Натужное таяние чумазого и славно закостеневшего за зиму снега, следом непролазная грязь и разливные лужи – март, то ветряной и морозный, то слепящий непривычно ярким солнцем и оглушающий драчливым кошачьим воем – не единственный месяц в году, вызывающий непреодолимое желание, вот так, сразу, перескочить жизнью в лето.
Что лето – ныне и тут не комфорт: нестерпимо жарко, потно; душно и творческой мысли – так в тень её, писатель, на ветерок, в прохладу! Тебе бы осень милую, её бархатные грустью октябри, длящиеся этак лет пятьдесят кряду! И придумывается вечность и ею пишется – под тихий и несомненное нечто означающий листопад, и ничто другое не надобно, когда, вглядевшись в седину всеобщего проходящего и вслушавшись в шелестение собственных лет, ты вдруг бросаешься вовне – от затрапезной бытовой обречённости к расцвеченным полянам измышленного пребывания. И тогда дряхлость бытия, бессовестность людская – основа многих пороков, мелкие грешки, вся обыкновенность сосуществования – кажутся чужим отвратным опытом и место имеющим не с тобой, а где-то на иных материках и даже планетах! Позади убогие дебри бетонных пространств и насморочная слякоть – ты, и тяжко и легко, прокладываешь собственную тропу к успеху!
Осень – «дама» зрелая, выдержанная в коньячных тонах; она одинока в грусти, ибо грусть есть чувство неделимое; она многолика – в желто-красных листьях, в лучике солнца сквозь теряющие одежды ветви, в отзывчивых невесомому телу травах, на которых, следуя любовно-побудительному порыву, улеглось твоё, взращённое спорным талантом «я», преисполненное желанием быть, наконец, совершенством.
Выйти на опушку? сие – казус, и даже аллегорический: уверенный в том, что в её нехоженом и некошеном пространстве нет ни хлама дрязг, ни хлада малодушия, ни вины за не исполненное – всё назади и надобностью забыто, ты, былое отринувший, тщательно выписывающий каждую букву, – едва кончив черновой текст, всходишь к миру с триумфом созидателя! Да тут незадача: наново и явью возвращается в прописных словах твоих старое: хлам, хлад, не исполненное! И то, личностное, будто бы оставшееся и отставшее, и это, обретенное твоими выдуманными героями, прогуливающимися страницами набело.
