо ожидал, хоть вся его согбенная фигура выражала нетерпение. Я бы и рада была, чтобы моё унижение кончилось поскорее, но ожидать пришлось достаточно долго. Дрожь прекратилась, но появилось ощущение голода и тянущее чувство внизу живота, как тогда, когда красные дни ещё посещали меня.
- Пошли, - я поморщилась и продолжила подъём.
Те из парочки, что стерегли дверь, казались постарше и опытней. За оружие они не хватались, но усатый с выбритой башкой сделал попытку заглянуть под капюшон. Я ткнула ему в нос неприличный жест из большого и мизинца. Парень довольно хрюкнул. Второй – тоже, а вот святоша недовольно покачал головой и пробормотал нечто о дочерях Вопрошающего. Точнее – о дочери, поскольку я тут была одна.
У самой двери стоял потрёпанный штандарт, где на красном фоне чёрный крылатый змей пожирал жёлтое солнце. Знакомый значок и цвета. Это кого же Кир сопровождает из королевской семь? Надутого важностью сюзерена или кого-то, из его драчливых сыночков? Ненавижу все эти поклоны и реверансы. У нас, конечно, имеются некоторые послабления во всей этой ерунде, но полностью избежать протокола никак невозможно.
Впрочем, пока и не потребовалось. Помещение за дверью оказалось битком забито всяким мелким людом: солдатами, испуганными девицами и какими-то селянами, определённо не знающими, куда деть руки и приткнуть задницу. Все простолюды, точно бараны столпились в центре огромного круглого зала и с явной опаской поглядывали на стулья и кресла, обитые золотистой материей.
- Смахивают на беженцев, - констатировала я, оценив, как потерянность присутствующих, так и их малое количество. – Почему не оставили с обозом?
- Нет обоза, - буркнул монах. – Разбили. Приходится передвигаться пешком. А все здесь, чтобы сразу выдвинуться к нужным воротам. Пока ещё не решили, в какие именно.
Я вот тоже пока не понимала, что происходит, но повеяло чем-то эдаким, весьма напоминающим по глубине задницу дракона. Смердело очень сильно. Кажется, начинало доходить, зачем им всем потребовалась именно я. К сожалению память отказывалась объяснить, как и почему я оказалась в гостях у святош.
Стоило нам войти, как большинство простолюдов опустилось на колени. Некоторые принялись завывать, прижимая ко лбу свои шестиконечные атрибуты спасения души. Идиоты, они думают, будто это способно помочь, при встрече со сталью или колдовством? Кладбища переполнены такими же, поверившими в благодать Отдавшего долги.
Солдатики, даром что молодые, вели себя много приличнее. Они внимательно рассматривали меня и пихали друг друга в кирасы, что-то бормоча в уши соседей. Проходя мимо, я посчитала: четверо снаружи и тут шестнадцать – вполне достаточно, чтобы сложить трупы штабелями, если врагам вдруг захочется развлечься. Почему кто-то, из королевской фамилии тянет за собой весь этот сброд? Я ведь помнила торжественный выезд жирдяя Ортолда и его полторы сотни латной гвардии на бронированных тяжеловесах. Там хотя бы всё выглядело достаточной жутко и грозно. А тут…
Мы прошли небольшим коридорчиком и оказались у двустворчатой двери, где замерли ещё двое болванчиков. В этот раз – опытных, кроме шуток, вплоть до седин и шрамов на загорелых физиономиях. Один лениво ковырял ногти острием кинжала и даже головы не поднял, а вот второй заинтересовался. Снял со стены масляную лампу и поднёс к моему капюшону. Я отступила за спину монаха.
- Убери, - тихо сказал святоша и отвёл светильник. – Нас ждут.
Впрочем, солдату видимо хватило, того что он успел увидеть. Он нахмурился, шмыгнул носом и повесил лампу на место. Потом толкнул дверь и позволил нам пройти. Когда я шла мимо, то различила отчётливо произнесённое: «Тварь». И я тебя тоже люблю.
Что-то плеснуло по ногам, и я посмотрела вниз. В открывшуюся дверь медленно вытекала тягучая чёрная жидкость, напоминающая кровь. Вот только я хорошо понимала, что это – не кровь. Влага начала стремительно подниматься.
- Ты идёшь? – спросил монах и я отвлеклась. Когда вновь опустила голову под ногами был лишь абсолютно сухой дряхлый ковёр. – Что с тобой?
