Заметка «Погода для завтра» автора Николай Тарсов

Чем больше ты всему теперешнему веришь, тем далее от первородного, от того изначального, чему, думал, конца нет, как нет отмены холодов в зиме и жара лета. Веришь, например, что всепланетарная борьба за жизнь – именно в три сезона – не просто ход оправдательный творимому вокруг всуе, но и в то веришь, что нынешние действия конкретного, обозначенного изгоем четвёртого сезона тем и вызваны – в ответ, и что действия эти, к примеру, не в том, чтобы не признавать за весну отколовшуюся глыбу, которая, благодаря нагреванию её со стороны, должна растаять и утечь от зимы безвозвратно, но в том, чтобы этот самый «раскол» и истекание с умыслом – до катарсиса не довести. Себе дороже.

Итак, заявленное: утверждают ныне, что изгой – это заледенелая рассудком и потому анахроническая зима. Да разве она такой не должна быть – в законном праве естества и в уложении всё ещё многочисленной в ней значимости, привычной к подобному, облюбованному в бесконечности сугробов житию? Да вот отделившаяся часть её, как выясняется, вечно мёрзнуть не желает, тает и тает, ибо, по мнению согревающих советчиков и прочих со стороны раскольников, зима не должна морозить тепличные ростки зелени прогресса и инкубаторные яйца рождающейся будущности. И вообще, держать зиму за явление природы, считаться с нею – нынче нонсенс и дурной тон; сравнивать же можно: бают, четвёртый сезон – невыносимое, обособленное, страшное исключение… не имеющее право на существование.
Война сезонов? да пусть худой меж ними мир, нежели… но почему так опасно разделение? Отчего сторона весны и сторона зимы оказались, против привычного, так наперебой жестоки в несовместимости и какие, на самом деле, преследуют цели? Отчего другие сезоны, отнюдь не весеннего свойства, так презрительно спесивы – не к зиме, они её, в обходительной расчётливости, боятся, но к весне? Отчего, зная, что всё под луною принадлежит случаю, не имеет чётких границ и переходит одно в другое и этим существует, утверждают, что должно хотя бы и невидимое выходить ограничение – условным, до небес, резервирующим забором, кое прекратить всяческие с врагом сношения до скончания веков обязано?
Ну, зима, та всегда считала резервации климатическими лагерями исключительно внешнего пошиба, а сама строила заградительные занавесы натурально, зная, что у неё в весях – чудес заиндевелых уйма, да многим, как бишь их… муссонам, грозой перелетев или потопом подмыв, таки в интересе оказалась бы необъятная и вожделенная территория, где живут эти никчемные и холодные зори закатов. Но весна-то! а весну держат за нечто несовершенное и покамест мелкое – ради заковыристой своей манеры лишний раз досадить зиме, потому и сюсюкаются с весной, как с недоразвитым и доверчивым дитятей….

Разобраться бы – где какое естество, где тёплое, где не очень, хочет ли оно мёрзлой душегрейки или под солнышком быть, чему принадлежать стремится: кому от других сезонов пользовать, а кому – всегдашних снежных баб лепить, на ветхозаветное «авось» рассчитывая. Вот тут чёткости определительной нет, тут – хаос! И сдаётся, что это, пока ещё броуновское движение между расширяющейся весной и ужавшеюся зимою…. умело и исподтишка организовано – в намерении других сезонов (не берусь, однако, утверждать, что лучших и в любви между собою живущих) не всяко сосуществовать.
Что есть ныне природа, если в дожде и снеге, в солнечных лучах и радуге, в капельке росы, в инее… отовсюду видишь не естественный ход благочестивых перемен, но обязательно драку и злоумышленную победу одного над другим? Что такое завтрашний день, какой может и не наступить, к примеру, оттого только, что обогреватели окажутся сильнее, чем морозильники… или наоборот?
А весна – вот она! Рад ли ты неожиданно наступившему пылкому пеклу и в нём – бурному произрастанию толерантно скоромных банановых пальм и финиковых древ, вместо… естеством скромных ёлок и кедров? А видами нетрадиционного заплыва в стихии всему свободные – замест банно-мужеского ныряния в проруби вьюжные? Жаждешь ли снова – и барачную интеллектуальность буерачных углов, и рыкающее взбрыкивание шансона на блатных сквозняках так знакомого тебе похмельного быта, и тоскуешь ли по заношенному до дыр красному кожуху, какой крещёное простодушие сообща и показательно покрывает?

Глядя на тех и других, поддавшихся проникшему извне или недремлющему внутри врагу, не находя – ни там и ни здесь – привычного божьего уклада, не принимающий и возведения непроницаемых стен и напоказ расстёгивания-застёгивания одежд, под которыми бездонные кошельки и ядерные рогатки, тем не менее, соглашающийся, ради призрачного общего мира, со всяким, даже самым дурным веянием, где ты сам теперь, прежде всесезонный человек?

------------------------------------------------------------------
давнее.
.