Шарейную погоду принёс август. Шареем на Русском Севере именуют как грозовую тучу, так и само время ожидания грозы. Томительно, тягостно предгрозье. Наш собачий сын Валет, всегда обитавший в дворовой будке, с вечера напросился в дом и спрятался в углу за печкой.
Ночь пришла с зарницей. Вспышки далёких молний осветили заснувший луг. Тревогой и страхом наполнились сердца живых существ. Спустя четверть часа в зловещую тишину вплелись отзвуки едва слышных гроз, подобные бормотанью просыпающегося великана. Вскоре пожаловал и сам Громовержец. Перун.
Наши предки называли его суровым, страшным, грозным, могучим, сердитым, громовым, огненным, тученосным владыкой над всеми. Божество, олицетворяющее страх, возглавило славянский пантеон. Преемником функций Перуна христианская церковь назначила ревностного поборника иудаизма, библейского пророка Илию, жившего в девятом веке до н.э. в царстве Израильском. Он же (на иврите) Элийя – «Бог мой Яхве». В исламе почитается как Ильяс. Второго августа на Руси поминают Громовержца.
Он напоминает о себе.
Страшна ночная гроза. Молнии, следующие одна за другой, гром, сотрясающий окружающий мир до основания, вой урагана, ливень, переходящий в град внушают ужас. В эти мгновения осознаёшь собственную никчемность, полное бессилие перед мощью Природы. Мы такие, как все другие, равные нам братья и сёстры, живущие на Земле. Не БольшИе. Не цари. Выбор предков понятен, Перун – главный. Быком задабривали метателя молний в давние времена.
На Емецком лугу пасётся стадо бычков. Тревожно было в ту ночь за них. И за всех живых, застигнутых врасплох стихией.
Утром сияло солнце. О ночном кошмаре напоминали упавшие деревья и поникшая ботва картофеля. Да сгоревшие в доме после визита перунова посланника электроприборы.
Бычки живы. Гуляют на лугу. Принимают пищу. Аппетитно хрумкают подросшую после сенокоса траву. Ожил благодаря безрогим, лобастым шотландцам Емецкий луг. Абердин-ангусами прозываются. Всегда задумчивы. Печальны. Наверное, родину далёкую пытаются вспомнить? Или недоумевают: «И как это нас сюда занесло?». Не знают комолые брюнеты о предстоящем испытании – зимовке на открытом воздухе. Жалко их.
А наш Валет, забыв о недавних страхах, навеянных грозовыми стрелами, воплях ужаса, ими вызванных, отправился на охоту.
Святое озеро неподалёку от нас. Утиное семейство расположилось на его середине. Лишь непоседа-утёнок с неоперённой ещё белой шеей подплыл близко к берегу. Рыжий охотник облизнулся и с боевым кличем-лаем бросился в воду. Шустро заработал передними лапами, поднимая веера брызг.
Расстояние между палачом и выбранной им жертвой неуклонно сокращалось.
Когда оставалось не более трёх метров, утёнок нырнул вниз головой, застыл на секунду-две в таком положении, словно продемонстрировав нижнюю часть спины, и пропал в глубине.
Валет, плывущий по инерции, начал суетливо озираться по сторонам. Удивление и недоумение читались в его движениях. Не по правилам действует кряквочка. Прячется. Где же? А вот и она. Вынырнул утёнок рядом с сородичами. Метров двадцать за какие-то секунды отмахал. Чемпион-подводник.
Заскулил незадачливый любитель дичи. Вылез на берег. И забыв стряхнуть с себя влагу, побрёл мокрый домой. Пожалели мы его, угостили куриными косточками. Тоже дичь.
Август закончивается холодом. Сиверко задувает. С полярных морей стужу гонит. Лето миновало. Даже если его "не было". Тем не менее, травостой на лугу задался отменный. Будут сыты абердин-ангусы. Птицы и зверьё нагуляли жирок за счёт хорошего урожая ягод и грибов. К осени и зиме готовы.
Бычков жалко.
*****************************************************************************
На снимке - абердин-ангусы обедают на родном отныне для них Емецком лугу.