- Ничего, - проходя мимо любопытного солдата я постаралась пихнуть его плечом, но он отстранился так резво, словно опасался испачкаться
Внутри царил полумрак. Четыре высоких арочных окна оказались задёрнуты плотными бархатными шторами, которые не пропускали даже маленького лучика снаружи. Весь имеющийся свет шёл от пяти больших масляных ламп, висящих на стенах. И что-то теплилось в большом камине, но больше воняло, чем светило.
Ещё парочка солдат, очень даже симпатичных, а лейтенант – настоящая лапочка, надутая важностью возложенной миссии. Пара королевских штандартов, выглядящих много приличнее, чем то, что на улице. Рабочий стол с письменными принадлежностями и тремя запечатанными конвертами. На всех – размашистый почерк Кира. Большая кровать под балдахином определённо давно не использовалась. Длинный стол с объедками выглядел здесь так же чужеродно, как и большинство присутствующих.
От тощего мужика с выпирающим вперёд пузом вовсю несло знакомым смрадом – определённо тот самый зельевар, чьим варевом сегодня меня успели попотчевать. Кстати, я уже ощущала пока ещё робкие потуги живота устроить бунт. Плешивый бородач в коричневой хламиде прятал знак под одеждой, но тут достаточно посмотреть на противную рожу и всё сразу становится понятно – какой-то чародей. Две насмерть перепуганные девчонки, одетые хорошо, но чересчур просто, чтобы занимать какое-то высокое положение в иерархии двора. Жирдяй, одетый богато, но абсолютно безвкусно. Да и чёртово жабо не носят вот уже лет как сто. Какой-то провинциал, прорвавшийся ко двору. Возможно, командует в казначействе или заведует писарями исторического отдела. Судя по количеству золотых финтифлюшек, ближе первый вариант.
Кир стоял посредине комнаты, прямо под огромной, неработающей сейчас люстрой и почти заслонял человека, сидящего в кресле за его спиной. Однако я смотрела только на лицо Моего Кира и готовилась, как прежде, утонуть в озёрах его зелёных глаз. Всё остальное разум отмечал чисто по привычке. Главное одно: Кир – мой Кир, здесь и теперь точно всё будет хорошо.
Я сделала шаг вперёд, сбросила капюшон (солдатики тут же насторожились) и вдруг поняла одну вещь: мой Кир здорово постарел. Волосы словно покрылись инеем, а по лбу протянулись две глубокие морщины, которых я не помнила. Угрюмые складки в уголках рта, седина в короткой бороде и давно заживший шрам на левой щеке.
И ещё.
Когда в комнате собирается достаточно большая компания, в ней, рано или поздно, появляется своеобразный центр. Это – человек, который выше остальных, то ли по статусу, то ли благодаря личным качествам. Обычно Кимр становился этим центром и вовсе не из-за дворянского титула. Он сыпал шуточками и анекдотами, делился воспоминаниями со старыми знакомыми и сходу выигрывал пари у тех, кто претендовал на роль лидера Мне оставалось тенью скользит за спиной любимого им наслаждаться его непосредственностью.
Так вот, в этот раз главным в комнате был вовсе не Кир, и я сразу же заметила это, только не придала значения. И лишь, когда любимый, коротко кивнув, начал поворачиваться, сообразила: все вокруг, точно зеркала, настроенные на приём света, повёрнуты к человеку, сидящему в кресле.
Молодая женщина, чьё дорожное платье поражало сочетанием дороговизны, вкуса и практичности. Такое не по карману даже каждой дворянке. Однако штандарты королевского дома, как нельзя лучше указывали, кому именно меня собираются представить. Почему-то в груди стало так больно, словно сердце медленно опускали в алхимический раствор.
- Герцогиня Найдмир из рода Турнелли, - объявил Кир, и все уставились на меня так, словно я задолжала им по сотне монет.
Род ныне царствующих монархов. Передо мной сидела принцесса, молодая, красивая и …на хорошем сроке. Пятый, шестой месяц, я бы сказала. Чёрные глаза смотрели на меня оценивающе, но без особого волнения. А я, скользнув взглядом по ухоженным рукам с аккуратным маникюром, перевела взгляд на правую руку Кириона. Одинаковые печатки с изображением крылатого змея. Символ королевской фамилии.
Вот ведь как.
- Лучше бы ты меня не будил, - тихо сказала я.
Молодой лейтенантик запыхтел, надулся и сделав пару шагов влепил мне оплеуху, от которой я оказалась на грязном ковре. Вставать не хотелось. Совсем. Жить – тоже. А ещё этот идиот нависает, заслоняя свет.
- Больше почтения царствующей королеве Кроффа! – прорычал он.
Против обоих авторов. Голосов: 0
